Дарья Донцова - 13 несчастий Геракла
Очевидно, хозяин велел заменить зеленую кожу. Это понятно, кому приятно пользоваться мебелью с такой историей. На месте Кузьминского я бы избавился от этого стола и купил новый. Массивный письменный прибор, календарь, часы и прочие мелочи были составлены на деревянные края стола. Тут же был и знакомый мне красный баллончик.
Я взял его в руки. На нем изображена женщина, держащая в руках лопаточку и тубу, из которой лезет пена. Герметик, или «отвердитель», по выражению Нюши. Как он попал на стол Сергея Петровича?
Отставив баллончик, я открыл первый ящик и углубился в изучение его содержимого. Штук тридцать дешевых прозрачных ручек «Корвина», ластики, скрепки, дырокол, куча визиток…
Во втором в безукоризненном порядке лежали счета и расписки прислуги в получении зарплаты. Ничего похожего на дневник не было и в помине.
Я выдвинул третий ящик, увидел стопку потрепанных тетрадей в выцветших, похоже, кожаных переплетах, взял первую, раскрыл…
— Чем вы тут занимаетесь? — прогремел над ухом голос.
От неожиданности я выронил тетрадку, пожелтевшие листочки выпали из обложки. Дверь, ведущая в спальню Кузьминского, была открыта, на пороге стоял сам Сергей Петрович в халате.
Я растерялся:
— Э… Вы уже дома?
— Чем вы тут занимаетесь? — сурово повторил Сергей Петрович.
— Ну… так… в общем… бессонница замучила, решил поискать какую-нибудь книгу!
— В столе? Так вот кто крадет у меня деньги!
— Что вы! Я никогда…
— Врешь!
— Но вы же наняли меня искать доллары, — пытался я оправдаться.
— Ты вор, — отчеканил Сергей Петрович, — и должен быть наказан.
Мне стало не по себе. Лицо у мужика имело самое безумное выражение, на лбу блестели капли пота, глаза смотрели на меня, словно… не могу подобрать нужного сравнения. Они походили на две медные пуговицы, в них совсем не было жизни.
— Сейчас принесу вам валокордин, — сказал я, чувствуя, как по спине течет пот.
— Сидеть! — рявкнул Кузьминский, потом он перевел глаза влево и воскликнул: — Ага! Значит, и это тоже делал ты!
Я повернул голову и разинул рот. Дыхание перехватило, словно в комнате внезапно исчез весь воздух. На портрете Глафиры, у основания шеи, алело пятно!
— Вот, — Сергей Петрович покачивался, словно дерево под сильным ветром, — вот! Ты подлец. И сейчас я накажу тебя.
Вымолвив последнюю фразу, он вынул руку из кармана халата. В ней был зажат маленький пистолет.
— Молись, вор, мерзавец и шутник, — с совершенно безумным видом заявил Сергей Петрович и шагнул ко мне.
Не дай бог никому из вас оказаться в подобном положении, мысленно я простился с жизнью. Но рука помимо моей воли схватила баллончик с герметиком, направила его на Кузьминского и с силой нажала на головку дозатора.
Вспоминая потом многократно эту сцену, я каждый раз недоумевал, ну каким образом я ухитрился не промахнуться? Вообще говоря, меткость не относится к числу моих талантов, не далее как вчера съел яблоко и, поленившись отнести огрызок в помойное ведро, решил выбросить его в открытое окно. Не слишком достойный поступок, но все мы люди. Так вот, швырнул его и попал… в стену, настолько я «кривоглазый». А тут вдруг ловко угодил толстой белой струей точнехонько в физиономию Сергея Павловича.
Он вскрикнул, выронил пистолет и, вытянув вперед руки, бабьим голосом заверещал:
— Ослеп! Ничего не вижу!
Я вскочил из кресла и толкнул в него хозяина. Кузьминский рухнул на кожаную подушку, бормоча:
— Что со мной, помогите…
Я посмотрел на толстую «маску», покрывавшую его лицо, схватил трубку, набрал номер и заорал:
— Макс?! Скорей в особняк Кузьминского, я поймал убийцу!
Глава 31
После описываемых событий прошло три дня. В субботу вечером Макс приехал к нам. Раскрасневшаяся Нора воскликнула:
— Максик, садись ужинать!
— Большое спасибо, — мигом ответил приятель, — я уже поел.
Нора прищурилась.
— Еду готовила не Ленка.
— А кто? — насторожился Макс.
Вообще говоря, он большой любитель поесть, но наша Ленка столь мерзко готовит, что Макс не хочет даже пробовать ее стряпню.
— Я знала, что ты приедешь, — лебезила Нора, — и заказала кое-что в кафе «Готти». Вот только доставили.
— Да? — оживился Воронов. — Вообще говоря, я ел на работе лишь лапшу «Доширак» и с удовольствием бы слопал чего-нибудь вкусненького.
