Дарья Донцова - Несекретные материалы
Там оказались снимки. Отличные цветные фото. Целая куча незнакомых людей, весело проводящих время на даче. Вот стол, заставленный едой и питьем, а здесь какие-то парочки в спортивных костюмах и джинсах; мангал с шашлыком под ветвями раскидистой ели… В углу каждой картинки стояла крохотная дата – 7 ноября. Я стала разглядывать остальные снимки, и глаз тут же наткнулся на знакомые лица – Вера Ивановна Никитина, сжимая в руке бокал, чуть пьяновато глядит в объектив. А вот и милый мальчик Тима с шампуром в руке. Я поглядела повнимательней и чуть не выронила карточки. На негодном мальчишке надет светло-коричневый кардиган. Узор на трикотаже составляли многократно переплетающиеся буквы «В» и «К», выполненные шерстью светло-песочного цвета, бежевые пуговицы небрежно расстегнуты…
Я собственноручно заказала эту вещь в Париже, у Монро, славящегося подобными изделиями. Мы с вязальщиком долго подбирали размер шрифта. Не хотелось ничего аляповатого, вычурного… Базиль получил кардиган на Рождество и был очень доволен – теплая, дорогая, красивая, эксклюзивная вещь. А теперь вижу, как в ней щеголяет юный прощелыга! Трудно представить, что Корзинкин дал поносить кому-нибудь предмет из личного гардероба. Во-первых, он крайне брезглив, а во-вторых, у французов подобное просто не принято.
Не веря глазам, я пялилась на снимок. Кажется, у моего подарка были другие пуговицы – из слоновой кости. Может, Монро сошел с ума и решил повторить понравившуюся модель? Очень сомнительно, как правило, он создает единичные экземпляры. Но вдруг! А Тима, приехав в Париж, отправился в небольшую мастерскую и приобрел кардиган? Да, но эта вещь стоила три тысячи франков, то есть почти 500 долларов! Откуда у мальчишки такие деньги? К тому же Монро завален заказами на год вперед, ради меня сделал исключение только потому, что Ольга дружит с его дочерью. Нет и нет, кофта принадлежит Базилю, но вот пуговицы…
Оставался только один способ проверить. Я пошла в кабинет и вытащила видеокассету. Рождество праздновали у Корзинкиных и, как всегда, засняли фильм.
На экране замелькала Маня в маске зайчика, Сюзи в белой шапочке с длинными ушами, Кешка в пушистой фуфайке. Вот Ольга прикалывает муженьку на брюки пумпонообразный хвост… Мы все нарядились в тот вечер кроликами и веселились как малыши.
Так, теперь зажигаем елку, открываем бутылку…
Я, как всегда, облилась шампанским…
Вот и момент вручения подарков. Манюня подпрыгивает от удовольствия – Сюзи подает ей золотые серьги с хрусталем в виде груши, новейший прикол парижской моды. В ответ Маруся протягивает собственноручно написанный пейзаж «Зимняя Россия». Буря восторга, выпиваем за талант. Теперь очередь Зайки, и она получает чудовищно уродливую фигурку болонки. Лимож, XVIII век, ужасно дорого, настоящий раритет. Вновь полный экстаз, обмываем собачку.
Наконец камера запечатлевает Базиля, сосредоточенно открывающего коробку. Через секунду кардиган трясут перед присутствующими. Быстрый взгляд на ярлычок, где на белом фоне стоит скромная черная подпись «Монро», и шквал упреков за расточительность. Вот радостный приятель натягивает обнову, застегивает на пуговицы… Пуговицы! Бежевого цвета!
Я переводила глаз с остановленного кадра на снимок. Да, кардиган тот самый, исчезли последние сомнения… Экран ожил, и Базиль, повернувшись спиной, пошел к столу за бутылкой, собираясь обмыть презент. У него удивительная, очень неловкая походка. Сначала вперед выносится бедро, потом вперед выдвигается нога. Со стороны кажется, будто попа пытается обогнать тело. Что-то он рассказывал про дефект тазобедренного сустава, полученный при рождении… Никогда не видела человека, передвигающегося так странно. И эти вывернутые ладони, тоже не совсем привычно. Обычно при ходьбе человек поворачивает ладони в бок, а Базиль отводит назад…
Внезапно в мозгу возникла картинка: красивый, импозантный начальник колонии Самохвалов Феликс Михайлович, попрощавшись, направляется к воротам. А в открытую калитку ясно видно, как от автозака отходит группка вновь прибывших зеков. Последний из уголовников устало тащится чуть поодаль. Бедро заносится вперед, нога покорно передвигается следом. Странная, неловкая походка и вывернутые назад ладони…
Меня пробрал внезапный озноб, липкая испарина покрыла спину, ноги задрожали, я плюхнулась в кресло, прямо на пульт. Картинка на экране замерла. Весело улыбающийся Корзинкин глядел с экрана, держа в руке пузатый бокал с коньяком. Я тупо смотрела вперед. Базиль! Кажется, я нашла тебя.
