Иоанна Хмелевская - Свистопляска
— Немедленно отведите его в комендатуру! Сами переговорите с комендантом, сами ведите протокол, копию оставьте для нас. Тоже подписанную. Пока даст показания без свидетелей, потом при свидетелях опознает преступников, позаботьтесь, чтобы оставался в городе. Разве что сержанта встретите, тогда пусть он этим займется.
С рыбаком я не стала церемониться, просто потянула его за рукав. Дотащила до машины, втолкнула внутрь и только там сказала, что собираюсь с ним делать. На пляже, в шуме и гаме, пришлось бы кричать. Рыбак не возражал, только поинтересовался:
— Едем к крыницкому коменданту?
— К крыницкому.
— Тогда поехали, мужик с головой. И честный человек.
Оказалось, мы вовремя уехали, моя машина, как всегда, была неудачно припаркована. Господи, всю жизнь плачу штрафы за не правильную парковку! На сей раз поставила машину так, что джип Мешека не мог уехать. Поэтому пани Ядвигу, как мне сказали, увез на своей машине брат Вальдемара, ей надо было спешить, подошло время кормежки отдыхающих. Вальдемару с Мешеком пришлось ждать, пока я освобожу дорогу.
* * *
Комендант оказался у себя, и рыбак дал показания.
Я вызвалась вести протокол. Рыбак, а звали его Адам Вишняк, видел также и того человека, который застопорил лебедку, когда Шмагер подходил к канату. Как раз в этот момент Адам Вишняк проснулся. Приснул малость за складом у лебедки в ожидании шурина, шурин должен был приплыть на втором катере. Никто Вишняка не видел, никто не заметил, как вздремнул по пьяной лавочке за бараком. Проснулся он, значит, и увидел, как какой-то тип быстро спускается вниз по дюне, и второго увидел, стоял у самой лебедки. Вишняк ещё подумал — может, шурин как раз причаливает, но не кинулся сразу вниз — придется ведь помогать вытаскивать катер. Шурин не заяц, в лес не сбежит, а у него, Вишняка, во время сна из кармана пачка сигарет вывалилась, вот он и вернулся за ней туда, где вздремнул. Только наклонился поднять — услышал страшные крики. Бросился обратно и увидел, как тот, что у лебедки стоял, кинулся за барак, выскочил по ту сторону и, петляя, сбежал за дюны. А чего петлять, Адам Вишняк его знает как облупленного, правда, не по фамилии, а по роже, это один из тех двух, что подговаривали его трос испоганить.
Туг я вспомнила показания других свидетелей и уже открыла рот, чтобы задать вопрос Вишняку, но комендант меня опередил. Он тоже не страдал амнезией.
— Который из двух?
— Который с бородой.
— И говорите, сбежал через дюны? Сразу?
— Сразу, только не совсем. Дал кругаля и вернулся на пляж как порядочный, по проходу, сделал вид, что из лесочка прибежал. Да оба они были бородатые.
Это свидетель уже перескочил на другое. И в самом деле, как показали рыбаки с первого катера, два бородача сбежали по склону дюны, услышав крик потерпевшего. Первым был преступник, вторым Болек.
Комендант сурово задал вопрос:
— Вы почему сразу нам не сообщили?
— А я знаю? — чесал в затылке свидетель. — Поначалу боялся — ведь вроде как сам руку приложил.
А потом зло меня взяло. От злости малость протрезвел, кое-что сообразил. На дух не выношу такого паскудства! А они меня уже разыскивали, я куда подальше на всякий случай смылся. И все думал, ломал голову. А тут вот ещё и шановная пани Иоанна говорит — могут меня пристукнуть, им это плевое дело, так и сказала. А нам это ни к чему. И теперь дошло — они, паскуды проклятые, чтоб......, такие-сякие специально на того мужика затаились, прикончить его надумали, моими руками, чтоб им......! И все свалить на меня, дубину пьяную!
Да, он знает тех двух, знает, где живут, пальцем может их показать. Не отвертеться паскудам!
После того как мы отпустили довольного свидетеля, комендант задумчиво сказал мне:
— Может, при таких обстоятельствах и в самом деле не удастся им отвертеться. А без показаний Вишняка в худшем случае все свелось бы к непреднамеренному убийству. Отдыхающий хотел помочь, желал сделать как лучше, как это он понимал, по доброте сердечной сорвал замок с лебедки и так далее. И лишь в контексте совокупности обстоятельств вырисовывается умышленное убийство. Хотя... Эх, сколько у нас было уже таких совокупностей, а приходилось прекращать дела! Впрочем, вы не хуже меня знаете... Не уверен, есть ли шансы в данном случае.
Интересно, как же в этой совокупности расценить роль Бертеля? Его люди держали в руках Болека, его люди расправились со Шмагером, теперь это и дураку ясно. Во всякой нормальной стране дело настолько очевидно, что никакой суд не придерется. Но у нас...
