Каждому по заслугам - Людмила Мартова
Настя задумалась. А что? Вполне похоже на правду. Особенно если учесть, что Гольцов-то с Иваном Дубининым действительно общался. По телефону он говорил с неким Ванечкой, и это был не его родной сын. Значит, Дубинин. Больше некому. Итак. Подведем итог. Иван узнает от старшего брата про историю кражи картины и заточения ее в стене. О том, что отец и сын Гольцовы не общаются много лет, он и так знает.
Дубинин-младший отправляется к Гольцову, говорит, что знает, где картина, и готов рассказать о месте захоронения за вознаграждение или сообщит куда следует. Алексей Аркадьевич, подумав, соглашается на это предложение. С одной стороны, ему невыгодно привлекать к акварели внимание, потому что невольно встанет вопрос, когда и при каких обстоятельствах она пропала.
С другой, доказать ничего невозможно, срок давности давно истек. Нашлась картина, и слава богу. Кроме парочки неприятных вопросов, которые он переживет, старику ничего не угрожает. Ну репутация подпортится, но зато в истории, ставшей причиной мучительной ссоры с сыном, будет поставлена точка.
Понимая, что стареет, Гольцов давно задумывается о примирении с сыном. От Ивана Дубинина он узнает, то тот поменял имя, и пишет завещание на имя Ивана Карпова, используя уже новые паспортные данные.
Да, похоже на правду. Очень похоже на правду, хотя доказать это теперь невозможно. Но что случилось дальше? К тому моменту, как дворник нашел акварель в разрушенной стене, Алексей Гольцов был мертв уже неделю. Допустим, Иван Дубинин этого не знал, а потому просто разрушил кладку в установленный договором срок, а спустя несколько дней тоже был убит.
Но почему именно в ту ночь, когда Дубинин отправился «на дело», был убит Тимофей Лопатин? При чем тут Евгений Мазин? И кто тот человек, который с особой жестокостью напал на четырех жертв? Имеют убийства отношения к искусству или нет? И почему у всех убитых преступник слил кровь, оказавшуюся именно первой группы?
Собиравшийся разбогатеть Лопатин и пропавшая у него флешка в схему вообще не укладывались. Настя вдруг поняла, что у нее начала болеть голова. Тяжело, надсадно, как бывало крайне редко.
– Никита, вы не обвиняйте себя в смерти брата, – сказала она мягко. – Все, что мы с вами придумали, возможно, всего лишь плод нашего воображения. Конечно, двадцать лет назад вы с Ваней Гольцовым совершили редкостную глупость. Я уверена, что вы оба это понимаете. И если у него имелось хотя бы одно смягчающее обстоятельство – он был шокирован тем, что его уважаемый отец попросту вор, выносящий произведения искусства из вверенных ему фондов, – то у вас даже такого оправдания быть не могло. Дружба – дело хорошее, но не когда она идет вразрез с Уголовным кодексом.
– Мы не собирались ничего воровать, – печально ответил Никита. – По плану Ивана, согласен, что дурацкому, картина вернулась бы в музей в тот же день. Мы не виноваты в том, что все пошло совсем не так. И я не могу перестать думать о том, что прошлое бумерангом вернулось и моя тогдашняя глупость сегодня убила моего брата. И не успокаивайте меня, что это не так.
– Мы этого не знаем, Никита. Но думаю, что скоро следствие во всем разберется. Осталось потерпеть совсем немного.
– Это все, что нам остается, – в голосе Дубинина звучала горечь. – Терпеть и надеяться.
Распрощавшись с Дубиниными, Настя села в машину и позвонила Зимину.
– Михаил Евгеньевич, поговорить бы, – коротко сообщила она, когда следователь взял трубку. – Есть информация.
– Приезжай в управление, – так же коротко ответил Зимин и положил трубку.
Спустя пятнадцать минут Настя уже пересказывала ему и Косте Малахову содержание разговора с Никитой Дубининым.
– Похоже на правду, – повторил ее собственные слова следователь. – Пожалуй, эта информация помогает ответить на все вопросы, связанные с Иваном Дубининым и Алексеем Гольцовым, кроме одного. Кто все-таки их убил? Надо с Никитой Дубининым, пока он в городе, поговорить и мне… И все же, кто их убил?!
– Если мы исходим из того, что убийство как-то связано с похищенными шедеврами, то на подозрении в первую очередь остаются Арина Морозова и писатель Вершинин, – быстро сказала Настя. – Они оба бывали в доме Гольцова, а потому могли знать о существовании тайника. Или о Левитане.
– О том, что именно сын Гольцова стащил Левитана, Вершинин точно знал. Мог Гольцов рассказать ему, что нашелся человек, который знал о местонахождении картины? Мог. И массажисту своему Илье Вакулину он тоже мог об этом рассказать. А почему нет? Так что этот парень у нас по-прежнему подозреваемый номер один. Со своим медицинским образованием и службой в спецназе.
– Его так и не нашли?
– Нет, – с досадой махнул рукой Зимин. – Как сквозь землю провалился.
– И все-таки версию, что все это простое совпадение, живопись вся эта заумная тут ни при чем, а убийства совершаются по какой-то другой причине, я бы отметать не стал, – упрямо стоял на своем Костя. – Вы не забывайте, что у Лопатина пропала флешка. Что на ней было, по-вашему?
– А по-твоему? – Зимин улыбнулся.
Настя видела, что въедливость молодого оперативника ему нравится. Ей Костя тоже нравился, особенно тем, что у них с Нюсей дела явно шли на лад. Ей было обидно за подругу, которая, несмотря на все свои достоинства, продолжала оставаться одинокой. Конечно, Нюся – максималистка. Всегда такой была. Ей подавай мужчину, которого она сможет уважать, а для этого нужно, чтобы он ей соответствовал, что, мягко говоря, непросто. Она же талантливая. И сильная. И самостоятельная. Соответствовать такой женщине может далеко не каждый мужчина.
Настя улыбнулась. Ей также очень непросто соответствовать. Но в ее жизни нашелся человек, которому эта задача оказалась вполне по плечу. Сильный, уверенный в себе, талантливый Денис Менделеев, спец в своем деле. Что ж, Костя тоже профессионал в своем, и характер у него сильный, уделает строптивицу Нюсю одной левой.
– Я не знаю, но если мы поймем, что там была за информация, то найдем убийцу.
– Скажи мне лучше, вы список людей с заболеваниями крови полностью отработали?
– Да. Нет среди них никого подозрительного, кто бы мог вдруг настолько поехать крышей, – отрезал Костя. – Надо признать, что путь тупиковый. И искать другую связь.
– Ну, этот тупиковый путь твоя свидетельница предложила, – голос Зимина звучал довольно миролюбиво. – Это же нам Анна Беседина первая рассказала про болезнь Шегрена и чудо-сыворотку для ее лечения.
– Ага.
