Ирина Потанина - Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
— Прекрати! — мысль о том, что Робин считает меня предательницей, отчего-то оказалась непереносимой, — Я всего лишь пришла забрать Мэтра. Зла ни тебе, ни ребятам я не желаю…
«Что ты несешь?! С чего оправдываешься?!» — изумился кто-то внутри меня, — «То есть, ты позволишь Робину продолжать и дальше заставлять мальчишек грабить людей? Ему-то что? Уедет, и след его затеряется в далеком закордонье. А ребятам отвечать придется.»
— Не желаешь? — Вадим, казалось, только и ждал подобного моего признания, — Тогда, сделай милость, — Робин движением переигрывающего фокусника вытащил из-за пояса мобильный телефон, — Позвони своим, м-м-м, проверенным людям, — Вадик улыбнулся так невинно, словно речь шла о какой-то совершенно незначительной услуге, — Будь так любезна, предупреди, что с тобой всё ОК и письмо читать не надо…
«Ничего себе запросики!»
— Читайте классиков, господа. Сначала стулья. В том смысле, что прежде мы с находящимся в полном здравии Мэтром целыми и невредимыми разъедемся по домам… — невольно я переняла Вадькину игру и теперь тоже изображала ни к чему не обязывающий светский треп.
Вадим задумался, якобы отвлекшись на заваривание чая. Кинув в веселенькие цветастые чашечки заварку, он залил её кипятком и накрыл сверху невесть как сохранившимся здесь журналом «Работница», выпущенным в середине прошлого века.
— Ты ставишь меня в совершенно неэстетичную позу, — соизволил-таки заговорить Вадим, — Предположим, я отпущу Мэтра. Вы оба окажетесь на свободе. Свобода опьяняет и, кто знает, что вам придет в голову в следующий момент…
Я вдруг заметила, что пальцы Вадима слегка подрагивают. Несколько капелек пота, выступившие на аристократическом Робиновском лбу, явно не имели ничего общего с уже давно отправившейся на ночной отдых жарой. Видимое спокойствие Вадика давалось ему с огромным трудом.
— Я обещаю тебе, — начала я.
— Ты не можешь обещать за других людей, — быстро проговорил Робин, и стало ясно, что он предвидел подобный мой ответ.
— Мэтру не выгодно подставлять тебя. Тем самым он откроет и собственную причастность к ограблениям, — в ответ на это изречение, Вадим страдальчески воздел руки к потолку и скорчил такую мину, будто я говорила нечто невообразимо глупое, — Хорошо, что ты предлагаешь? — мне тоже все труднее давалась хладнокровность.
Вадим вздохнул с облегчением, приняв мой вопрос за согласие сотрудничать.
— Ты отменяешь своё письмо, говоришь мне, где хранится рыжий чемодан и остаешься моей гостьей до, скажем так, окончательного завершения операции. Это еще дня три, не больше. Со своей стороны гарантирую уважительное отношение и полную неприкосновенность, как тебе, так и мужу твоей Виктории.
— Не согласна ни с единым пунктом. Даже с последним, потому что в твоем участии моя неприкосновенность не нуждается.
— Ошибаешься, — всё тем же жестом фокусника Робин достал из-под полы пиджака пистолет и навел его на меня, — Звони, — коротко бросил он, сделавшись вдруг очень серьезным и напряженным.
— Что это? — мне вдруг сделалось жутко смешно, — Нет, ну нормально?! — истеричные всхлипывания смеха выдавливались из меня, совершенно не обращая внимания на мои попытки сдержать их, — Я, рискуя быть загрызенной насмерть собственной совестью, ищу с ним встречи, решаюсь на опасные переговоры, еду на ночь глядя ч-черт знает куда, а он… А он оказывается банальным гангстером с пистолетом… Вадик, ты разочаровываешь меня.
— Прекрати эту истерику! — Вадим не спускал с меня ни глаз, ни смертоносного дула, — С тобой серьезно разговаривают! — Вадим отчего-то тоже не смог сдержать сдавленного смешка, — Котька, перестань, — продолжил он уже совсем другим тоном, — Ну подумай сама, что бы ты делала на моем месте? Ты не оставляешь мне выбора. Ты сама решила воевать против меня. А на войне, знаешь ли, как на войне. Тем более, никакие другие доводы на тебя не действуют, — Вадик, словно указательным пальцем, назидательно покачал дулом пистолета, — Позвони ты уже, чтобы я мог убрать эту штуку. Знаешь ли, ружье в кадре обязывает к выстрелам… Я такого не хочу…
Я вдруг представила, что будет, если Робин решится выстрелить. Краткий миг боли, потом погружение в объятия блаженного беспамятства. И покой. Долгожданный, вымаливаемый, необходимый… Потом я представила реакцию Георгия. Он, конечно же, отнесется к происшедшему философски. Не сломается, будет жить дальше. Бороться за свою справедливость и покой мирных граждан. Только скорбные складки в уголках губ, да ставший вдруг совершенно пустым взгляд, выдадут тяжесть и бездонность потери. Сначала он, правда, перебьет в качестве мести всю без разбора шайку Робина. Мне вдруг стало жалко Шурика с Артемом. Да и Васька с Сержем. И Робина. И даже Некту, немного… Он ведь не виноват, что оказался в такой роли… А потом мне стало ужасно жалко маму. Она, конечно, будет в трансе. Правда, Настасье моя гибель, вполне возможно, пойдет на пользу. Как дурной пример, которому не стоит подражать. Как ранняя трагедия, которая мгновенно делает человека мудрее и учит ценить близких…
— Ты прекратишь надо мной издеваться? — голос Робина вернул меня к реальности, — Может, в такое время уже слишком поздно звонить? — добровольно подсказывал мне возможные пути к временному перемирию Вадик, — Пообещай, что утром позвонишь.
