Иоанна Хмелевская - Клин клином
– Пожалуйста, номер триста тридцать шесть...
При звуке знакомого голоса мое сердце снова зашлось как безумное. Времени на меня не хватает? Черт подери! Если чего и не хватает, так только желания, время – понятие растяжимое. В конце концов, в Варшаву он наезжает недели на две, на три, и что же? Трудно выкроить часок для встречи? Все очень просто: ему на меня наплевать. Ну ничего, переживем, плакать не будем, но как все-таки хочется повидаться...
Уговорились мы на воскресенье, так что в субботу мне было не до звонков, всю субботу я просидела как на иголках, взвинченная до предела. Телефон целый день молчал, ну и пусть себе молчит на здоровье, мне нет дела, у меня завтра свидание...
В воскресенье я сидела в многолюдном ресторане и не спускала глаз с единственного для меня на свете лица. Боже ты мой, до чего же прекрасны на фоне загара эти его голубые глаза!..
Ну много ли мне проку с того, что я, оказывается, тоже прекрасно выгляжу? Что он заметил новую мою прическу? Что он держал меня на улице под руку? Все это абсолютное НЕ ТО, всего лишь милая, задушевная дружба... Конечно же, я не какая-нибудь уродина, со мной приятно показаться на людях, в моем обществе не соскучишься, а дальше-то что? Что дальше?
Но как бы там ни было, вопреки всяческой логике и здравому смыслу, на самом дне глупого моего сердца теплилась робкая надежда. А вдруг?.. Вдруг у него и впрямь туго со временем? Вдруг еще наступит ни с чем не сравнимый момент, когда снова можно будет уткнуться лицом во фланелевую его рубашку с ощущением, что я для него единственная, дороже всех на свете...
Ох, не обманывай себя! Не дождешься... Все мы, бабы, дурехи...
Как можно писать серьезную статью, когда тебя бросает то в отчаяние, то в надежду? Какая, к бесу, статья! Когда зазвонил телефон, я снова сидела на диване, терзаясь черными думами, ничего общего не имеющими с эстетикой интерьера в домах культуры. Резкое треньканье сорвало меня с места как труба боевого коня. Ну конечно же, клин клином! Хватит киснуть и убиваться!
– .. Добрый вечер...
– Наконец-то! – сердито проворчала я.
– Что значит “наконец-то”? Разве так приветствуют добрых старых знакомых?
– Только так. Что вы себе позволяете? Стоило вам замолкнуть на пару дней, как постоялец из триста тридцать шестого снова завладел моими мыслями.
– Срочно постараюсь наверстать упущенное. Я отъезжал в командировку, но уже, как изволите слышать, вернулся и сразу решил напомнить о себе.
– И правильно решили. А я туг на досуге все гадала, кем вы можете быть, и остановилась на двух вариантах. В Аллее Летчиков расположены столичный мясокомбинат и тюрьма. Вы либо мясник, либо начальник тюрьмы. Не исключено также, учитывая ваше пристрастие к ночной работе, что вы служите портье в “Патрии”, но тогда место не сходится. А может, вы ночной сторож?
– Ни то, ни другое, ни третье. Что же касается ночного сторожа, то это была моя розовая мечта, но она так и не осуществилась.
– Чем вы заняты помимо службы?
– Почти ничем, я ведь, кроме шуток, тружусь не покладая рук. Иногда хожу в кино, иногда в театр или на концерт, а большей частью домовничаю, почитываю кое-что, а то и просто бью баклуши.
– А ваше любимое увлечение?
– Вы не поверите – вождение автомобиля.
– Почему не поверю, даже одобряю. У вас есть машина?
– Есть.
– Какая? “Варшава”, на которой вы приезжали?
– А, нет. Это машина моего сослуживца. У меня другая, она сейчас в ремонте.
– А что с ней? Вы попали в аварию?
– Нет, аварий со мной не бывает, лихачить я не люблю. Что-то там случилось с передней подвеской, поломка мне стоила адских хлопот – машина у меня, видите ли, нестандартная, трудно достать запчасти. А теперь давайте сменим тему, поговорим о другом...
Действительно, дальше была затронута тема абсолютно другая. Проблема гипотетической смены контактов с телефонных на непосредственные не могла иметь ничего общего с передней подвеской, будь это даже подвеска нестандартной машины. Я еще не созрела до такого радикального шага, но, так или иначе, обсуждение вопроса продвигалось на удивление гладко. Через час мой собеседник попросил на некоторое время тайм-аут.
В перерыве я интенсивно мыслила, и плодом моих размышлений стало заявление, которое я сделала при вторичном выходе на связь.
– Знаете что, – кротко заявила я, – педантизмом я не страдаю, натура у меня довольно широкая. Можете себе быть хоть золотарем, хоть членом правительства, хоть черт знает кем, мне все равно. Но человек без имени – это уж слишком. Признавайтесь: как вас по правде зовут?
