Лариса Ильина - Вредность не порок
Закрыв глаза, я молчала. Мне никогда не приходило в голову, что бабка догадалась о том, что мы со Стасом не родня. А она знала, но промолчала. Хотя это вовсе не в духе Степаниды Михайловны. А про все остальное…
Я вздохнула. Про все остальное я, наверное, сама знала.
Очень давно. Так давно, что об этом забыла…
— Прошлой ночью снова вернулся. Под глазами мешки, щетина черная, плечо кровит… Руку все к боку жмет… Я его перевязала, он поел малость да сказал, что поспит пару часов и чтоб я разбудила. Под утро ушел, машину оставил. Я уж думала, не будет этому конца. Спросила: «Когда вернешься?» Не было у меня больше сил ждать, Настя… А он смеется, говорит, скоро вместе вернемся… Вот я тебя увидела и подумала…
— Так он сказал, куда ушел?
Бабка покачала головой.
— Ну хоть что-нибудь он говорил? Имена или место?
— Ничего не сказал.
Она тяжело поднялась и прошла в кухню. По дому разлился пьянящий запах сердечных капель, я вскочила на ноги:
— Что случилось?
— Ничего, — устало мотнула головой бабка, — до утра бы дожить…
Я понимающе кивнула и посмотрела за окошко. Приближающееся утро неторопливо размывало фиолетовую тьму над верхушками деревьев, напоминая о том, как коротки бессонные летние ночи. Тут вдруг я охнула и сама себя удивила:
— Я знаю, где Стас…
Оставив причитающую, словно над покойником, бабку, спустилась во двор и решительно направилась в сарай. В предрассветной тишине тихонько скрипнул оконный ставень и раздался жалобный бабкин голос:
— Настя, не надо… Вернись…
Я оглянулась и махнула ей рукой. Никак я не могу остаться. Но я обязательно вернусь…
Войдя в сарай, я прикрыла за собой дверь и зажгла свет. Тут стояла «девятка», забрызганная грязью по самую крышу. Сейчас она выглядела так, словно ее пытались прокрутить через мясорубку, но потом передумали.
Да, на такой машине показываться на дороге небезопасно, первый же гаишник будет твой. Я с большим трудом открыла багажник, видно, от удара его перекосило. Еще большее затруднение вызвали поиски фонарика, обычно лежавшего у Стаса в дорожном ящике. Всегда содержавшийся в образцовом порядке багажник теперь представлял собой весьма живописное зрелище и был набит под завязку. Тут же на глаза попался прозрачный полиэтиленовый пакетик, и его содержимое на некоторое время заставило меня раскрыть рот, позабыв, зачем я сюда пришла. В пакетике была моя собственная зубная щетка, та самая, которую я потеряла в недостроенном коттедже.
— Господи, — прошептала я, теряясь, — я уже больше ничего не понимаю…
Однако время текло, наконец я выудила из багажника фонарик и вышла на улицу.
В считанные минуты я добралась до заветного зеленого забора, безмерно радуясь окутавшему деревню густому утреннему туману. Улицы пока еще были пусты, но рассвет приближался, и весьма скоро за ворота выйдут неугомонные коровьи владельцы. Отдышавшись, я огляделась и прошла в конец забора, туда, где начинался соседствующий с Савченко участок Валентины Петровны.
Забор Валентины Петровны был сделан из штакетника, поэтому я легко взобралась на самый верх и уже оттуда перемахнула во двор к Савченко.
Благополучно приземлившись между кустами смородины, осторожно отряхнула ладони и прислушалась. Во дворе по-прежнему было пусто, свет в доме не горел, и дверь сарая была все так же прикрыта.
Где-то далеко пропел вдруг петух, я вздрогнула и крепче стиснула фонарик. Пробравшись по кустам до торца сарая, я опустилась на четвереньки и медленно выглянула из-за угла. До дома оставалось метров десять, но разглядеть что-либо в окнах не удалось. Три из четырех окон были затянуты занавесками, крайнее, четвертое, окно загораживал цветочный горшок с огромным столетником. Решив сосчитать до трех, я задержала дыхание, но получилось только до двух, а я уже оказалось возле дома, распластавшись под крайним окном, словно морская звезда.
Этот героический бросок на некоторое время совершенно лишил меня сил, зато появилось время подумать, как же я буду отсюда выбираться, если моя гениальная догадка окажется-таки ошибочной. Потому что темный дом безмолвствовал, не подавая никаких признаков присутствия живых существ. Я аккуратно перевернулась и осторожно заглянула в окно. Несмотря на то что почти всю полезную площадь загораживал собой гигантский столетник, было видно, что это кухня, и она пуста. Я перетекла ко второму окну. Однако оно было плотно занавешено. Удача явно поджидала меня у следующего, там край занавески сбился в сторону, и я не стала терять времени. Приблизившись к щели, заглянула внутрь и мгновенно отпрянула… В комнате в паре метров от окна стоял стул. Дрожащее пламя свечи выхватило из полумрака бледное осунувшееся лицо. Левая скула рассечена, глаз заплыл, однако опухшие разбитые губы кривила насмешливая улыбка…
Я живо опустилась на корточки, вцепившись зубами в собственный кулак. Да что же это делается… Вдруг откуда-то снизу, по ногам, по животу, к горлу потянулась вязкая волна холодной колючей ненависти. Я закрыла глаза, расслабила плечи и глубоко вздохнула. Мне уже доводилось испытывать это необъяснимое, странное чувство.
