Ольга Степнова - Моя шоколадная беби
– Я тебе потом всё объясню, – сказала Катька. – Ты должен всё знать.
– В меня недавно кто-то стрелял в моём доме в Волынчиково, – сообщил Сытов.
– Он, кто же ещё, – указал на Робинзона Мат-Мат. – Пистолетов у него как перчаток. Наверное, захотел навестить жилище бабы Шуры, нашёл там разгром и перекопанный палисадник. С досады пальнул в то, что зашевелилось.
Где-то вдалеке послышался визг милицейской сирены.
– Мисилисия! – прошептал обладатель рыжего чемодана.
– Так что расследуйте и доказывайте, господин следователь! – Мат-Мат похлопал Марта по плечу и Март съёжился от этого панибратского жеста.
Три милицейские машины затормозили у подъезда. Сытов удивился, зачем так много машин на одного уже связанного преступника. Толпа расступилась, давая дорогу людям в погонах.
– Косьпода! Косьпода! – заорал вдруг обладатель рыжего чемодана. – Я не усьпель сказать одна важный стуку! Меня выгналь из этого дома, а я так не усьпель сказать, зачем сюда приходиль! Вы – Кателила Илаловна! – обратился он к Катерине.
– А вы никак тот самый Найоб! – воскликнула Катька.
Люди в погонах уже подняли с земли Робинзона, но, видно, не всё ещё было сказано не этой импровизированной сцене и все замерли, уставившись на нового «оратора».
– Восе-то, это ошень личный дел! Но рас посла такая пьянка, я щас бистро-бистро всё сказу, а то опять не успеваю и меня заново побьют. Знасит, я посоль. В смысле посоль, а не посоль, представляй тут государство Ватумонапа. Холосый ошень государство на юге Африка в течение реки Лимпопо. У нас там быль давно Йенехбайский республик, но совершился переворот и народ избраль король, потому что это исторически правильный и верный король. Именяли его Марримба Ньяма Ункулункулу Мбондо. И быль у него один жён и одна всего получился детка – Марримба Йопхохо Ункулункулу Мбондо. И вот король возьми и умер. И детка заболель и умер. И жён от горя заболель, и перед умер собраль всех и говорить, что уж раз все умер, то она должен открыть большой секретный тайн. У Марримба Ньяма Ункулункулу Мбондо есть ещё один детка. В Моськве. Незаконнонагуленный, безбракорожденный! Наш король нагуляль, когда в Моськве учился у Патриса Лумумбы. Наших много в Моськве у Патриса Лумумбы учился и много тут деток наших безброкорожденных! Но детка король – особенный! И жён сказаль, что нужен лучший сыщик, и поискать ту детку, чтобы по наследству власти передать, а не кому угодно. У нас ошень разбогатый королевств! Ошень! Нефть, алмаз, золото, титан энд алюминий, энд найобиевый руд!
– Ниобиевые руды! – строго поправил Мат-Мат.
– Да, в честь них меня назвали Мулунго Найоби Ункулункулу Мпопо Зул! Лучсий в мире сыщик нашёл, что детка короля – это Кателила Илаловна! Вы должны взять корон и править королевств! Вы королев Ватумонапа – Марримба Кателила Илаловна Ункулункулу Мбондо!!! Ватумонапа ждёт вас с алмаз, нефть, золото энд найобиевый руд! Холосо, что я сказаль наконец, а то меня выгоняль отсюд ваши женщин. – Он помахал в воздухе рыжим чемоданом.
Сытов почувствовал, что сейчас сойдёт с ума. Наверное, все это почувствовали, потому что его окружали абсолютно одинаковые лица с приоткрытыми ртами и выпученными глазами. Только Март медленно съехал вниз по стволу дерева и сел на землю, обхватив руками голову.
– Ты что-нибудь понял? – спросила Катька Мат-Мата.
– Только то, что ты – детка короля и должна править страной, где алмазов, нефти, золота и прочих богатств как грязи, – сказал Мат-Мат. – Ты мне сразу понравилась, беби! Может, станешь моей женой?! Подумать только – река Лимпопо!
– Парни, – спросил молодой лейтенант, а кого брать-то? Вы случайно не ошиблись, вам не психиатрическую?
Робинзон вдруг рванулся в милицейских объятиях, вырвался и побежал. Март, сидевший под деревом, меланхолично поставил ему подножку. Менты наконец всё правильно поняли, схватили и повели Робинзона в машину.
– Кать, дай тыщу рублей! – прогундосил белобрысый пацан. – Если б не я…
– Кольцо! – заорала Катька. – Он забрал у меня ящерицу!
Мат-Мат в два прыжка очутился у милицейской машины, повозился в салоне, вернулся вразвалку и одел Катьке на палец кольцо причудливой формы с большим прозрачным камнем.
– Всё тебе мало, беби! Могла бы парням на пивко колечко оставить!
– Его нельзя снимать, – засмеялась Катька. Или заплакала. Сытов не понял. Он развернулся и пошёл от этой толпы. Пошёл в свою прежнюю жизнь, а куда ему было деваться?
Надо же, Катька – королева, а он – шут гороховый! Как он раньше об этом не догадался? Ещё тогда, тринадцать лет назад?! Подумать только – река Лимпопо!!!
Навстречу ему шла какая-то баба. Он вышла из одной из тех трёх машин, которые Сытов принял за милицейские. Баба была в неудобной очень узкой юбке и на огромных каблуках. Она шла мелкими шажками, частила, чтобы не упасть на своих ходулях. Сытов поравнялся с ней, прошёл мимо, но она запуталась у него под ногами, мешая пройти. Он отодвинул её рукой и пошёл по направлению к метро. Где-то на стоянке у дома болтался его «Мерседес», но ему почему-то хотелось непременно в метро. Баба побежала следом как собачонка.
