Джанет Иванович - Четверка сравнивает счет

— Раз ты в участке, полагаю, Максин ты притащила, — сказал Морелли.

— Я всегда достану того, кого мне надо.

— Какое устрашающее заявление.

— Говорю, как профессионал.

— Мне нужна краткая сводка, что тут в доме случилось.

Я перескочила ту часть, где фигурировал ключ Кунца от соседней квартиры, и рассказала остальное.

— Как ты меня так быстро нашел тогда?

— Вернулся к слежке у «Севен-Илевен».

Тут наступила пауза, и я услышала на заднем фоне голоса людей.

— Кунц сотрудничает, — пояснил Морелли. — Он так взбешен, что желает поведать нам все, что мы хотим знать. Сказал, что Максин была уже на пути в аэропорт.

— Ага. Я догнала ее на Роут 1.

— Она была одна?

— Нет.

— Я жду, — сказал Морелли.

— С ней были Марджи и миссис Новики.

— И?

— И я их отпустила. У меня нет полномочий их арестовывать.

И я не особенно хотела, чтобы их поймали. Мне с трудом верилось, что они причастны к печатанию фальшивых денег. В общем-то, и Максин мне тоже не особо хотелось притаскивать. Я подозревала, что они умыкнули деньжат у Лео и были на пути к лучшей жизни. Ужасно, конечно, но что-то внутри меня хотело, чтобы они преуспели.

— Тебе следовало сразу же сказать мне. Ты же знаешь, что я хотел побеседовать с мамашей Максин.

Морелли взбесился. Он использовал свой тон копа.

— Что-нибудь еще? — спросила я.

— Пока все.

Я показала язык телефону и повесила трубку. Я чувствовала себя очень зрелой.

Папаша устроился в кресле, глядя по телевизору бейсбол. Бабуля сидя дремала, откинув голову на спинку дивана, матушка сидела рядом с ней и вязала. Передо мной был образец обычного вечернего времяпрепровождения, уютный в своей рутине. Даже дом сам по себе, казалось, удовлетворенно впал в оцепенение, когда с посудой покончено, и остались только звуки бейсбольной игры.

Я сидела снаружи на родительском крыльце и ничего не делала. Я могла бы заняться чем-нибудь глубокомысленным, типа поразмышлять о своей жизни, или роли матери Терезы, или жизни вообще, но меня ничего не могло увлечь. Прямо сейчас меня занимала роскошь безделья.

После того, как сдала Максин, я поехала взглянуть на свою квартиру и, к своему приятному удивлению, обнаружила, что ремонт идет полным ходом. Я посетила миссис Дельгадо и миссис Карват, потом съездила к Морелли и упаковала несколько вещей. Угроза миновала, и теперь пребывание в доме Морелли попахивало отношениями. Что было ошибкой, поскольку не было никаких отношений. Существовали великолепный секс и искренняя привязанность, но будущее было слишком далеко от того, чтобы чувствовать себя в этом будущем уютно. И в довершение всего Морелли сводил меня с ума. Он без всякого труда жал на все мои кнопки. Не говоря уже о бабуле Белле. Не упоминая уже обо всех этих маленьких Морелльчиках-сперматозоидах, пробивающих путь сквозь презерватив. Мой глаз задергался, я снова приложила к нему палец, чтобы это прекратилось. Видите? Вот что Морелли со мной делает… от него глаз дергается.

Лучше с родителями жить, чем с Морелли. Если только я выдержу несколько недель с родителями, то смогу переехать обратно в квартиру, и жизнь опять наладится. И тогда глаз перестанет дергаться.

Было почти десять, и на улицах все замерло. В плотном воздухе ни ветерка. Стало прохладнее. Несколько звезд над головой пытались светить, сражаясь со световым загрязнением Трентона, но терпели неудачу.

За несколько кварталов отсюда кто-то гонял баскетбольный мяч. Гудели кондиционеры, а на соседнем дворе стрекотал сверчок.

Я услышала завывание мотоцикла и подумала, что есть слабый шанс, что я знаю байкера. Звук завораживал. Это тебе не рев тягача. А шум быстрого мотоцикла. Мотоцикл приближался, и наконец я увидела его очертания в свете фонарей в конце квартала. Это был «Дукати». Все его скорость, стремительность и итальянская сексуальность. Идеальный байк для Морелли.

Морелли притормозил у бордюра и снял шлем. На нем были надеты джинсы, ботинки, черная футболка, и он выглядел угрозой для любой женщины. Он пинком выдвинул подставку и направился ко мне.

— Хороший вечерок посидеть снаружи, — сказал он.

Мне это напомнило тот раз, когда я торчала в лагере девочек-скаутов и сидела так близко к костру, что начали дымиться тапочки.

— Думаю, ты хотела бы узнать, как прошел допрос.

