Дороти Кэннелл - Хрупкая женщина
– Очень мило с твоей стороны.
Несколько мгновений назад я умирала от холода, теперь же по моему телу разлилось блаженное тепло. Неведомое мне чувство разогрело кровь и огненным потоком понесло её по венам. Власть! О, рядом с ней даже тысяча шоколадных эклеров – никчёмный пустяк! Мне было искренне жаль Бен, он так страдает. Но ведь он сам во всём виноват.
– Может, мы устроим двойную свадьбу? – предложила я, задрав голову так, что мои губы касались его подбородка. – Вы с Ванессой послужите очаровательным фоном для нас с Роулендом.
– Ванесса?
Бен в замешательстве покачал головой, отчего видавшая виды шляпа чуть не слетала у него с головы. Бедный Джонас уже лишился одной такой, второй потери старик не переживёт. Я протянула руку и поглубже нахлобучила фетровое чудище на голову Бену.
– А при чём тут Ванесса? – нахмурился он. – Последнее, что я слышал об этой девице, – это твоё заявление, что она главный подозреваемый. Может, у меня сейчас действительно несколько суицидальное настроение, но я способен придумать смерть полегче, чем дожидаться, пока Ванесса убьёт меня скукой, если только на уме у неё нет ничего похуже.
– Скука? – Моей искушённо-презрительной ухмылке чего-то недоставало, но мой писклявый голос был преисполнен столь искреннего гнева, что придал ей красноречия. – Я видела, как ты и моя скучная кузина прижимались друг к другу самым отвратительным образом.
– Что-о?!
– Удивлён, да? Полчаса назад я собственными глазами видела вас вдвоём в столовой. Попробуй только отрицать!
В это мгновение ветер решил перейти на страдальческое завывание. Если бы речь шла о фильме, то лучших звуковых эффектов трудно было желать.
– Не собираюсь ничего отрицать. Я выполнял твоё поручение и прощупывал врага.
– Обнаруженные секреты, несомненно, доставили тебе большое удовольствие.
– Ничего подобного. Если Ванесса вдруг найдёт меня привлекательным…
Я злобно оборвала его:
– Ты не перестаёшь меня удивлять! Понимаю, что тщеславие – это генетический мужской недостаток, но у тебя, похоже, клинический случай.
– Вот здесь ты ошибаешься, – размыто лицо Бена внезапно обрело чёткость, я увидела его с той ясностью, какая наступает, когда в тёмной комнате внезапно вспыхивает свет. Понимаю, что выгляжу несколько высокомерным, но, Элли, ты-то уж должна знать, что это всего лишь маска. И судя по тому, как обстоит дело… – в этой жуткой шляпе он казался таким трогательным и ранимым, что у меня сжалось сердце, – все мои неврозы имеют под собой основание. Ничего удивительного, что родители лишили меня наследства. Они были правы – я в жизни не совершил чего-нибудь стоящего.
Хотя он этого не заслуживал, но руки мои почему-то сами собой поднялись и прижались к влажной грубой ткани его пальто. Я чувствовала, как под моими пальцами колотится его сердце. В следующий миг он вскинул руки и провёл по моим распущенным волосам. Я тут же подумала – как хорошо, что я решила их отпустить, в любовных романах у героинь волосы всегда длинные и ниспадающие. А затем всё замерло. Мир вдруг лишился всех звуков, нас окружило безмолвие.
– Ты отличный повар, – прошептала я.
– Как и большинство английских домохозяек. В лучшем случае скажут: «Харч сегодня неплохой».
– Не все домохозяйки пишут книги.
– Я бы тоже ничего не написал, если бы не твой дядюшка Мерлин и его хитроумное завещание.
– И что с того? Я помню, ты как-то говорил, что оба мы продались, но низменным мотивам не умалить наших достижений. Именно ты превратил сборник забытых рецептов в книгу, и именно я избавилась от лишнего веса. А кроме того, Бен, ты кое в чём ошибаешься. Я никогда не считала тебя неуверенным в себе. Просто потому, что в моих глазах у худых людей не может быть серьёзных проблем. Ты уж прости.
– Ты просишь прощения?! – он ещё сильнее вцепился в мои волосы. – Это я должен просить прощения. Но, увы, уже слишком поздно!
Слишком поздно? С чего это я начала лелеять идиотскую мысль, что нас ждёт нечто захватывающее? С какой стати вообразила, будто и Ванесса, и преподобный Роуленд, и загадочная лондонская невеста – всего лишь статисты, которые через несколько мгновений покорно исчезнут за кулисам? Сейчас он сообщит, что страдает редкой неизлечимой болезнью и жить ему осталось три месяца. Страх заставил меня вцепиться в отвороты его пальто. Почему я раньше не замечала, какой красивый у него подбородок, такой сильный и в то же время нежный?
– Слишком поздно, – повторил он, и страдание, прозвучавшее в его словах, проникло в меня и ледяной глыбой застыло где-то под ложечкой. – Элли, если я скажу сейчас, что люблю тебя, ты ведь мне всё равно не поверишь.