– Кит! – она зашла сбоку и заглянула ему в глаза.
– Ну? – Сытов прибавил шагу.
– Кит, ты только не думай, что я за тобой следила. Просто одна моя клиентка живёт тут неподалёку и видела… ну, я ей дала бесплатный абонемент и она сказала… ну, Ки-ит!
– Что?
– У тебя новый фингал?
– Вроде новый.
– Кит!
– Ну что?! Только не спрашивай как у меня дела и не проси тебе всё рассказать!
– Нет, Кит! Я так рада, что ты наконец-то надел эту рубашку!
Шикарная жизнь отменялась. Отменялась роскошная квартира, темпераментная красавица-жена, а также минимальное общение с мамой.
На троллейбусе на работу, на троллейбусе с работы, «гриб» в банке, попугай на подушке, на всех каналах – красивая жизнь, а своя собственная – мимо, мимо, мимо… Бабка вчера на остановке сказала:
– Мальчик, уступи место.
Он уступил. Он не стал трясти у неё перед носом удостоверением и объяснять, что он очень даже не «мальчик».
Правда, архив его почему-то тревожил. Настоятельно хотелось туда пойти и назначить той мымре свидание. Хотелось ещё раз доказать себе, что «кесарю кесарево».
В Пригожинском деле он поставил триумфальную точку. Или нет, восклицательный знак. Он всё расследовал, доказал, всех допросил, и даже получил признательные показания от обвиняемого. Он даже испытал гордость, когда вызвал к себе Катерину Ивановну, Сытова, и этого, как его по батюшке и по матушке – Матвея Матушкина, работника специальных государственных служб!
Они пришли все.
Сытов – отстранённый, далёкий, в чёрном костюме, белой рубашке с галстуком, в каких в гроб кладут.
Катерина Ивановна и работник этот жались друг к другу, постоянно хихикали, не давая Марту сосредоточиться и продемонстрировать им свою значимость.
– Осенью состоится суд, – объявил Март. – Я вас считаю своими друзьями и хочу рассказать всё, как было. – Он вдруг подумал, что и вправду мог бы считать их своими друзьями, а почему бы и нет? Очень даже новое ощущение – считать сразу нескольких чужих тебе людей своими друзьями. В этом есть некое благородство.
– Артём Робертович Пригожин признался в том, что убил своего отца, – начал Март.
– Ну что я вам говорил! – дурашливо всплеснул руками Матушкин. Катерина Ивановна хихикнула и теснее прижалась к нему.
Ну нет, пожалуй, его он считать своим другом не будет!
– Артём Робертович действительно давно взял на прицел своего папочку с его процветающим бизнесом, деньгами, роскошной квартирой и даже домом в деревне. Но объявляться сынок не спешил, он понимал, что Роберт Иванович вряд ли ему обрадуется, вряд ли кинется покрывать его криминальные подвиги и помогать материально. Поэтому приёмный сын Пригожина наблюдал и выжидал. Первой его победой был отъезд младшего брата в Америку на постоянное место жительства. Мартин женился там на миллионерше, ни в чём не нуждался и ни на что не претендовал – всё имущество Роберта для него просто мелочь. Вторая награда его терпению – гибель матери под колёсами автомобиля. Когда отец остался один, Артём воспрял духом. Он пристроил к нему домработницей свою любовницу. Та и сообщила ему, что Роберт Иванович тяжело и, скорее всего, смертельно болен. Никакого криминала – оставалось только ждать.
– И как же он собирался объявить себя наследником? У него другое имя, криминальное прошлое, побег из тюрьмы? – спросила Катерина Ивановна.
– Видите ли, Катерина Ивановна, Артём Робертович очень странный, непоследовательный и не очень образованный человек. Он считал, что с папиными деньгами, стабильным бизнесом и новым социальным положением ему ничего не грозит. Он собирался доказать, что он сын Пригожина, предъявив свои отпечатки пальцев, которые, естественно, хранились в базах правоохранительных органов. Удивительно, что в свои последующие отсидки он не попался на этих отпечатках, и никто не заметил, что Алексей Викторович Антонов и умерший в тюремной больнице Пригожин – одно и то же лицо. В общем, ему оставалось только ждать, но отец не только не умирал, но вдруг собрался жениться. Я допросил эту Травкину, её тоже ждёт суд, именно она сообщила любовничку, что Роберт Иванович завёл себе пассию и готовится к свадьбе. Это был крах всех планов Пригожина-младшего. Он подговаривает Травкину раздобыть ему дорогой красный наряд. Сначала он планирует вырядить в него Аллу, но та наотрез отказывается стрелять в хозяина. Помогать, пожалуйста, а стрелять, никогда! Времени нет, и Пригожин-младший решает сам прикинуться Катериной Ивановной. Он покупает коробку театрального грима, и, переодевшись и вымазав открытые участки тела тёмно-коричневой краской, рано утром приходит к отцу. Пропуск у него не спрашивают по понятным причинам. Ключ от квартиры ему даёт Травкина. Роберт Иванович принимал ванну. Он услышал шаги, решил, что это Катерина Ивановна и крикнул: «Катенька, заходи!» Зашла «Катенька» и выстрелила ему прямо в лоб. За секунду до смерти Роберт Иванович понял, кто в него стреляет, и крикнул: «Будь проклят ты, гад! Всё равно тебе ничего не достанется!» Дело в том, что Роберт за три дна до смерти написал то самое завещание, и вовсе не потому, как вы, Матвей, утверждали, что Артём раскрылся отцу, а потому, что боялся, что болезнь подкосит его раньше, чем он успеет жениться. Врачи отвели ему очень мало времени, и он чувствовал себя очень виноватым перед Катериной Ивановной за этот бурный роман.
