Наталия Левитина - Девушка без недостатков
— М-м…
— И у вас классная попка!
— Анн-Мари!!!
— Нет, ну правда.
— Кошмар, — прошептал себе под нос Валдаев.
Первые гонцы стыда достигли помутненного алкоголем сознания и вонзили отточенные пики в Сашино самолюбие. Он ясно представил, что в клубе находились знакомые ему люди или знакомые его многочисленных знакомых. Значит, уже завтра рассказ о выступлении на сцене «Джонни» разнесется по городу, обрастая деталями, превращаясь в эпос.
— А, будь что будет, — махнул рукой Александр. Изменить ситуацию было невозможно, оставался единственный выход — призвать на помощь чувство юмора и самоиронию. — М-да, ну я отчебучил…
— Санечка, вы были на высоте, — успокоила Анн-Мари. — Подобного азарта и раскрепощенности я не видела и в парижских стрип-барах. Ну, да, вы ведь не нанятый танцор. Вы не отрабатывали номер, вы просто резвились.
— Точно, Сашка! Согласись, любительское порно всегда интереснее профессионального. Ты сам говорил, — подбодрил друга Здоровякин.
Валдаев посмотрел на Илью и Анн-Мари взглядом, полным нежной материнской любви. Сейчас он придушил бы их обоих!
Глава 32
Лизу радовали пейзажи. Деревья потрясали буйством красок, любимые тона Лизы — желтый, медный, оранжевый — наполняли город теплым светом. Над осенним великолепием раскинулось яркое, прозрачное, синее небо.
Но все было невыносимо плохо. Мрачное настроение не покидало труженицу «Артиссимо» последние дни. Она не появлялась в студии, злостно прогуливая работу, потому что боялась упреков и косых взглядов. Когда ей на глаза попадалась реклама банка «Антей», она вздрагивала. Рекламные щиты толпились вдоль дороги, как девочки на панели, их было много, но Лиза видела лишь одно: знакомый вензель, красные буквы. Сразу вспоминалась мучительная мизансцена в банковском кабинете, разъяренный Артур Иванович, удивленные зрители. Затем проносились в памяти кадры жизни злосчастного макета — кропотливая разработка, многочисленные переделки, обсуждения. За время изготовления макет стал для сотрудников «Артиссимо» любимым детищем. И вот — бесславная кончина на шее у председателя правления банка!
Потом тоскливые мысли Елизаветы плавно перемещались на другой предмет. Она ехала в больницу забирать обновленную и отреставрированную Алину Владимировну. На заднем сиденье лежало в чехле эффектное платье, несомненно, призванное сразить наповал хирурга Сергея Маратовича. Долгие дни Алина Владимировна красовалась перед новым кавалером в трогательной пижамке и с бинтами на голове, и вот настало время реванша.
Вопрос о маминой тайне не переставал волновать Лизу. Она боялась неприятных открытий и возможного маминого смущения.
Как же узнать о деньгах? Или ничего не говорить? Но я ведь скажу, что получила в банке ее зарплату. И что? Обязана ли она мне объяснить? Нет? А вдруг… Не знаю… И не с кем посоветоваться!
Внезапно что-то, мелькнувшее за стеклом справа, заставило прекрасную автолюбительницу резво сменить ряд и свернуть в ближайший переулок. «Восьмерка» вернулась назад, туда, где Лиза увидела бело-синюю вывеску "Центр психологического консультирования".
«Вот это как раз то, что нужно, — подумала она. — Пусть меня проконсультируют. Пусть объяснят, что делать.
Критический взгляд дизайнера сразу отметил несколько мелких промахов в оформлении интерьера. Если комната предназначена для задушевных бесед с нервными посетителями, то цвет стен должен быть менее интенсивным. Непонятно, зачем над диваном повесили бра. Оно выбивается из общего стиля, притягивает взгляд несуразностью. Или это особый психологический прием?
В комнате появилась женщина в возрасте слегка за сорок. Приятные черты, обаяние, профессионально внимательное выражение лица располагали к разговору. Лизе сразу же захотелось со слезами свалиться ей на грудь и выложить накопившееся. Да. Лиза всласть бы пожаловалась! Она планировала живописать собственные страдания из-за бойкота, объявленного ей сотрудниками «Артиссимо», облить презрением отвратительного сластолюбца Артура Ивановича, вспомнить о нападении в подъезде, когда ее пытались изнасиловать, погоревать о недостаточной честности родной мамаши, посетовать на благородство и назойливость Рудницкого и, конечно же, уделить сосредоточенное внимание некоему гражданину, чье более частое появление в Лизиной жизни очень бы порадовало девушку.