Глыба растаяла в мгновение ока.
– Ну почему же! – пронзительным голосом выкрикнула я и, чтобы сгладить впечатление от моего воинственного тона, погладила Бена по мокрой щеке. – Поверю, если ты поклянёшься на могиле дядюшки Мерлина, что не говорил этих слов Ванессе в течение последнего часа. Милый, ты ведь не говорил, правда?
– Разумеется, не говорил, – буркнул мой герой с явным отвращением. – Но, Элли, моя милая прекрасная Элли, ты, наверное, не в своём уме, если вообразила, будто я схожу по тебе с ума.
– К счастью, как тебе прекрасно известно, безумие – отличительный признак моей семьи, – проворковала я.
Затем обхватила руками его шею, и через секунду, с традиционным для любовных сцен сдавленным полустоном, его губы соединились с моими – тёплые, властные, отдающие дождевой плесенью и ароматом гниющих водорослей. Наверное, выглянуло солнце, поскольку всё моё тело горело неистовым золотистым светом, и по нему вплоть до сведённых судорогой пяток сбегали восхитительные спирали блаженства. Наши пальто винтом обвились вокруг ног, а шляпа Бена нещадно царапала мне лоб, но всё это не имело значения. Увы, удовольствие быстро закончилось.
– Вот как могло бы быть, если бы я признался в любви, прежде чем ты похудела.
– А такая я тебе не нравлюсь? – я принялась лихорадочно подсчитывать в уме, сколько понадобится времени, чтобы вернуть потерянный вес. Правда, я не была до конца уверена, что готова на подобную жертву даже ради Бена. – Как мне стало недавно известно, ты считаешь, будто я придаю слишком большое значение своему внешнему виду, но я уже…
– Чепуха, ты выглядишь прекрасно, – ответил он без особого энтузиазма. – Но ты, наверное, не раз спрашивала себя, не интересуюсь ли я тобой только из-за твоей новой наружности. Если быть откровенным до конца, то мне нравилось, как ты выглядела в том огненном платье…
– Но?..
– В самый первый день, когда мы ехали в Мерлин-корт, я понял, что ты редкая девушка, что такой я больше не встречу. Наследство никогда меня не привлекало; хочешь верь, хочешь нет, но жажда богатства не относилась к числу моих пороков. Я сказал себе, что это испытание для меня. Но я не смог быть честным с самим собой. Подобно другим глупцам, я, чтобы потешить самолюбие, всегда увивался за женщинами вроде Ванессы. А потом, ещё до того, как ты сбросила вес, я понял, что внешность не имеет никакого значения, что для меня ты всегда была прекрасной. Однако, будучи неуверенным в себе человеком и не зная, какие чувства ты испытываешь ко мне, я решил, что скажу о своей любви, когда пройдут эти проклятые шесть месяцев. Тогда, если ты отвергнешь меня, мы просто разойдёмся в разные стороны и не будем смущать друг друга.
– Ну прямо восемнадцатый век, – с восторгом сказала я, натягивая поглубже эту мерзкую шляпу, чтобы у него не мёрзли уши.
– Точно. А потом ты всё усложнила, превратившись в грациозную девушку, по которой чахнет проныра викарий. Этот человек так и сочится благочестием. Ты бы наверняка поверила, если бы он стал разглагольствовать, будто влюблён исключительно в твою душу. Мои надежды были разбиты. Мне оставалось лишь хранить сдержанность, кажущуюся безразличием, до тех пор пока положение не изменится.
– Я всё поняла! – кусочки мозаики начали складываться в цельную картину. – Ты намеренно воздвиг между нами стену, чтобы я не догадалась, какая страсть скрывается под этим мрачным непроницаемым взглядом.
– Но у меня случались рецидивы. Я даже попытался уподобиться Роуленду и завёл себе трубку; правда, к несчастью, даже трубка не придала мне такого же честного и надёжного вида. В результате я вновь перестал обращать на тебя внимание в надежде, что отчуждённость излечит меня от страсти.
– Насчёт страсти я тебя хорошо понимаю, – пробормотал я, уткнувшись лицом в его мокрое плечо. – Какая-то часть меня всегда жаждала копчёной колбаски и взбитых сливок, но должна тебе сказать, я не готова отъесться до прежних размеров, чтобы ты смог доказать прочность своей любви.
– Я знал, что это безнадёжно, – тяжко вздохнул Бен, притянув меня к себе ещё для одного страдальческого поцелуя.
– Вовсе нет, – возразила я, отдышавшись. – Нам с тобой ещё многое надо понять в любви, и мне кажется, лучше всего начать с доверия. Я поверю тебе на слово, что ты будешь любить меня независимо от размера моего платья. А тебе придётся поверить, что я считаю тебя очень приятным, привлекательным, но всего лишь другом, к которому я испытываю исключительно платонические чувства. Согласен?
