Круиз с покойником - Галина Балычева
Климов повернулся в мою сторону и, глядя прямо в упор — мы ведь сидели рядом, — с улыбкой ответил:
— Нет, Марианна Викентьевна, Альбина Александровна не просто так сошла с ума. — Климов выдержал театральную паузу. — Она сошла с ума по поводу. И вы знаете, — теперь он уже обратился ко всем остальным, — она сама призналась, что убила Аллу Переверзеву и Веронику Кондракову.
Все дружно ахнули. Несмотря на то, что мы и так уже знали, что убийцей является Альбина — не просто же так она у всех на глазах набросилась тогда на Ляльку. Она подумала, что это Аллочка каким-то образом воскресла из мертвых, или же она ее в первый раз не до конца убила, и решила докончить свое дело. Но тем не менее признание самой Мурановой в обоих убийствах произвело на нас сильное впечатление.
— Так какой же у нее все-таки был мотив? — спросил Димка. — Чего она хотела?
Климов посмотрел на Димку и усмехнулся.
— Ни чего, а кого, — ответил он и повернулся к отцу. — Викентий Павлович, вы, правда, ничего не знали про Альбину Александровну?
Отец удивленно вздернул брови.
— А что я должен был знать?
Климов поднялся со своего места, обошел стол, покружил вокруг сервировочного столика, где, помимо всяких разных бутылок, лежали еще и всевозможные сигареты, и снова вернулся на свое место. Было видно, что ему отчаянно хотелось курить, но поскольку ни хозяин, ни новоиспеченная хозяйка дома команды вставать из-за стола пока не давали, воспитанный Климов решил стоически терпеть. Однако Борька, заметив маяту своего телохранителя, сам предложил перейти в гостиную.
— Там можно покурить и выпить кофе, — сказал он. — Да и вообще на диване сидеть гораздо удобнее, чем на этих стульях.
Все как по команде встали и торопливо устремились в гостиную. И не потому, что всем так уж хотелось курить, курили-то как раз немногие: только Климов, Димка да Борька с Лялькой. Лялька хоть и занималась всю жизнь спортом, но от этой пагубной привычки никак не могла избавиться. Нам же, остальным, не терпелось поскорее узнать подробности уголовного дела. Поэтому мы быстро расселись по диванам и приготовились слушать. Климов закурил сигарету, несколько раз с наслаждением затянулся и, стряхнув пепел в массивную хрустальную пепельницу, начал наконец рассказывать.
— Начну с самого начала, — сказал он, — с юбилея. — Климов снова поглядел на отца.
Того в очередной раз перекосило, а я с раздражением подумала: «Бедный отец. Ну сколько уже можно поминать этот злосчастный юбилей? И потом что, разве Муранова из-за юбилея с ума сошла?»
А Климов продолжал.
— Не знаю, обратил ли кто-нибудь из вас внимание на то, как отреагировала госпожа Муранова на заявление академика Прилугина о том, что в командировку в Йельский университет вместе с Викентием Павловичем поедет Алла Переверзева.
Мы все переглянулись. Кажется, никто из нас действительно не обратил тогда на Муранову никакого внимания. Да и с какой стати было на нее смотреть? Все поздравляли отца.
— А что? — спросил отец. — Что было с Мурановой?
Климов снова стряхнул пепел с сигареты и отодвинул пепельницу чуть в сторону.
— Да в общем-то ничего особенного. Но только после заявления академика Прилугина Альбина Александровна заметно побледнела и даже пролила на скатерть вино. Неужели никто этого не заметил?
«Господи, боже мой, — подумала я, — ну подумаешь, пролила на скатерть вино. Воспитанный человек вообще не должен замечать таких вещей. Потому что воспитанный человек — это не тот, кто не прольет на скатерть соус, в смысле вино, а тот, кто этого не заметит. Вот».
— И потом, когда объявили белый танец, — продолжил Климов, — Муранова опять же пригласила танцевать не кого-нибудь, а именно Викентия Павловича. Вы скажете, что все это мелочи?
Климов почему-то посмотрел на меня и одарил своей насмешливой улыбочкой, как будто бы я с ним спорила. А я с ним и не спорила. Я сама понимала, что для следствия все мелочи важны. Но к чему он клонит?
— Альбина Александровна Муранова, — Климов выдержал театральную паузу, — давно и страстно любила Викентия Павловича. Неужели вы этого действительно не знали? — Климов снова посмотрел на отца, а тот удивленно захлопал глазами.
— Альбина?! — переспросил он. — Любила меня?!
Он был так удивлен, как будто бы услышал что-то сверхъестественное.
— Да-да, — подтвердил Климов, — любила. И ревновала. И в ту роковую ночь после банкета она увидела через дверную щель, как вы, Викентий Павлович, прошли в каюту к Алле Переверзевой...
— Я дверью ошибся, — сразу же запротестовал отец. — Я хотел зайти к Кондраковым, но перепутал каюты. Вы же знаете, что Кондраковы поссорились. А мне не хотелось, чтобы у кого-нибудь из моих гостей было плохое настроение. Вот я и решил зайти и, так сказать, помирить их.
Климов терпеливо выслушал сбивчивое оправдание отца и согласно кивнул.
— Да-да, конечно, — сказал он, — тем более, что теперь Муранова и не утверждает, что вы заходили именно к Переверзевой. Но тогда ей так показалось. Просто она увидела вас в коридоре нижнего этажа и сразу же подумала, что вы пришли к Переверзевой. Ваша-то каюта находилась наверху... Так вот, когда Альбина Александровна увидела, что Викентий Павлович вошел в каюту к Переверзевой...
— Но я сразу же оттуда вышел, — снова возразил отец.
— Папа, — не выдержала я, — все уже давно поняли, что у тебя не было никаких намерений в отношении своей аспирантки. Дай же человеку договорить наконец.
Отец хотел еще что-то добавить, но передумал и обиженно замолчал.
— Альбина Александровна была вне себя от обиды и ярости, — продолжил свой рассказ Климов. — Десять лет она проторчала... то есть, извините, проработала в лаборатории на небольшой зарплате, посвятив всю себя и всю свою жизнь не столько науке, сколько своему научному руководителю. Ее неоднократно приглашали перейти на другую, более высокооплачиваемую работу, но она была предана своему шефу и оставалась всегда при нем. Надеялась ли она на что-то, трудно сказать. Наверно, надеялась. И вот, когда Викентий Павлович наконец оказался свободным... Извините, что я, так сказать, при вас и... про вас, — повернулся он к отцу. — Но как говорится, из песни слов не выкинешь. Короче, когда Викентий Павлович оказался свободным, и Муранова начала