Валентина Андреева - Бенефис чертовой бабушки
Она перевернула листочки, взглянув на окончание письма, вернулась к началу и продолжила чтение уже в ускоренном темпе. Усмешки как не бывало…
Дедушка предупреждал, что его предсмертным посланием наверняка заинтересуются определенные личности. На этот случай имеется второй экземпляр письма с совершенно безобидным содержанием. Его, как Светочка понимает, не следует прятать. Сергей Иванович мягко пенял жене на неверие в его научные и практические выводы в части возможности положительного решения проблемы бессмертия человека. Разгадка, как это ни парадоксально, в том, что ей прекрасно известно. Старение организма и наследственные заболевания заложены в человеке генетически. А следовательно, достаточно подобрать ключи к конкретным генам индивидуумов, и они будут избавлены от болезней, передаваемых из поколения в поколение. И самое главное – ген старости тоже победим. У Сергея Ивановича имеются доказательства. Но наука генетика, к сожалению, не в почете. Еще страшнее то, что результатами его труда вплотную заинтересовались не те люди и не так, как он рассчитывал. В любом случае ему грозит изоляция от общества. Работать в лаборатории под грифом «секретно» и жить под этим же символом, зная, что результаты его труда будут использоваться в меркантильных целях, он не сможет. Тем более что ему случайно стало известно – будущее его большой семьи под угрозой, поскольку «ученого ничто не должно отвлекать от работы».
Далее Сергей Иванович сообщал, что нашел способ уничтожить находящиеся под контролем ключевые положения своего открытия. Уходит из жизни с надеждой на наступление лучших времен. Едва ли оно выпадет сыновьям, но внуки наверняка смогут продолжить его дело. А потому у Сергея Ивановича имеется к милой Светочке последняя просьба. Если не ради него, то ради науки. Необходимо подавить в себе враждебные чувства к Нине Михайловне, тем более что во всем виноват только он. Мир жесток, а жизнь такова, что всем его детям необходимо быть поддержкой и опорой друг другу. Им и внукам он оставляет в наследство дневники научных наблюдений, копии теоретической базы открытия, разделив все свои труды поровну между двумя семьями. И милая Светочка, и Нина Михайловна прекрасно знают места, где он укрыл документы. Каждая – свое. Далее следовали слова глубокого сожаления по поводу страданий, которые он причинил самому любимому (после сыновей) человеку. Читала их Юленька тоненьким, без конца срывающимся голоском. С разных сторон ей тихонько подвывали Марина, Наталья и Анна Петровна. Время от времени и я напоминала о себе мучительными стонами.
– Нет, нормальному человеку это не выдержать! – заявил Димка, но, судя по тому, что никто не покинул помещения, нормальных людей среди нас не было.
– Мать так и не выполнила просьбу отца! – Голос Брусилова-старшего диссонансом вклинился в общий плачущий хор и разом его оборвал.
– Да она, не во гнев будет сказано, вас, родных братьев, примирить не могла, где уж ей было заниматься объединением сводных! – возмутилась Наташка, еще не избавившись от слез.
– А Нина Михайловна? – обрадовался Сашка возможности перевести стрелки ответственности на другого человека. – Почему бы ей первой не найти путь к примирению?
– Нина Михайловна была арестована сразу после смерти дедушки, – спокойно пояснила Юленька. – Ни за что, ни про что. По сфабрикованному обвинению в хищении какой-то ткани на фабрике. Фактически просто как законная жена дедули. До 1964 года «отдыхала» на зоне, ее сыновья в это время находились в детдоме. Младший, как ей сообщили, умер там же. Уже много лет спустя, когда отец Антона пытался отыскать его могилу, выяснилось, что братика усыновили. Но кто, установить так и не удалось. Пожары временами очень удобное объяснение пропажи документов.
После своего освобождения Нина Михайловна сразу же забрала старшего сына и уехала с ним к дальним родственникам в Архангельск. Позднее удалось добиться реабилитации. Нина Михайловна вернулась в Москву. Отец Антона к тому моменту окончил школу и сразу поступил в Бауманку. Потом женился на однокурснице. Жизнь шла своим чередом и беспечально.
Письмо деда отец передал Антону только накануне своей смерти от неизлечимой болезни. При этом не был уверен, что оно вообще пригодится. Мать – Нина Михайловна ничего не сообщила о спрятанных документах отца, а искать сводных дядей отец Антону не советовал, поскольку Светлана Никитична не сделала ни одной попытки помочь им с братом тогда, когда они в этом особенно нуждались.
