Люся Лютикова - Жизнь замечательных детей
— А ты крестная мать, — отбила Женька. — Когда ты в последний раз проведывала своего крестника?
Я попыталась вспомнить. Вроде бы полгода назад. Нет, даже больше: на Новый год. А если сейчас начало сентября, то получается, что я подарила Ларику огромного плюшевого медведя восемь месяцев назад. Это, конечно, безобразие — так забрасывать крестника. Живем в одном городе, всего-то в полутора часах езды. Да, нехорошо, тетя Люся, очень нехорошо…
Словно почувствовав, что стена моего сопротивления дала трещину, Женька умоляюще зашептала:
— Люська, у меня рушится семейная жизнь. Мы с Денисом уже давно общаемся лишь на темы детей и быта: протекает бачок унитаза, у Ларика понос, Игорек опять разбил коленку, а Ольге надо купить новое пальто… Я чувствую, что муж уже перестал видеть во мне женщину, только мать семейства. Наш брак под угрозой. Эта поездка — просто подарок судьбы, мы обязательно должны остаться с ним вдвоем, чтобы все было как раньше. Ты меня понимаешь?
Ну, если дело обстоит так серьезно… В конце концов, неделя — это всего лишь семь дней.
— Но у меня же кошка, если ты помнишь, — привела я последний аргумент.
— А у нас кот! — радостно отозвалась кума. — Бери свою кошку с собой, вместе им будет весело.
— А твой кот не будет ее… хм… домогаться? Куда я потом котят дену?
— Ну что ты, у нас очень тихий и славный кот. На крайний случай их можно просто держать в разных комнатах. Ну так что, согласна?
— Ладно уж. Только потом не удивляйся, если за неделю дети несколько отощают.
— Ты просто мировая подруга! — обрадовалась Женька. — Значит, ждем тебя через два часа.
— Так скоро?
— Я же тебе говорю: мы улетаем сегодня вечером. Пока обсудим все нюансы, я покажу тебе, где у меня что лежит… В общем, найдем чем заняться.
В ванной я долго и придирчиво разглядывала свою помятую физиономию. Определенно, на зеркале пора сделать надпись: «Другие не лучше».
Глава 4
Сплю на новом месте, приснись жених невесте.
Такую фразу прошептала я вчера вечером, укладываясь спать на Женькиной продавленной софе. Я надеялась — к чему скрывать? — увидеть во сне Руслана.
С капитаном Супроткиным я познакомилась прошлым летом, когда спасала свою подругу Настю от несправедливого обвинения в убийстве.[2] С тех пор я тайно в него влюблена. И дело не только в его внешности — капитан весьма смахивает на актера Шона Коннери — просто он очень хороший человек. Сам же Руслан Супроткин относится ко мне исключительно с дружеской симпатией, возможно, ее причина кроется в тортах и пирожных, которыми я всегда потчую гостей. Но я не теряю надежды, что однажды пелена спадет с его глаз, он увидит, какая я замечательная, и предложит мне руку и сердце. Собственно, сегодняшнее гадание на «новое место» и должно было подтвердить эту радужную перспективу.
Но мне ничего не приснилось! То есть абсолютно. Стоило моей голове соприкоснуться с подушкой, как я провалилась в глубокий сон без сновидений. И очнулась только в семь утра, когда над самым ухом противно запикал будильник.
Как же так? А где капитан Супроткин? Неужели у нас с ним нет общего семейного будущего?! Но я не успела предаться размышлениям на эту грустную тему, потому что квартира ожила. Близнецы радостно залопотали в своих кроватках, на кухне заработал телевизор, а на меня прыгнула Пайса. Кошка сердито смотрела зелеными глазами и громко мяукала, требуя еды. Я смутно вспомнила, что вчера так ее и не покормила.
— Тетя Люся, а завтрак будет? — В комнату заглянула Оля в ночной рубашке.
— Я люблю гренки с сыром! — сообщил Игорек, появляясь вслед за сестрой в футболке, перемазанной зубной пастой.
— Какой хороший мальчик, уже почистил зубы, — похвалила я его.
Вчера вечером я решила смотреть на жизнь с оптимизмом и радоваться любой мелочи. Моя задача-минимум — через семь дней передать на руки родителям живых и здоровых детей в количестве четырех штук. Все остальное меня не волнует. Поэтому я должна быть спокойна, как удав.
— Завтрак — будет! — громко, как на параде, объявила я. — Правда, пока не знаю, что именно.