Трубка какое-то время молчала, потом я услышала ответ:
– Простите меня великодушно за эту таинственность. Я понимаю, такая конспирация выглядит по-дурацки, но в данный момент я занимаюсь очень серьезным и ответственным делом и при всем желании не могу раскрыть свое инкогнито. Буду вам очень признателен, если у вас хватит терпения подождать этак с месяц – скажем, пока вы не вернетесь из отпуска и я тоже. И тогда я вам все откровенно объясню. А сейчас, поверьте, не вправе.
– Ну хорошо, – небрежно сказала я, в меру скромных своих сил стараясь скрыть охватившую меня оторопь. – Сохраняйте себе на здоровье свое инкогнито. Но хоть имя-то вы можете назвать!
– Если я скажу, вы меня сразу вычислите.
– Ну не Юзеф же вы Циранкевич.
– Что нет, то нет.
– Тогда чего вы боитесь? Имен в святцах великое множество, каким образом я вас вычислю? А я не могу держать в знакомых человека без имени. Без фамилии, профессии, места работы – еще куда ни шло, но без имени – это уж извините.
– Тогда присвойте мне имя, какое вам нравится. Согласен на любое.
– А если я угадаю, вы признаетесь?
– Признаюсь.
Я с вожделением ухватилась за святцы как черт за невинную душу и начала с первого января. Мечислав!
– Вы не Мечислав, – решительно сказала я. – На Мечислава вы не похожи. На Макария тоже. Данута и Геновефа отпадают. Тит? Вас случайно не Титом нарекли?
– Нет, не Титом.
– Евгений? Евгений вам бы подошел. Эдвард, пожалуй, тоже. Надеюсь, не Телесфор? Каспер? Бальтазар? Самое тут из всего приемлемое – Каспер. Бальтазар больше подходит коту. Юлиан мне не нравится. Люциан – это, конечно, Кидринский. Кстати, а как уменьшительное? Люцусь? Нет, не годится.
Так я дошла до двадцатого января и вдруг, осененная свыше, спросила:
– Послушайте, а может, я по вашему имени уже прошлась?
– Точно, уже промелькнуло.
– Вот незадача. И что же теперь делать?
– Значит, не судьба, ничем не могу помочь. Скажу лишь, что тому, кто читает “Пшекрой”, вычислить меня ничего не стоит.
– Вы имеете в виду последний номер? Он у меня есть, я в него еще не заглядывала.
– Нет, предыдущие...
Так я ничего и не узнала. Положив трубку, тотчас же, рискуя переломать себе конечности, полезла на шкаф, где пылились старые журналы. Увы, “Пшекроя” среди них не было, знакомые уже давно подчистили мои залежи. Я слезла со стула и стала размышлять.
В чем тут дело? Кто он, этот странный, хоть и вполне симпатичный субъект с магнетически красивым голосом? Почему окружает себя такой таинственностью? Вряд ли это просто уловка, рассчитанная на меня – не смахиваю же я на идиотку, которую можно столь дешевым манером поймать на крючок. Да я и так не скрываю, что он меня интересует и что наше знакомство мне отнюдь не в тягость. Пускать пыль в глаза таким пошлым образом способен разве что безмозглый сопляк, а он, без сомнения, человек основательный. Вот история! Не знаешь, что и подумать.
Назови он без всяких околичностей свое имя, я бы на том и успокоилась, терпеливо дожидаясь, пока он сам не соизволит рассекретиться. Но имя, имя – оно гвоздем засело у меня в голове. Я порешила костьми лечь, а до истины докопаться.
Начала я с того, что стала штудировать телефонный справочник, выясняя, какие такие учреждения располагаются на Аллее Летчиков. Листала все подряд, и коллеги мои уже запускали в мою сторону озадаченные взгляды. Что это у нее за бзик такой?
– Пани Иоанна, – посочувствовал мне один из сослуживцев, – у меня дома завалялась телефонная книга десятилетней давности. Если вас интересует этот жанр, может, принести?
Кроме столичного мясокомбината и тюрьмы в вышеупомянутом районе обнаружилось множество всяких кооперативов и военный радиотехнический завод. Может, это то самое? Но тогда при чем тут коммерция?
После телефонной книги я проштудировала все номера “Пшекроя” за последние два года – с такой же основательностью и с тем же результатом, то бишь без оного. Наконец бесповоротно убедила окружающих, что с головой у меня худо, выписав из святцев все имена с первого по двадцатое января и упросив их приставлять к этим именам фамилии всяких известных личностей. Коллеги по доброте душевной подсказывали кто во что горазд: Эдвард Охаб, Евгений Шир, Мельхиор Ванькович, Феликс Дзержинский, Марцелий Новотко, Генрик Сенкевич – увы, все не то. Ни одного проблеска, сплошные потемки.