– Юленька, – заискивающе заговорила Маринка, – пойми, время такое было. Светлана Никитична, возможно, боялась за твоего папу и дядю. Ее ведь тоже могли арестовать.
– Да. Но это не было временем сталинских репрессий. И она дожила до девяноста лет, а бабушка Антона всего до сорока двух. Только не говори мне про диссидентство. Это из другого драматического спектакля нашей Родины.
– А ведь мать, как и отец, – биохимик по профессии. В геронтологию окунулась где-то на пятом десятке, – словно не слыша нарастающей перепалки, заявил Юра и поднял указательный палец. Все невольно уставились в потолок. – До этого момента она считалась известным специалистом в области биохимии. – Рука Юрика безвольно опустилась, все покорно уставились на его сжавшийся кулак.
– Ну и что? – заартачилась Наташка, первой осознав, что ничего хорошего не увидела. – Давно уже ясно, что ваша матушка, пользуясь наработками покойного Сергея Ивановича, изобрела для себя и Басурмана эликсир молодости. Успешно обошлась без второй части его труда, находившейся у Нины Михайловны.
– Вот и сбылось предсказание Сергея Ивановича, – встряла я. – Не зря же она, имитируя плохое самочувствие, потребовала немедленного съезда с сыном. Очевидно были соответствующие звонки или даже визиты весьма заинтересованных ее разработками лиц. Дети подросли, вот она и пустилась во все тяжкие. Я имею в виду научные изыскания. Не может быть, чтобы кто-то из знакомых или коллег не подозревал, чем она занимается. В ходе своей работы наверняка была вынуждена кого-то о чем-то просить. И наконец, для этого нужны были деньги!
– В деньгах она не нуждалась, – растерянно пояснила Маринка и в поисках поддержки оглянулась на мужа.
– Однозначно! – отрезал он. – Отмахивалась от нашей помощи, как от чумы. Ссылалась на то, что ей и свои-то сбережения девать некуда. Время от времени снимала пенсию, ухитрялась заказывать даже довольно не дешевые продукты, еще и нас угощала. Пенсия – это же гроши, как ей удавалось это? Я Маринке мать в пример приводил.
– Ну, ладно. Ваши денежные расчеты меня совершенно не касаются, – зевнула Анна Петровна. – Я, пожалуй, пойду, сейчас хороший фильм начнется.
– Надо же, как крепнет благосостояние наших пенсионеров! Хоть и прямо пропорционально разного рода подорожаниям, но было бы хуже, если бы вообще не росло. Теперь пенсионерам деньги девать некуда, что ли? Перевелись финансовые пирамиды? Даже не завидуют друг другу, – порадовалась я, отмечая звук удаляющихся нянюшкиных шагов по коридору. – Ну а сейчас все-таки поднапрягитесь и еще раз припомните историю с приобретением этой дачи. Только в деталях! А я позвоню следователю. Надеюсь, Вас. Ник. хорошими фильмами по телевизору не интересуется, но если и интересуется, горечь расставания с телеэкраном не будет долгой. Постараюсь уболтать побыстрее. – С этим и выскочила на крыльцо, слыша вслед нелестное сравнение с блохой. Неподкованной. Муж определенно стал забываться. Я тут же успокоилась. Раз человек выбрал себе в жены блоху и не намерен с ней разводиться, кто он сам после этого? Ясное дело – блох!
2
Василий Николаевич оказался на редкость словоохотливым. Долгое время мешал мне вставить хоть одно слово – рассказывал страшный сон, в котором ему являлась вся наша большая компания и не давала глаз сомкнуть. Только, можно сказать, выдалась возможность лечь пораньше!.. Никакого сверхъестественного интереса у него моя просьба не вызвала, именно поэтому он меня и отослал с ней к когда-то погибшей в доме Брусиловых женщине – вот у нее, мол, и спрашивайте. Не помню, что я ему пожелала. Но точно, не спокойной ночи. Как раз с этим напутствием я проводила покидавших дом братьев Брусиловых. Оба отправлялись на ночевку в летний домик. В тесноте, учитывая нахождение в нем еще Даньки с собакой, но не в обиде. Обидно было только мне. По-хорошему же просила Брусиловых вспомнить детали покупки дома. Неужели тоже не воспринимают меня всерьез? А может, воспринимают, но как блоху?
Обида схлынула, когда вернулась назад и старательно закрыла дверь на ключ. Столь необходимые мне детали под патронажем Наташки усиленно вспоминала Маринка. Я только не поняла, зачем подруга держит в руках деревянную фигню для отбивания мяса. Больше никого на кухне не было. Впрочем, назначение молотка быстро разъяснилось.