Я подалась вперед, сгорая от любопытства. Конечно же, я хотела знать!

— Вселенское нытье, вот что там было, — рассказал Морелли. — Никогда не видел столько народу, так жаждущего обвинить других в преступлении. Оказывается, за Лео Гликом тянется список преступлений длиной в милю. Он вырос в Детройте, работал на семью Ангио. Был бандитом. Двадцать лет назад решил, что слишком стар для мускульной работы, поэтому пошел в ученики к одному фальшивомонетчику, которого встретил в тюрьме. У фальшивомонетчика, Джо Косты, имелся набор хороших пластин. Лео провел три года с Костой, изучая дело, а потом Косту нашли мертвым. Лео не знает, как это случилось.

Я закатила глаза.

— Ага, — согласился Морелли. — И я подумал то же самое. Как бы то ни было, Лео и Бетти оставили Детройт и перебрались в Трентон, а через пару лет наладили торговлю.

Лео знал Натана Руссо еще с Детройта. Натан был бэгменом[48] у Ангио. Натан управлял химчисткой. Бетти была посредником, совершала все обмены в упакованном белье. Очень гигиенично.

— Ужасно.

Морелли хмыкнул.

— Что насчет Максин? — спросила я.

— Максин крутила любовь с Кунцем, но Кунц настоящая задница. Поколачивает женщин. Максин у него не первая. Оскорбляет женщин почем зря. Постоянно твердил Максин, что она дура.

Однажды они хорошенько подрались, и Максин свалила с машиной Кунца. Кунц пригрозил, что покажет ей, поэтому выдвинул обвинение, и ее арестовали. Максин вышла под залог и взбесилась. Она вернулась к Кунцу, притворилась милой, но на деле хотела свести счеты. Кунц бахвалился, какой он великий гангстер, и как он проворачивает эти операции с фальшивками. Максин подговорила его показать ей пластины, и Эдди, у которого мозги с горошину, пробрался в соседнюю квартиру, когда Лео и Бетти отлучились в супермаркет, и достал пластины, книгу учета и ворсистую сумку двадцаток. Потом Максин зажала ему мозги, послала его в душ, приготовиться для второго раунда, и слиняла со всем этим добром.

— Максин еще та стерва.

— Да, — согласился Морелли. — Максин точно стерва. Вначале просто предполагалось, что это будет игра из мести. Ну, знаешь, чтобы заставить Кунца попотеть. Заставить его играть в дьявольские поиски сокровища. Но Лео пронюхал обо всем и собрался найти Максин в детройтском стиле. Он допросил Мардж и мамашу Максин, но они ни о чем не знали.

— Даже после того, как он поощрил их разговоры, отрезая части тела.

— Ага. Лео не слишком хорошо разбирается в людях. Он не знает, что нельзя выжать кровь из камня. Так или иначе, когда Максин узнала про палец и скальп, она пришла в ярость, и решила посвятить мать и Мардж в дело и выбрать способ озолотиться.

У нее была книга учета, поэтому она знала, как заключить сделку с Лео. Она позвонила ему и выставила требования. Миллион настоящих денег за пластины и книгу.

— А у Лео были такие деньги?

— Очевидно. Разумеется, Максин отрицает эту часть истории.

— Где же этот миллион?

Морелли выглядел так, словно эта часть рассказа ему особенно нравилась.

— А никто не знает. Думаю, он уже вне пределов страны. Вероятно, единственные издержки, которые выдвинут против кого-то, это изначальный угон машины и неявка в суд, предъявленные Максин. Фактически нет никаких свидетельств вымогательства.

— Что насчет похищения Эдди Кунца?

— Никакого обвинения не выдвинуто. Кому захочется публичной огласки, имея поперек задницы надпись «хрен с карандаш»? Кроме того, большинство татуировок временные. В первую ночь похищения Максин закрыла его в комнате с бутылкой джина. Он напился как свинья, вырубился, а когда проснулся, то стал уже Мистер Татушка.

Я смотрела на «Дука», и думала, как же это круто, и что будь у меня «Дук», я бы стала настоящей стервой.

Морелли толкнул меня коленом:

— Хочешь прокатиться?

Разумеется, я хотела прокатиться. Мне до смерти хотелось оседлать эти сто девять лошадиных сил и почувствовать, как они несут тебя быстрее ветра.

— Я поведу? — спросила я.

— Нет.

— Почему нет?

— Это мой байк.

— Будь у меня «Дукати», я бы тебе дала поездить.

— Будь у тебя «Дукати», ты, наверно, и разговаривать бы не стала с таким скромнягой, как я.

— Помнишь, когда мне было шесть, а тебе восемь, ты затащил меня в гараж папаши поиграть в поезд?

Морелли сощурил глаза:

— Мы же не собираемся проходить через это снова?