Дарья Донцова - Зимнее лето весны
Выйдя из приемного покоя, Наталья Сергеевна уверенно засеменила по коридору.
– Налево, – приказала я.
– Лифт справа, – поправила доктор.
– Но меня оставили на первом этаже.
– Как? – изумилась спутница. – Где?
– А вот тут, – злорадно ответила я, распахивая картонную дверь, – любуйтесь.
– О боже! – закатила глаза врач. – Вы тут и были?
– Да!
– Почти весь день?
– Да!!
– Голодная?
– Да!!!
На некоторое время Наталья Сергеевна лишилась дара речи. Потом, схватив меня за руку, поволокла к лифту, причитая на ходу:
– Виола Ленинидовна! Катастрофа! Наш санитар! Его уволят! Выгонят с позором! Пьянь подзаборная! Но приличные люди на оклад санитара не соглашаются, вот мы и нанимаем отребье. Уже не первый раз такой казус случается. Нет! Это все! Теперь он пойдет куда глаза глядят! Простите нас! Но почему вы так долго там находились? Отчего не прибежали сразу?
Я растерялась. Действительно, как объяснить искренне расстроенной тетке мое долготерпение?
Но, к счастью, именно в этот момент Наталья Сергеевна дотащила меня до медсестры, сидевшей за длинным полукруглым столом, и гаркнула:
– Алиса! Опять читаешь!
Девушка живо сунула в ящик стола растрепанный до неприличия томик Бустиновой и живо ответила:
– Нет!
– Кто у тебя в люксе? – стала наливаться краснотой врач.
– Щас, минуточку… – протянула Алиса, хватая «мышку». – Во, нашла. Тараканова Виола. Ничего себе имечко. А фамилия ваще отстой!
Наталья Сергеевна стукнула кулаком по столу.
– И когда Тараканова поступила?
– В приемном покое ее оформили утром, – отрапортовала Алиса и ткнула пальцем в экран компьютера, – тут пометка стоит. Кстати, вы ее и принимали.
– Я-то свои обязанности знаю, – просипела врач, – а в вашем отделении бардак! Где Иван Ильич?
– Так домой ушел, – пролепетала Алиса, – у заведующего рабочий день закончился.
– Кто дежурит? – не успокаивалась Наталья Сергеевна.
– Марина Николаевна.
– Она куда подевалась?
– Ужинать утопала, – плаксиво протянула Алиса. – Я одна, но все тихо. Больные спят, назначения выполнены.
– Тараканова в люксе?
– Нет, палата пустая пока, – проблеяла медсестра, явно испуганная напором доктора.
Наталья Сергеевна повернулась ко мне.
– И как работать с такими?
Я пожала плечами, а она снова принялась наскакивать на девушку:
– Вот ваша Тараканова!
– Здрасте, – закивала Алиса.
– Сидела весь день в каптерке! – гневалась врач. – Неужели вы не забеспокоилась, где больная? В приемном оформили, а до отделения не довезли. Куда она подевалась?
– Не знаю, – замотала головой Алиса.
– Вдруг человек умер в лифте, а? Ну и молодежь пошла! Ни малейшей ответственности! Что ты читаешь? Детективы? Учебник возьми!
В глазах Алисы зажегся злой огонек.
– Вы на меня не орите, – вдруг огрызнулась девушка. – Своих медсестер имеете, вот им баки и заправляйте. У нас заведующий Иван Ильич, а не вы, если каждый врач здесь визжать начнет, то ничего хорошего не будет. А в отношении летального исхода в лифте – это не ко мне. Я отвечаю за больного, когда он в отделение попал, че там на лестнице происходит – не моя печаль.
Врач разинула рот, Алиса поглядела в мою сторону.
– Вы Тараканова?
– Да, – кивнула я.
– Пойдемте, – сухо велела медсестра, – сюда, последняя дверь по коридору.
– Завтра же сообщу Ивану Ильичу о твоем хамстве, – отмерла Наталья Сергеевна.
Алиса, никак не отреагировав на ее заявление, распахнула дверь и отчеканила:
– Двухкомнатная палата, кнопки вызова среднего медицинского персонала у изголовья кровати и в санузле. Холодильник и телевизор в наличии. Ужина не дадут, вы опоздали. На тумбочке стоит стакан кефира.
– Спасибо, есть не хочется, – улыбнулась я и, пытаясь наладить отношения с обозленной девушкой, с ноткой восторга в голосе добавила: – Как тут у вас уютно!
– Если бабок в кошельке полно, то везде уютно, – не пошла на контакт Алиса и выпорхнула за дверь.
Я побродила по комнатам, потом нашла в шкафу две подушки, запасной плед, сделала некое подобие человеческой фигуры на кровати, прикрыла «тело» одеялом, на «голову» нахлобучила парик, потом, не забыв спустить простыню до полу, залезла под кровать и затаилась. Надеюсь, убийца не заставит себя ждать, уж больно некомфортно на холодном линолеуме. Впрочем, в ледяной могиле, куда меня собрался спровадить Ребров, еще хуже. Неприятных ощущений, правда, там, наверное, не будет, но и радости мало.