Накинув халат, я потащилась в ванную. Непривычно умываться в полноценной ванной комнате с раковиной и стиральной машиной-автоматом. Еще бы: в моей квартире на туалет, совмещенный с сидячей ванной, отводится 1,5 квадратных метра. Никакой, даже самый маленький умывальник туда уже не помещается. Кухне, совмещенной с прихожей, повезло чуть больше — ей выделили 5 метров. И оставшиеся 11 квадратов принадлежат комнате. Я уже привыкла к постоянной тесноте, к тому, что стирать можно только в тазике, а разогревать на сковороде полуфабрикаты надо осторожно, чтобы не испачкать жиром одежду, висящую напротив плиты. Так что в Женькиной двушке общей площадью 45 квадратных метров я чувствую себя просто королевой. Если точнее — королевой-матерью.
— Оля, их по утрам умывают или как?
Если честно, то вчера я была в каком-то сомнамбулическом состоянии. Поэтому из всего, что Женька говорила мне перед отъездом насчет двойняшек, я помню только одно: Ларик должен первым кататься в коляске. Дело в том, что раньше у младенцев было две коляски — у каждого своя. Но недавно одну коляску украли. Женька по неосторожности оставила ее в подъезде на пару минут, а когда вернулась — ее и след простыл. И теперь на прогулке детки ездят в оставшейся коляске по очереди. Пока одного везут, второй топает своими ножками. Так вот, Илларион настаивает, чтобы право «первого раза» принадлежало ему, и поднимает страшный крик, когда оно достается брату. А Макарушка не привередлив: везут — хорошо, нет — еще лучше. Золотой ребенок.
— Что? — В комнату опять заглянула Оля, на этот раз она уже была одета в джинсы и белую кофточку.
— Я спрашиваю, что мама делает с близнецами утром? Умывает?
— Да, и еще попки моет. Они же в памперсах спят.
Хм, как интересно…
— Но ведь под кроватями стоят горшки. Разве они на них не ходят?
— Не всегда, — загадочно ответила девочка и удалилась причесываться.
Просто какое-то утро открытий. Ладно, сейчас сама во всем разберусь. Подхватив детей под мышку, я поволокла их в ванную. Господи, как их мыть, над раковиной, что ли? Какая тут технология?
Я принялась раздевать Макара. В это время оставшийся без присмотра Ларик вышел в коридор и засеменил на кухню. Придерживая одной рукой Макарушку, я бросилась за его братом и водворила беглеца на место.
Мне катастрофически не хватало еще одной пары рук. И как только Женька с ними управляется? Ведь невозможно левой рукой держать одного ребенка, а правой раздевать второго!
— Стой спокойно, — сказала я Ларику. К моему удивлению, он послушался. Ага, они уже понимают человеческую речь! Это значительно упрощает дело.
Наконец одежда снята, памперсы выброшены, а детки помещены в ванную. Мочалка, мыло, горячий душ — всё, мальчишки чистенькие и розовенькие, словно поросятки.
Наскоро вытерев детей, я принялась надевать на них памперсы и ползунки. В ванную заглянул Игорек.
— Тетя Люся, а почему кошку зовут Пайса? — спросил он.
— Тебе это прямо сейчас надо знать? — удивилась я.
— Да.
— Я вчера уже говорила, а ты не слушал, — напомнила я ему.
— Ну расскажи еще раз, расскажи… — принялся канючить мальчишка.
— Ладно, расскажу, если поможешь одеть Макара.
Во многих юго-восточных странах слово «пайса» (ударение на последний слог) означает «деньги». Я назвала так свою кошку, потому что она трехцветная. По нашему русскому поверью трехцветные кошки приносят в дом достаток.
— Значит, твоя кошка приносит деньги? И нам принесет, раз она у нас живет? — обрадовался ребенок.
— Обязательно, — убежденно сказала я.
— Тетя Люся, а что такое критические дни?
Довольно неожиданная смена темы, не правда ли? И как прикажете отвечать? Я решила не рисковать и ограничилась стандартным ответом:
— Потом спросишь у мамы.
— Я уже спрашивал, она сказала, что узнаю, когда вырасту.
— Значит, узнаешь, когда вырастешь, — отрезала я, но, заметив его расстроенную мордашку, добавила: — Ты даже не представляешь себе, Игорек, какой ты счастливый. Я бы все отдала, чтобы вернуться в то время, когда я тоже не знала, что такое критические дни. К сожалению, это невозможно. Эй, ты куда? А завтрак?
Игорь уже надел ботинки и стоял в прихожей с ранцем за спиной.
— Я в школу.
— Как — в школу? Она ведь в половине девятого начинается.
— Нет, сегодня у меня внеклассное чтение, оно в восемь.
— Господи, а поесть? Ладно, сейчас что-нибудь тебе быстренько соберу. Последи пока за близнецами!
Я кинулась на кухню к холодильнику.
— И зачем они детей мучают? В такую рань занятия! Совсем учителя взбесились, — возмущалась я, строгая хлеб с сыром.