Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды
Регину Глебовну признали вменяемой, на мой взгляд, это еще одна судебная ошибка. Быстрова-старшая, стоит ей завести разговор о Беате, мигом делается сумасшедшей. Но на суде было оглашено заключение, подтверждающее, что госпожа Быстрова может отвечать за свои поступки. Несмотря на весь ужас совершенного ею действия, мне было жаль Регину Глебовну, которая, сидя на скамье подсудимых, явно не понимала, почему она сюда попала.
— Беата — убийца, — упорно твердила она, — она лишила жизни моего сына и мужа, я только отомстила за их смерть.
Но судья, довольно молоденькая женщина, отнеслась к несчастной преподавательнице предвзято, посчитав ее откровенные высказывания актерством.
— Я очень хорошо знаю, как свекровь способна ненавидеть невестку, — в какой-то момент заявила служительница Фемиды.
Я перевел взгляд на ее правую руку, увидел тускло поблескивающее обручальное кольцо и понял, что судьба Регины Глебовны предрешена. Судьи тоже люди. Хоть они обязаны быть объективными и оценивать ситуацию беспристрастно, сами знаете, как получается в действительности. Было понятно, что судья, у которой дома имеется своя свекровь, отомстит за всех невесток. Но приговор не прозвучал. На одном из судебных заседаний Регине Глебовне стало плохо, ее увезли с инфарктом в больницу, где она скончалась через пару дней, так и не приходя в сознание.
Девочка Катя, с которой мы прятались от пожара в ванной, оправилась от перенесенного ужаса. Нора, раздав взятки, решила судьбу ребенка. Она пристроила Катю в семью богатых бездетных американцев Смитов. Когда госпожа Смит узнала, что Катюша одна жила на вокзале, питаясь отбросами, она, заливаясь слезами, прижала девочку к себе и больше уже не отпускала. В апреле Катя улетела в маленький городок Брам в штате Калифорния, скорей даже, как сказали бы у нас, поселок городского типа. Смиты присылают Норе письма с фотографиями. В пухленькой, розовощекой девочке, радостно выглядывающей из большого бассейна, расположенного возле двухэтажного особняка с американским флагом на крыше, невозможно узнать изможденное существо, спавшее на полу в грязной квартире. Катя забыла все невзгоды, она начала говорить, но только на английском языке. Смиты, естественно, расскажут дочери о ее происхождении, но Катя будет считать себя американкой, что в ее случае только к лучшему.
Нора сумела отобрать у Ороевых Лизу. Понимаю, что у вас возникают сомнения в законности этого поступка, но, когда моя хозяйка что-нибудь задумает, остановить ее не может ничто. Лизу тоже отдали приемной матери, которой стала… Соня. Давайте оставим эту ситуацию без комментариев. Счастливы все: девочка, получившая настоящую, заботливую маму, и Соня, которой есть на кого выплеснуть запасы любви.
Ленка по-прежнему готовит мерзкую еду. Но я купил электрочайник, СВЧ-печку и по вечерам тайком ужинаю в своей спальне, отвечая на все вопросы нашего «Фрица»:
— Язва замучила, доктор велел мне есть два раза ночью, в два и четыре. Ну не будить же тебя? А идти на кухню и греметь кастрюлями неохота.
Николетта… О, тут особая ситуация. Вчера утром маменька потребовала, чтобы я приехал к ней, как она выразилась, «попрощаться перед смертью».
Я сел в машину, в свои «Жигули», и явился на зов.
Николетта утопала в кружевах и пледах. Сдерживая ухмылку, я сел около кровати в кресло, взял ее ручку, унизанную перстнями, и приготовился выслушивать в очередной раз рассказ о том, где хранится чемодан, набитый пожелтевшими любовными письмами. Матушка всхлипнула, я взглянул в ее лицо и перепугался. На нем не было макияжа, а опухшие глаза и красный нос без слов говорили: их хозяйка долго плакала.
— Что случилось? — подскочил я в кресле. — Тебе плохо на самом деле?
— Ужасно, — пролепетала Николетта, — хуже некуда!
— Врача вызвать?
— Он мне не поможет!
Вот тут я испугался по-настоящему. До сих пор матушка обожала призывать медицину, спектакль «Смерть Николетты» отшлифован у нас до мелочей и идет на семейной сцене не первый год. И вдруг такая странность.
— Немедленно говори, что случилось! — велел я.
— Ты не поймешь…
— Попытаюсь!
— Все мужчины — сволочи! Миша…
Я не стану вам приводить полностью рассказ маменьки. Утомительно подробное повествование перемежалось рыданиями, не фальшивыми, а самыми настоящими. Чтобы долго не мучить вас, сообщу причину горя. Стриптизер Миша бросил Николетту и переметнулся к Коке.