Мне вдруг стало невыносимо противно. Робин играл в нехорошие игры. Играл с людьми, будто они были просто марионетками. Нажимал, словно на механические кнопки, на различные инстинкты и психологические нюансы, добивался интересных результатов, забавлялся… Кто дал ему право считать окружающих материалом для психологических опытов? Да мы сами. С точностью механических часов, отрабатывая все возложенные на нас прогнозы, мы подпитывали манию Вадика и ему подобных. Кто сказал, что инстинкт самосохранения, на который ныне пытался давить Робин во мне, действительно имеет надо мной безграничную власть?
— Стреляй, — я посмотрела прямо в глаза первому мужу, сама удивившись собственному спокойствию, — Шутки кончились. Угрожаешь — будь готов выполнить угрозы. Может, хоть совершив нечто действительно ужасное, ты прекратишь свои глупые игры и излечишься от потребности выстраивать людей в сюжеты. Стреляй.
Мир, в котором Робин Вадим, близкий друг, первый муж и во многом учитель, мог выстрелить в меня, был мне не нужен.
Вадим выстрелил. Я зажмурилась и, не сдержавшись, зарыдала.
«Он все-таки сделал это! Предатель! Как он мог? За что?»
Через несколько секунд Вадим трясущимися руками прижимал мою содрогающуюся в рыданиях голову к своей груди и причитал что-то невнятное.
— Ну Котенька, ну ты чего… Ну успокойся… Я ж в плитку стрелял. Не в тебя. Вот, докатились… Ну а что мне еще остается делать? На мне ж не только за себя, и за ребят еще ответственность. Ну успокойся, а.
Я подняла глаза, и увидела в глаза Робина слезы. Ох, нелегко ему дался и наш разговор, и этот дурацкий выстрел.
— Вадь, — мне стало вдруг пронзительно жалко этого запутавшегося в собственных играх человека, — Давай искать компромиссы. Я не могу позволить тебе и дальше морочить головы детям и держать в плену взрослых… Ты безжалостно играешь с судьбами. Твои эксперименты на людях — это ужасно.
— Давай, — на удивление легко согласился Робин, — Конечно, давай. Если бы знала ты, как мне самому надоела роль негодяя, — горечь в словах Вадима не оставляла сомнений в его искренности, — Сначала я думал, что все это будет весело. Я сам добился всего, что у меня есть. Мне хотелось научить людей не бояться добиваться… Но оказалось, — Робин говорил уже не мне, кажется он формулировал ощущения в слова для самого себя, — Оказалось, что это не так просто. Вести кого-то за собой — это большая ответственность. Это слишком большая ответственность. Лишняя, не нужная. Я не хочу больше всех этих экспериментов. Хватит. Я хочу спокойно спать по ночам. Знаешь что? — он, наконец, разжал объятия и вдруг оживился, — Ведь Мэтр, он очень умный парень… Вот с ним и посоветуемся. Он-то точно что-нибудь придумает. Договорились?
— А где он? — все еще всхлипывая, поинтересовалась я.
— Да здесь же, — Вадим показал рукой на дверь, ведущую вглубь дома, — Где ж ему еще быть.
Я кинулась к этой двери.
Вопреки всем моим ожиданиям, Шурик был гладко выбрит, подтянут, и выглядел, пожалуй, значительно лучше, чем за долгие годы проживания на свободе. Пленник содержался в просторной, но захламленной мебелью комнате, единственным недостатком которой было отсутствие окон. Шурик, привычно ссутулившись, сидел за компьютером. На мониторе, извиваясь, прыгали и истекали кровью монстры из компьютерной игры. Всё это я наблюдала, глядя в глазок добротной двери.
— Открывай, — уже закипая, проговорила я.
Робин безразлично хмыкнул и нажал кнопку звонка. По монитору мгновенно прошла помеха. Шурик раздосадованно стукнул кулаком по столу, потом, видимо, вспомнил, отчего бывает помеха и снял наушники. Вадим еще раз нажал на звонок.