— Пошли, пошли, — засуетилась Нора.
Хозяйка, очевидно, заказала весь ассортимент. Стол был уставлен яствами. Примерно через полчаса Макс откинулся на стуле.
— Все, больше не могу. Глазами бы съел все, а в желудке места нет.
— Мы тебе с собой завернем, — пообещала Нора.
Я подавил усмешку: хозяйку мучает любопытство, она рассчитывает, что объявившийся Макс ответит на ее вопросы. Ага, вот он вытащил сигареты. Сейчас Нора сочтет, что момент самый подходящий, и…
— Что же будет Кузьминскому? — начала Нора.
— Ничего, — пожал плечами Макс.
— Как?!
— Так!
— Он же убийца!!!
— Кто сказал?
— Ну… это ясно!
— Из чего?
— Ну…
— Где доказательства? — ухмылялся Макс.
— В дневниках его отца, Петра Фадеевича, — горячилась Нора, — надо только прочитать их.
Макс тяжело вздохнул.
— Вкусный был ужин, господа Ниро Вульф и Арчи, прямо восхитительный. Я так понимаю, что теперь следует отработать его? То бишь рассказать вам…
— Да! — заорала Нора. — Да!
Макс поднял вверх указательный палец.
— Сначала разрешите напомнить вам старую истину: сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник. Нора, вам не следует заниматься сыскной деятельностью.
— Это почему? — прошипела она.
— Потому что, имея на руках факты, вы ухитряетесь сделать из них неправильные выводы, — спокойно объяснил Макс, — хватаетесь за одну версию, не разматываете ее до конца, бросаете, цепляетесь за другую, строите неверные предположения. Одним словом, ведете себя непрофессионально. Ну отчего вы решили, что способны самостоятельно найти преступника?
Я исподтишка глянул на Нору. Хозяйка сидела, закусив нижнюю губу. Зная ее характер, хорошо понимаю, как ей хочется сейчас накинуться на Макса и начать вырывать из него перья. Но ей приходится сдерживаться, иначе правды не узнать.
— Ну что? — ерничал Макс. — Мне приступать?
На лице Норы заиграла самая ласковая улыбка.
— Да, да, конечно, хочешь кофейку?
— Он тоже из «Готти»?
— Нет, велю Ленке сварить.
— Тогда лучше воды, — быстро сказал Макс.
— Не тяни кота за хвост, — не выдержала Нора, — меня сейчас просто разорвет от любопытства!
— Значит, так, — медленно начал Макс, — вернемся в прошлое.
Жил-был Петр Фадеевич Кузьминский, милый, интеллигентный человек. И была у него беда — жена Глафира, больная шизофренией.
Петр Фадеевич к супруге относился очень хорошо и в моменты обострения болезни не сдавал ее в клинику… Потом ему временно повезло: жена увлеклась живописью и несколько лет вела себя почти нормально.
Как радовался Петр Фадеевич, поймет лишь тот, кто имел дело с сумасшедшими. Но ликование было недолгим. Вскоре лечащий врач предупредил несчастного мужа:
— Глафира опять входит в стадию обострения и может стать опасной для окружающих.
Профессор оказался прав. Однажды вечером жена, сжимая ножницы, вошла в кабинет к мужу и попыталась убить его. Петр Фадеевич выхватил из ее руки остро заточенные клинки и… воткнул их Глафире в шею.
— Он убил ее, — прошептала Нора.
Макс кивнул:
— Да. Кстати, вы были правы, его дневник содержит много интересного, но он был тщательно заперт в сейфе, чтобы на записи не наткнулись чужие глаза. Так вот, в дневнике Петр Фадеевич подробно описывает свои чувства. Глафиру он убил из жалости. После покушения на мужа ее бы заперли в «желтом доме». О том, какие там царят порядки, Кузьминский был осведомлен, он понимал, что лучше лежать в могиле, чем медленно умирать в психиатрической клинике. Еще он боялся за сына, мальчика нервного, болезненно обидчивого, отягощенного дурной наследственностью. Ему незачем было видеть, как мать лишается человеческого облика. Отсюда и решение убить Глафиру. Петр Фадеевич нарисовал на картине красное пятно и рассказал приехавшим милиционерам о жене-шизофреничке, покончившей жизнь самоубийством.
Поскольку врачи показали следователю историю болезни, тот поверил Кузьминскому, и дело было благополучно закрыто.
Петр Фадеевич впервые за многие годы вздохнул свободно. Через некоторое время, поняв, что в доме требуется хозяйка, он привел новую жену: Варвару. У той имелась дочка Лисочка.
Но зря Петр Фадеевич надеялся на тихий семейный уют. Сережа, невзлюбивший Варвару и возненавидевший избалованную Лисочку, решил избавиться сначала от мачехи.