Дверь скрипнула, когда я окончательно отлежала все бока.
– Виола Ленинидовна, – произнес тихий голос, – надо укол сделать. Вы спите?
Продолжая шептать, девушка приблизилась к кровати, чем-то зазвякала, потом зашуршала. Я, слегка приподняв простыню, наблюдала за ее ногами, обутыми в белые сабо. Раз, два, три… пора!
Высунув руки, я схватила медсестру за щиколотки и сильно дернула на себя. Спасибо опыту, полученному во дворе от мальчишек. Это сейчас я писательница Арина Виолова, но за плечами у меня детство беспризорного ребенка. А чему в первую очередь учится предоставленная сама себе девочка? Правильно, она овладевает навыками кулачного боя, отвоевывая свое право на жизнь.
Медсестра, не ожидавшая нападения, с диким воплем рухнула на пол. Быстрее звука я вылезла из-под койки, села верхом на поверженную и вроде как потерявшую сознание девчонку и заорала изо всех сил:
– Люди! Сюда! Скорей! На помощь! Убивают!
Тут в комнату ворвалось неисчислимое количество народа – несколько омоновцев в черных шапочках-масках, три парня в гражданском, две женщины в белых халатах, лысый дядька со здоровенным чемоданом. Замыкал шествие Гарик. Тяжелый запах духов поплыл по палате, у меня перегорели предохранители. Я спрыгнула с поверженной девушки, схватила стоявший на тумбочке стакан с кефиром и выплеснули его прямо в лицо Гарику.
– Убийца! – заорала я. – Пришел лично удостовериться в моей смерти? Фиг тебе! Я еще сто лет проживу!
Парни в штатском схватили меня за руки, дальнейшие события помню плохо, вроде я кусалась, царапалась, кричала, затем в зад воткнулась игла, и пол ушел из-под моих ног.
Очнулась я от жары и в первые минуты не могла понять, где нахожусь, тяжелое одеяло прибило меня к кровати. Я попыталась скинуть перину и сесть, но тут увидела Гарика – издатель уютно устроился в кресле с книгой в руке.
– Пришла в себя? – заулыбался он. – Хочешь соку?
– Нет! – взвизгнула я, судорожно шаря рукой по стене у изголовья.
– Тебе плохо? – усмехнулся Ребров. – Мне сходить за врачом?
– Убийца! Я все знаю! – выпалила я.
Гарик расхохотался.
– О господи, она опять знает все! Ты уже один раз делала программное заявление.
– Хватит с меня, – зашипела я, выматываясь из одеяла. – Прикидываешься другом, а сам нанял медсестру Алису, чтобы убить меня!
– Шприц принесла не Алиса, а практикантка Люба, – уточнил Гарик.
– Однофигственно! И что в нем было?
– Доза некоего лекарства, – сказал Гарик. – Любе всего пятнадцать лет, она маленькая дурочка, овладевает мастерством медсестры, умеет делать внутримышечные инъекции, но ей, естественно, делать уколы людям запрещено. Любе предписывается исполнять приказы старшей медсестры. Сегодня вечером к этому ребенку обратился дедушка, очень старый, голова седая, борода лопатой. Он спел жалостную песню: его внучка, Виола Тараканова, лежит в палате люкс, ясное дело, доброго дедулю туда не пускают, а он приехал из Сибири, привез кровиночке специальный оживляющий укол. Короче, Люба согласилась помочь сельскому знахарю, который, чтобы поставить на ноги любимую внучку, преодолел не одну тысячу километров. Увы, Люба не была бескорыстна, ей дали денег на покупку мобильного телефона.
– Бред! – взвизгнула я. – Кто может поверить идиотской сказке про оживляющие уколы!
– Пятнадцатилетний ребенок из бедной семьи, мечтающий о сотовом телефоне, – вздохнул Гарик. – Я предполагал, что придет киллер, поэтому люкс нашпиговали звукозаписывающими устройствами, а в соседней палате была засада. Мы очень удивились, когда ты не появилась утром в палате, начали нервничать, искать тебя, под вечер операция грозила сорваться, и тут… ба! Вот и ты, собственной персоной! Где шлялась? Чем занималась? Я велел сидеть тихо!
– Ты не Кирсавин?
– Нет, конечно. Всегда был Ребровым. С чего тебе в голову такое пришло?
Я вцепилась пальцами в одеяло и рассказала о своих умозаключениях. Гарик кивал в такт моим словам, потом вдруг сказал:
– Зимнее лето весны.
– Что? – осеклась я.
– Зимнее лето весны, – повторил Ребров. – Объясни мне смысл этой фразы.
