Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
Алиция приготовила исключительно ароматный кофе, и мы в приятной, почти семейной атмосфере собрались за столом. От меня потребовали с подробностями рассказать о визите в психиатрическую клинику.
– Я так и не понимаю, чего она стояла тогда на дорожке с пистолетом в руке,
– сказал Павел.
– А я разве тебе этого еще не объяснила? В тот вечер она собиралась застрелить Алицию через окно. Ты ей помешал, она убежала, мы гнались за ней. Прятать пистолет в сумку? А вдруг ее обыщут? Выкинуть? А вдруг на нем остались отпечатки ее пальцев, хорошенько их стереть времени не было. Вот она и вынуждена была держать его в руке – ничего другого не оставалось. Кстати, это тот самый, из которого она стреляла и во фру Хансен.
– А что она сделала со стилетом, которым пырнула Эдика?
– Выбросила в окошко машины, когда они возвращались домой. Генрих не заметил. Это был пружинный нож, а не стилет, знаешь, с таким длинным острием. И вообще, Анита располагала очень неплохим набором нужных инструментов. Во фру Хансен она стреляла потому, что не могла скрыться незамеченной, стреляла из укрытия, та ее не видела.
Алицию интересовало другое:
– А взрывную установку в шкафчике она тоже сама смастерила?
– Нет, ее установил помощник. Тот кудлатый тип, который стерег, пока она стригла твою живую изгородь. Кстати, она очень жаловалась: изгородь была страшно запущена… А у него действительно борода и усы были накладные, и парик на голове. У своего возлюбленного бандита она прошла неплохую школу – умела хорошо стрелять и даже бросать нож. Вот еще, чуть не забыла: Анита собственными глазами видела, как тогда, на почте во Флоренции, ты подняла ее клипсу. Только тогда она спохватилась, что и вторую потеряла, и сразу догадалась, где именно. И с тех пор жила в постоянном нервном напряжении.
– Так, значит, именно клипсу она все это время искала?
Я отхлебнула глоток коньяку. Пока я поднимала рюмку, отпивала и ставила рюмку на стол, они не сводили с меня глаз, ожидая ответа и боясь перевести дыхание. В наступившей тишине я услышала негромкий звук, как будто что-то капнуло.
– И клипсу тоже. Но прежде всего фотографии, сделанные Алицией во Флоренции, и ее записную книжку той поры. Она знала – без них Алиция ни в жизнь ничего не вспомнит и ничего не докажет.
Кап…
– Тогда я не понимаю, зачем ей еще во что бы то ни стало и меня надо было убивать, – сказала Алиция и тоже прислушалась.
– Ну как ты не понимаешь? Ведь ты – единственный человек, который видел ее вместе с черным парнем, и можешь опознать его.
Кап…
– Что-то капает, – сказала Зося,
– Я тоже так считаю. Павел, встань, закрути кран.
– Он закручен. Кап…
Мы все замолчали. Кап…
– Так где же это капает? – забеспокоилась Алиция. – В ванной?
Кап…
– Нет, похоже, в уборной.
Кап, кап, кап…
Темп капанья усилился. Мы сидели молча, пытаясь установить источник звука.
Павел встал и выглянул в коридорчик.
– Здесь, – сказал он, зажег свет и замер, глядя на потолок.
Мы сорвались с мест.
Кап, кап, кап, кап…
На потолке, вернее, на антресолях, набухло и расползлось темно-красное пятно. Из него и из щели дверцы уже не капала, а текла тонкой непрерывной струйкой густая жидкость.
Мы вздрогнули от пронзительного крика Зоси. Она отпрянула и вопила, закрывая рукой глаза:
– Нет! Нет! Сколько можно? Ведь решили – уже все!! Я не могу!!!
– Странно, ведь Анита уже сидит! – удивилась Алиция.
Столпившись в тесном коридорчике, мы обалдело уставились на ужасное пятно, будучи не в состоянии пошевелиться. Первой пришла в себя Эльжбета.
– Боюсь, у нас нет другого выхода, – надо заглянуть на антресоли, – со вздохом сказала она.
– Или подождем полицию? Но мне кажется, кровь свежая, так что лучше…
– Боже! – простонала Алиция. – Кто же на этот раз?!
– Как же это могло случиться? На антресолях! – вслух размышляла я, чувствуя, как все тело покрывается холодным потом. – Он, что же, залез туда и там его прирезали? Или уже зарезанного затолкали на антресоли?
– Да нет же, это невозможно, – решил Павел. – Попробуй туда что-нибудь затолкать… Ну так что, звоним в полицию?
Мы позвонили. Господина Мульдгорда не оказалось ни на работе, ни дома. Посовещавшись, мы решили действовать сами. А вдруг несчастный еще жив?