И я сердито отозвалась:
— Вот уж насчет шансов не уверена. Предумышленное убийство, на редкость трудоемкое, ясно как Божий день, но нужны мотивы, а с ними сложно. Придется доказывать, что Шмагера хитростью использовали для убийства Гавела, то есть гражданина Роевского, а Шмагера убрали потому, что он мог проговориться, назвать тех, кто его подговорил и всучил аконитин. Значит, следует найти распорядителя, и опять встанет вопрос о мотивах. Придется доказать, что Гавел знал о крупной афере с алмазами, знал и о происках махинаторов внутри мафии и собирался обнародовать свои знания. Логично предположить, что его устранили те, кто намеревался облапошить своих же партнеров по мафии. Возможно, это звучит немного монотонно, но повторяю: все все знают, и что можно с этим сделать?
Комендант дал не менее монотонный ответ:
— Не знаю. Я лично занимаю нижнюю ступеньку. Показания я обязан передать в прокуратуру.
— А какого-нибудь честного прокурора вы знаете?
— Да, и не одного, так что не преувеличивайте. Они делают что в их силах, а если не делают большего — не их вина. И что вы привязались именно к прокурорам? Ни в одной профессии вы не найдете сплошных ангелов или сплошных злодеев.
— Что касается злодеев, то хватит и одного, если он на самой верхушке...
Мы молча взглянули в глаза друг другу.
— Тот человек из Главного управления, который настаивал на проведении следствия и который погиб при исполнении, был личным другом майора, — сухо информировала я. — Может, в нашем случае после частного расследования организовать и частный суд? Ведь закончиться он должен только вынесением высшей меры наказания.
Наверное, я разонравилась коменданту, он отвел от меня глаза и уставился в окно.
— У меня в последнее время что-то со слухом, — пожаловался он. — Вот и сейчас я не расслышал, что вы такое там говорили. Нет, нет, не стоит повторять.
— Ладно, не буду и, пожалуй, пойду отсюда. А вам не мешает проследить за тем, чтобы и Вишняка не убрали, как того несчастного. Проще всего и надежнее, на мой взгляд, посадить его под замок, на время, пока те не уберутся отсюда. Не век же им вековать на курорте.
Боюсь, услышь мое предложение Адам Вишняк, он бы тоже во мне разочаровался. Наверняка предпочел бы сам позаботиться о своей безопасности, забившись на время в какое-нибудь укромное местечко.
* * *
От гипса все-таки была польза, с загипсованной ногой Болек стал менее подвижным и мог использоваться нами как пункт связи. Живому и подвижному парню очень не по вкусу пришлась такая роль, но несколько килограммов гипса и костыли ограничивали его свободу действий, так что бедняге осталось только примириться с новой ролью, и он попытался найти в ней положительные стороны. Ну хотя бы обилие информации, которой каждый из нас снабжал парня.
Когда я примчалась к нему с копией протокола показаний нового свидетеля, Болек в волнении сообщил мне:
— Что-то происходит! Янек на что-то наткнулся.
— Какой Янек?
— Да сержант Гжеляк.
— Ты что, уже подружился с ним?
— Понятное дело! И сделал для него пару электронных игрушек, уж он доволен! Так вот, я ему позвонил, а он шепотом послал меня к черту...
— И потому ты такой довольный?
— Да нет, велел отключиться, вот я и подумал — он что-то подслушивает с помощью моей игрушки... Сидит на подслушке.
Я тоже села, правда, на стул, и огляделась. Чего бы попить? Выбор напитков у Болека был большой: теплое пиво, теплая минеральная вода и теплый чай. Я выбрала чай, и Болек налил мне его. Дома он, ясное дело, гипс снимал и получал свободу движений.
— Давай по порядку, — напившись, сказала я. — Во-первых, твой гипс выглядит так, словно его у пса из пасти вырвали, неаккуратно ты обращаешься с ним. Заказать второй? Глупо, возни много, куплю тебе побольше бинтов, будешь заматываться. Во-вторых, что за игрушки?
— Что? — удивился Болек. — Какие игрушки?
— Это я тебя спрашиваю, что за игрушки ты изготовил для сержанта?
— А... Так, мелочи. Например, такой миниатюрный усилитель, или лучше назвать его акустический радар. С его помощью можно услышать, что шепчут на расстоянии пятидесяти метров от тебя, надо только направить его в ту сторону, а наушник к уху приложить. Я ещё раньше эту штукенцию придумал, вот вчера дал Янеку и научил его, как пользоваться. Мы тут ещё испытания провели, и вдруг залаяла какая-то собака, так я чуть не оглох, до сих пор в ухе звенит. Вот я и подумал — наверное, он что-то интересное слушает, если не захотел со мной говорить.