— Он сказал, — заливалась плачем матушка, — что мы останемся лучшими друзьями! Представляешь, какой позор!
У меня свалился камень с души. Значит, Кока, поговорив со мной, развила бурную деятельность и отбила альфонса.
— Что же тут позорного?
— Ах, Вава, меня никогда, слышишь, никогда не бросали мужчины!
Я хотел было сказать, что все в жизни когда-то случается впервые, но вовремя прикусил язык.
— На завтра намечена их свадьба, — ныла Николетта, — меня, конечно же, позвали!
— Оденься пошикарней и иди!
— Нет, ни за что!
— Почему?
— Вава, тебе не понять!!!
— Сделай милость, объясни.
— О господи! Ну подумай сам, каково мне придется! Во-первых, Кока купила себе новую шубу, а у меня все та же норка.
— На дворе начало июня! Какая шуба?
— Боже, Ваня, говорю же, ты не поймешь! Бракосочетание назначено на семь вечера, все явятся в бальных платьях с оголенными плечами и спинами, а сверху обязательно набросят мех! Но главное не это! Кока выходит замуж! Между прочим, ей сто лет в обед! За молодого красавца! А я? Завалюсь в старой шубейке, одна, словно жалкая нищенка!
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Всем вокруг известно, что ты мой сын, а не любовник, — зарыдала маменька. — Кока обштопала меня, обошла на повороте.
Я посмотрел на Николлету. Маменька полулежала в подушках с абсолютно несчастным лицом ребенка, которому Дед Мороз вместо роликовых коньков подарил учебник по алгебре. Внезапно впервые в жизни мне стало ее по-настоящему жаль. Николетта и есть ребенок, эгоистичный, себялюбивый, избалованный, но другой матери-то у меня нет и никогда не будет.
— Вставай, — велел я, — едем.
— Куда?
— В магазин, за новой шубой!
Маменька перестала рыдать, быстро села, но потом снова упала в подушки.
— Нет, одна я не пойду на свадьбу.
— Собирайся, — сказал я, вынимая телефон, — будет тебе кавалер.
— Откуда? — оживилась матушка. — Кто?
— Молодой и красивый!
— А он сделает вид, что влюблен в меня?
— Обязательно, — успокоил ее я и, услыхав «алло», сказал: — Макс, помнишь, ты просил у меня на неделю «Жигули»? Бери, пользуйся.
— Что надо сделать? — спросил прагматичный Макс.
— В общем, сущую ерунду, — хмыкнул я, глядя, как маменька в развевающемся халате несется в ванную, — просто сопроводить одну даму на вечеринку, подробности потом.
Когда на следующий день мы подъехали к загсу, возле входа стояла толпа разодетых мужчин и дам. Первые были в смокингах, вторые переливались, словно новогодние елки. От блеска бриллиантов можно было ослепнуть, от вида мехов заболеть — норка, шиншилла, горностай. Кока нацепила белое платье со шлейфом, который поддерживали две ее внучки, похожие на оживших Барби. Ушки малюток оттягивали бриллиантовые серьги угрожающих размеров.
Николетта умеет произвести впечатление, поэтому я остановил машину в тот момент, когда толпа во главе с женихом и невестой была готова идти внутрь здания. Сами понимаете, ради такого случая я взял у Норы «Мерседес».
— Кока, — закричала Николетта, опустив стекло, — погоди, куда вы без меня!
Все обернулись. И тут наступил звездный час маменьки. Сначала из «мерса» выскочил одетый в мой смокинг Макс. Он галантно распахнул двери и выудил Николетту. Следует признать, маменька выглядела сногсшибательно. Точеную фигурку обтягивало ярко-синее платье, на плечи была накинута роскошная снежно-белая шубка, за которую мне предстоит вернуть Норе такую сумму, что лучше об этом не думать.
— Кока, — верещала Николетта, вышагивая с Максом под руку, — позволь представить тебе моего жениха.
Путь к входу парочке преградила довольно широкая лужа, Николетта, изогнув бровь, глянула на Макса. Приятель на секунду растерялся, потом… скинул с плеч смокинг и швырнул в воду. Собравшиеся дамы в восторге заахали. Я разинул рот. Вот уж не думал, что Макс смотрит мексиканские сериалы, ведь именно так поступают их главные герои.
Николетта наступила на смокинг и благополучно миновала лужу. Потом она кинулась обнимать Коку. Дамы обступили Макса, приятель, сияя улыбкой, прикладывался к ручкам, унизанным кольцами. В какой-то момент он очутился около меня и прошептал:
— «Жигули» дашь на месяц! Меня тошнит от запаха духов! Как я швырнул пиджак! Ты оценил ход?
— Между прочим, это мой смокинг! — возмутился я. — Ты утопил отличную, очень дорогую вещь!