С величайшей осторожностью, стараясь не ступить в лужу на полу, Алиция установила стремянку. На нее добровольно вскарабкался Торстен – ничего странного, его нервная система не была, как у нас, расшатана постоянным страхом и напряжением, он всего лишь раз пострадал в автокатастрофе. В одной руке держа фонарь, другой он осторожно приоткрыл дверцу антресолей. Оттуда хлынул поток густой темно-красной жидкости, подняв в луже на полу фонтанчики брызг. Мы дружно вздрогнули и уставились в темную глубину антресолей.
Торстен посветил туда фонариком.
– За сундучком, – кратко информировал он, и Алиция автоматически перевела.
Торстен кивком головы подозвал Павла, передал ему фонарик и жестом велел посветить, а сам до половины скрылся в темноте антресолей и начал там что-то передвигать. Потом высунул руку, отобрал у Павла фонарик и осветил что-то в глубине антресолей.
– Я так и не понял, что там такое, – слезая со стремянки, сказал он по-английски. – Алиция, похоже, это по твоей части.
– О матерь божия! – странным голосом произнесла Алиция и, подобрав подол платья, полезла на стремянку. Включив фонарик, она заглянула внутрь антресолей.
– Так и есть! – мрачно констатировала она. – Весь вишневый сок вытек! Разбилась банка. Еще когда я заталкивала сюда сундучок, почувствовала, вроде что-то треснуло, но не было времени проверять. И как я забыла, что там стоит эта проклятая банка!
Думаю, Алиция еще никогда не была так близка к смерти, как в этот момент. Казалось, еще мгновение – и в нашем доме будет-таки свежий труп, на сей раз, наконец, Алиции. Зося дала исход чувствам в истеричном крике:
– Неужели теперь до конца жизни я только и буду видеть все красное?! Неужели у тебя не нашлось ничего другого – зеленого, фиолетового, голубого, черт знает какого, но не красного? Я не в состоянии больше глядеть на красное!
Зосю напоили успокоительными каплями – к счастью, они не были красного цвета, и она продолжала уже тише:
– А еще говорили, Дания – спокойная культурная страна! И даже скучная! И я приехала провести свой отпуск в спокойной скучной стране, а тут вот, пожалуйста…
– Но ты же приехала к Алиции.
Щадя ее чувства, Торстен предложил быстренько осмотреть весь дом и устранить с глаз долой все предметы, которые могли бы своим цветом напомнить о недавнем кровавом прошлом. Алиция затолкала глубоко под кровать свой красный халат, обнаружив при этом под кроватью потерянную Анитой зажигалку.
Щадя чувства Зоси, я отказалась от мысли купить перед отъездом необыкновенной красоты говяжью вырезку, о чем давно мечтала – какие бифштексы приготовила бы я из нее по приезде в Варшаву! Но как представила, что будет с Зосей, если она увидит ее, например, при таможенном досмотре…
Уже на вокзале, в последний момент, провожающая нас Алиция вспомнила, что остался еще один неясный момент:
– Да, я все хотела тебя спросить, откуда у них появилась его фотография?
– Чья фотография?
– Ну, черного хахаля Аниты, кого же еще?
А я-то надеялась, что об этом никто не спросит! Разумеется, я очень хорошо знала, откуда появилась фотография – та самая, которую в свое время похитила Анита и которой так не хватало датской полиции. Недаром свое последнее письмо в Польшу я отправила экспресс-почтой. А поскольку до приезда в Данию никак не могла предвидеть сенсационных событий в Аллероде, то не согласовала со своим блондином, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Вот почему я не могла дать прямого ответа на вопрос Алиции.
Зося и Павел уже сидели в купе, я поспешила поставить ногу на ступеньку вагона.
– Ты же сама слышала, как полицейский рассказывал, получили по телеграфу, знаешь, это когда фотография получается из точечек…
– Ты мне точечками голову не забивай! Кто им ее прислал? Ведь не запрашивали же они ее из Варшавы, им это и в голову не могло прийти. Зачем же Варшава высылала? Ясновидящие у них там, что ли?
Я поднялась на ступеньку.
– Ну, откуда мне знать? Наверное, не ясновидящие. Просто у них была фотография. Лишняя. Подумали – дай, вышлем, авось датчанам пригодится. Ведь черный бандит был у нас, тоже занимался чем-то неподходящим, наши власти любят порядок, и если кто занимается чем-то неподходящим, обязательно берут на заметку.
Алиция схватила меня за полу.
– Ты ведь писала своему письма? И о том, что тут делается, писала?
– Ну, писала, а что?
Алиция смотрела на меня проницательным взглядом. Ох, боюсь, не удалось мне ее обмануть!
– Так скажешь ты, наконец, кто он, этот твой?