Именно все это она собралась сообщить даме-психологу, уши которой на целый час были отданы в Лизино распоряжение (она уже оплатила услуги центра). Но Лиза ничего не успела сказать.
Женщина всплеснула руками и радостно заулыбалась.
— Лиза! Здравствуй!
— Здрасте, — опешила Лиза, но на всякий случай тоже улыбнулась. Дама была совершенно ей незнакома.
— Ты меня не помнишь?
— Нет…
— Я Елена Садовченко, Елена Витальевна. Мой муж Юра и твой папа были близкими друзьями, воевали вместе в Афгане в восьмидесятом году. Ах, ну да, конечно, ты меня не помнишь. Тогда ты была совсем малышкой. После того, как твоя мама… В общем, мы перестали поддерживать с Алиной отношения. А почему ты здесь? У тебя какие-то проблемы?
Кажется, Лизины проблемы пухли и увеличивались, как объевшиеся пиявки; и встреча с Еленой Витальевной только усугубила положение. При упоминании Алины Владимировны по лицу психолога пробежала тень, что заставило Лизу насторожиться. Да здесь тоже скрывалась какая-то тайна. — Вы знали моего отца?
— Конечно! Ты поддерживаешь с ним отношения? — Нет, — поджала губы Елизавета. — С тех пор, как он нас бросил, я его больше не видела. На минуту Елена Витальевна впала в оцепенение.
— Он вас бросил! Да кто тебе сказал подобную глупость! — выговорила она, наконец.
В ее голосе звучало негодование. Вероятно, две супружеские пары двадцать лет назад объединяла серьезная дружба, если воспоминание о том времени заставляло Елену Витальевну открыто переживать. А все ли психологи так эмоциональны?
— Он нас бросил! — упрямо повторила Лиза. Она твердо знала об этом всю свою сознательную жизнь, страдала, пыталась стать лучше, чтобы когда-нибудь встретиться с отцом и доказать ему, как он ошибся и чем он пренебрег.
— Понятно, — усмехнулась психологиня. — Алина запудрила тебе мозги. От нее нельзя было ожидать другого.
— Я не понимаю, — с тоской простонала Лиза. —
Объясните! Что случилось?
— Конечно, я объясню. Когда Юра и Андрей, твой папа, вернулись из Афгана, оба, кстати, раненые, твой папа обнаружил, что Алина не теряла даром времени. Ее жизнелюбие и коммуникабельность не знали границ. Для Андрея она была первой и единственной любовью. Удар, нанесенный ему женой, был страшен. Он был раздавлен и уничтожен. Уехал из города.
— Я не верю! Мама сказала, он нас бросил, потому что полюбил другую женщину.
— А что она еще могла тебе сказать?
У Лизы на глазах навернулись слезы. Обратилась, называется, за советом. И получила психологической помощи на полную катушку.
— Это невозможно!
— Ты спроси у своей мамы!
Елена Витальевна вышла из комнаты и вскоре вернулась с деньгами.
— Возьми. Извини, что так получилось. Но поверь, тебе лучше знать, что твой отец не виноват, чем думать о нем гадости. Если он больше никогда не искал встречи с тобой, то, я думаю, лишь потому, что ты слишком похожа на мать. И ему было бы больно смотреть на тебя…
Лиза выползла на крыльцо в состоянии крайней растерянности и подавленности. Ей представилось, что она маленькая разноцветная гусеница, и по ней промаршировал строй солдат.
Кроме растерянности, Лиза испытывала негодование. Во-первых, она считала целесообразным растерзать лживую мамулю. Во-вторых, она думала вернуться в центр и поставить фингал Елене Витальевне — за бестактность и бесцеремонность, недостойные человека ее профессии.
И еще одно чувство трепетало в груди, словно мотылек, задевая легкими крылышками сердце, — чувство любви к отцу, ранее всегда спрятанное под многовековыми отложениями обид. Теперь оно робко и нежно толкалось в ребра, напоминая о себе, рождая надежду.
Хирург Сергей Маратович едва не заработал вывих. Ему постоянно приходилось бороться с собственными ногами, которые — при любом направлении движения — всегда норовили привести его прямо в палату к несравненной Алине Владимировне. У них уже был секс, и Сергей Маратович понял, что жизнь, в целом, удалась.
Сейчас, вежливо удаленный из оазиса, где он только и дышал полной грудью, Сергей дежурил в коридоре у окна, мимоходом перебрасываясь репликами с коллегами и пациентами.
— Лиза, привет! — окликнул он дочку той, что стала для него бесценна на данном отрезке жизненной дороги.
— Дрсть, — не очень вежливо отозвалась девушка. Она несла чехол с нарядом, перекинув его через плечо, и еще парочку пакетов: несомненно, для мамы.