Глава двадцать шестая
Ночь прошла без сна. Выкурила возле открытого окна почти полную пачку «Голуаз», замерзла окончательно, но так и не сумела связать концы с концами. В сознании мелькали образы – убитая Майя Колосова, проживший всю жизнь под чужой фамилией Трофим; тоскующий в брошенной деревне старик Прохор; убитый дворник Юра; лежащий в багажнике «Вольво» труп Алексея Ивановича Никитина; глупая девочка Эля, решившая разбогатеть, продав собственную ногу; Вера Никитина, обманывающая родителей абитуриентов, и Нина, хладнокровно предлагающая людям стать калеками. Что их всех связывает? Ведь определенно есть между ними какие-то ниточки. Только я никак не могу увидеть эту паутину. И кто паук, соткавший узор?
Только под самое утро стала оформляться идея, как встретиться с заключенным, удивительно напоминающим Корзинкина. Начнем с «Альбатроса», вот только дождусь десяти утра.
Но в девять тридцать зазвонил телефон, и суровый мужской голос осведомился:
– Дарья Васильева? Ефим Иванович Галактионов вам знаком?
– Да, – испугалась я, – что произошло?
– Прихватите документы, удостоверяющие его личность, и приезжайте в отделение, записывайте адрес, – не пошел на контакт милиционер.
Вытащив из чемодана старика паспорт, я понеслась к трем вокзалам. Милиция находилась недалеко от Комсомольской площади.
Полный, одышливый дядька в серой рубашке поглядел сурово в книжечку и безнадежно спросил:
– Кем вам приходится Галактионов?
Ну как объяснить в двух словах, пришлось соврать:
– Свекром.
– Бойкий родственничек, – вздернул брови мужчина и вздохнул: – Говорил, что шестьдесят лет, а самому без малого сто… Ну как не стыдно безобразничать в таком возрасте.
– Да что он наделал?
Капитан опять устало вздохнул и взял со стола рапорт.
– Вот, послушайте: «Подойдя к гражданину Петренко, гражданин Галактионов вначале оскорбил того посредством нецензурной брани, а именно употреблял матерные выражения, повлекшие за собой удар по лицу. Получив удар, гражданин Галактионов нанес ответный удар гражданину Петренко в область солнечного сплетения, а когда гражданин Петренко принял полувертикальное положение, гражданин Галактионов нанес еще один удар в передне-боковую поверхность шеи, вследствие чего гражданин Петренко получил кратковременное расстройство здоровья и незначительную стойкую утрату общей нетрудоспособности». Понятно?
А чего же тут не понять, хотя стиль изложения хромает. Ефим сначала поругался, а затем накостылял по шее какому-то Петренко!
– Ну и что делать будем? – демагогически вопрошал капитан. – Оформлять задержание?
– Может, решим вопрос полюбовно? – защебетала я.
– Как? – заинтересовался мент.
– Я вам что-нибудь дам, а вы мне вернете дедушку.
– Что дадите-то? – нервно откликнулся сотрудник.
– Ну, например, сто долларов.
– Так, – вздохнул милиционер, – взятку суете?
– Упаси бог, гуманитарную помощь.
– Ладно, вынимай, – неожиданно перешел на «ты» страж закона.
Симпатичная зеленая бумажка перекочевала в лопатообразную руку, и капитан, сняв трубку, что-то быстро пробормотал. Минут через пять конвойный ввел Ефима, но в каком виде! Один глаз заплыл и украсился синяком, куртка в грязи, брюки абсолютно изжеваны, шапки нет, зато здоровый глаз горит злым огнем. Увидав меня, милый дедуля сообщил:
– Во, видала придурков, в обезьянник посадили! И всю ночь продержали, компьютера у них нет, чтобы личность проверить!
– Компьютер есть, – оскорбился долларолюбивый капитан, – только сами виноваты, зачем назвали 1939 год рождения? Мы и искали такого Галактионова и, конечно, не обнаружили. Органы обманываете. Вот, в паспорте черным по белому – 1906 г. Сказали бы вчера правду и проследовали бы по месту проживания. Кто ж со стариком связываться станет? Прямо смешно, ведь не баба!
Услышав напоминание о возрасте, Ефим Иванович обозлился до предела:
– Да я в свои девяносто больше могу, чем ты в тридцать, дурачок, дело не в возрасте.
Капитан, оформлявший какую-то бумажку, буркнул:
– Это точно, никогда не дрался на улицах.
– Задора в тебе нет, – вздохнул старик, аккуратно трогая опухший глаз, – я придурка того здорово поколотил?
– Петренко? – спокойно переспросил мент. – Ерунда, до кратковременного расстройства здоровья.