Я знала, что это такое. Моя белая ворона объявила войну.
Дверь сарая едва слышно скрипнула, я легко скользнула внутрь и тут же прильнула одним глазом к щели.
Все тихо. Я подождала немного, чтобы убедиться, что меня никто не заметил.
Теперь здесь было гораздо светлее, но все же пришлось потратить время, чтобы снова найти люк. Что ни говори, а строители здорово постарались, чтобы спрятать его от посторонних глаз. Я быстро справилась с крышкой и, осторожно перегнувшись, посветила вниз.
Узкий луч выхватил из темноты белую кирпичную стену и недвижную темную фигуру, застывшую у последней ступеньки крутой лестницы. Оставив люк открытым, я начала спускаться. На середине лестницы глянула вниз, примеряясь, чтобы не наступить на распластанное тело.
Фонарик вдруг крутнулся в пальцах и со стуком упал на каменный пол подвала. Звякнуло разбитое стекло, и в каменном мешке стало темно. Я раздраженно выругалась и взглянула вверх. Свет был весьма слабым, но возвращаться некогда. Где-то рядом с Совой должен быть оставленный мной огарок свечки… Я судорожно ощупала задний карман джинсов, по счастью, зажигалка все еще была там. Подсвечивая, я спустилась вниз и огляделась, стараясь не смотреть на посиневшее лицо покойника. От свечки осталась самая малость, однако это лучше, чем кромешная тьма. Быстро пройдя по коридору, я добралась до комнаты, в которой обычно сидел Сова.
Здесь все было по-прежнему, я зажгла свечку и поставила ее на стол. Вытащив из-под стола автомат, досадливо поморщилась. Как привести эту конструкцию в рабочее состояние, я не знала, с сожалением вздохнув, пристроила автомат на место и подошла к стеллажу. Взяв с полки тяжелый сверток, осторожно размотала плотную чистую тряпку и оказавшуюся под ней промасленную бумагу. На темном стволе пистолета заплясал отсвет неровного дрожащего пламени. Я вытащила магазин. Он был пуст.
— Черт… — протянула я, теряясь, — ..не заряжен…
Тут взгляд упал на край стола, где стояла свеча. Как я могла забыть?! Схватив серую картонную коробочку, торопливо рванула крышку… До этого момента мне никогда не приходилось снаряжать магазин пистолета, однако руки сами делали свое дело, словно вспоминали что-то давно забытое… А может, мы слишком много смотрим телевизор? Сцапав левой рукой стремительно тающий огарок, я пнула ногой массивную войлочную дверь. Она послушно распахнулась, но в ту же секунду свечка прощально мигнула, и я оказалась в кромешной темноте…
Я чиркнула зажигалкой, щелкнула флажком предохранителя и прицелилась в набитую паклей бочку. Несмотря на тщательную изоляцию комнаты, уши заложило, но это было не самое худшее. При отдаче пистолет так вскинуло вверх, что я едва не ударила им по лбу. Значит, нужно держать двумя руками, иначе я пристрелю сама себя.
Но чем тогда держать зажигалку? Пожалуй, небольшой костер из старых пожелтевших газет даст мне выстрелить еще раз. Скрутив газетные листы в жгуты, я сложила их на цементном полу и оглянулась. Встав на цыпочки, стянула с верхней полки стеллажа чуть припорошенный пылью тяжелый альбом. Галерея Дрездена… Кому он понадобился? И зачем? Я горько усмехнулась. Прости меня, Ирка…
За спиной весело заплясали оранжевые языки пламени, и в подвале сделалось светло, словно днем.
Я обхватила рукоятку пистолета двумя руками и пропела:
— Раз.., два…
Грохнул выстрел, ствол пистолета дернулся, но я улыбнулась.
— Все ясно… Теперь пора…
* * *Еще раз проверив предохранитель, я опустила руку вниз, слегка надавила плечом на обитую желтоватым дерматином дверь и нажала на ручку. К моему удивлению, она подалась, и я оказалась в узких захламленных сенях. Здесь не было света, поэтому я мягко прикрыла за собой дверь и опустилась на корточки, привыкая к полумраку. В сенях было три двери, правая, вероятно, вела на кухню, средняя — на второй этаж, значит, мне нужна левая… Я прислушалась. Определенно, из-за левой двери слышались голоса, вернее, один голос. Вот голос зазвучал громче, интонация изменилась, я услышала звук удара, и кто-то охнул так, словно в глухой железной бочке хлопнули в ладоши. Я вскочила на ноги, распахнула дверь и влетела в комнату…
