Андрей Ильин - Козырной стрелок
— Ястребу работать!
Уже закрывшаяся было входная дверь мгновенно приоткрылась вновь. Хозяина заинтересовали громкие взвизги его любимой собаки. Не могли не заинтересовать! Потому что любимой!
Хозяин высунул голову из-за двери.
— Выстрел! — скомандовал снайпер.
Иван Иванович вдавил спусковой крючок. Винтовка вздрогнула и выбросила вторую гильзу.
Точно такая же винтовка точно в ту же секунду выбросила точно такую же гильзу в специальный тканевый, предназначенный для сбора улик, мешок, закрепленный на затворе винтовки снайпера, в кабине башенного крана.
— "Ястреб" работу сделал.
Пуля ударила неосторожно высунувшегося Туза в переносицу, отбросив к дверной коробке и размазав по ней светлосерое содержимое черепной коробки. На порог и на крыльцо густо поползла кровь.
— Прямо между зенок! — тихо ахнул Фиксатый. И скосил глаза в сторону мочилы.
Иван Иванович удовлетворенно отодвинулся от прицела.
И по чужой, скопированной им привычке хлопнул ладонью по ложе винтовки, приподнял руку, сложил кольцом большой и указательный пальцы и несколько раз качнул ими в воздухе.
Мол — все о'кей!
— Мать моя! — прошептал Плюгавый, заметив его уверенный и, наверное, уже привычный, потому что не в первый раз, жест.
— Гони их из машины! — распорядился майор Проскурин.
— Чего раззявились? Идите работайте, — грозно сказал Иван Иванович.
— Конечно, конечно, — суетясь и заискивающе улыбаясь, закивали братаны, сползая с лесов.
— Ну! — Иван Иванович вытащил винтовку из проема вентиляционной отдушины и, пытаясь положить на настил, развернул параллельно борту машины.
Фиксатый и Плюгавый увидели черную дыру качнувшегося в их сторону глушителя и рухнули с лесов.
— Ты чё! Мы идем! Мы уже идем! Ты чё, в натуре! Суетясь и подталкивая друг друга, они выбили дверь и выскочили наружу. Двое. Вместо одного.
Водитель захлопнул капот и прыгнул на свое место.
— Вон они! — заметила карабкающихся на подножки кабины хлебного фургона чужих братанов охрана коттеджа. — Это люди Папы. Вон того я знаю. Это Фиксатый!
Хлебный фургон, набирая ход, уходил по дороге.
— А ну! Все в машины! Догоните фургон. И еще дворы, дворы проверьте! Они наверняка не одни!
Через три минуты из ворот вырулили две иномарки, битком набитые охранниками уже покойного Туза. Охранники вознамерились догнать тихоходный фургон. И проверить прилегающую территорию. Но не догнали. И не проверили. Потому что их остановил непонятно откуда взявшийся гаишник. Со своим полосатым жезлом. И с еще тремя гаишниками, которые недвусмысленно сложили руки на болтающихся на плечах автоматах.
— Вы почему под знак проехали?
— Чего? Под какой знак?
— Вон под тот знак! Под который проехали!
— Ты чё гонишь, начальник? Ты чё! С ума тронулся?
— Кто тронулся?! А ну-ка ваши права...
— Всем эвакуация, — приказал майор Проскурин. С башенного крана, сжимая в руках объемные, напоминающие чемоданы, монтировки и обрывки каких-то проводов, спустились рабочие. Их грязные спецовки и не менее грязные лица не привлекли ничьего внимания. Даже тех, кто их видел. Работяги они и есть работяги. Все на одно лицо.
— Ты чё, начальник! Там же знак — столовая через пятьсот метров! Ты чё, в натуре!
— Столовая? Через пятьсот метров? Да ты что? Ну точно столовая. А я подумал... Извиняйте, ребята. Промашка вышла.
Отпущенные иномарки рванулись с места прочесывать дворы. Поздно прочесывать. И поздно хлебный фургон ловить. Который уже пять минут, как...
Впрочем, нет, уже шесть. Уже на минуту больше условленного срока. Почему на минуту больше? Может, они решили...
Может, они решили не останавливаться.
Иван Иванович спрятал часы и постучал кулаком в переднюю стенку фургона. Удара не получилось. Удар вышел еле слышный.
Иван Иванович зашарил глазами вокруг, чтобы найти какую-нибудь случайную железку. Чтобы постучать... Но вспомнил о пистолете. Который болтался в кобуре под мышкой.
Он вытащил пистолет и стал им, на манер молотка, колотить в стену.
Машина затормозила. И остановилась.
Остановилась! Значит, они просто забыли. Или приехали. Или приехали туда, где... Тогда сейчас...
Иван Иванович робко шагнул из-за стены в проем открывшейся двери.
Фиксатый и Плюгавый метнули взгляды на руку. И на зажатый в ней пистолет.
— Ты это... Чего? — настороженно спросили они.
— Вы ехали лишнюю минуту, — нервно сказал Иван Иванович, боясь, что Фиксатый и Плюгавый теперь что-нибудь такое выкинут. Может быть, даже убьют его. Может быть, даже по приказу Королькова.
— Ты что? Ты что?! — заискивающе заулыбались, кривя побелевшие губы, братаны, не отрывая глаз от пистолета. — Ведь всего ведь минута! Одна минута! Ну ты чего, в натуре! Мы же не специально. У нас просто часы...
— Отвернитесь! — потребовал Иван Иванович.
Фиксатый и Плюгавый с видимой неохотой развернулис! И потянули руки вверх. Хотя их никто об этом не просил.
— Все! — прошептал сведенным от страха ртом Плюгавый. — Счас он нас в затылок! Гад! — И зажмурился.
Иван Иванович, пятясь и боясь братанов не меньше, чем братаны его, зашел за машину и... что есть силы побежал.
Хоть куда. Лишь бы подальше!
Но Фиксатый и Плюгавый его панического бегства не видели, потому что бежали в противоположную сторону. И не остановились до самого порога Папы.
— Он! Он нас, гад, чуть не кончил! Он хотел мести следы, Папа. И потому решил нас кончать.
— С чего вы взяли?
— С того! Он хотел зашмалять нас из своего шпалера.
— Если бы хотел — зашмалял.
Братаны злобно ощерились, но спорить не стали.
— Что он?
— Он? Он дьявол, Папа! Он так мочит! Так мочит...
— Подробней!
— Мы подъехали, чтобы кончать Туза, а тот не вышел. Туз, он хитрый. Он собаку выпустил, а сам за дверью встал. Так, чтобы его не было видно. Его вообще не было видно, Папа! А тот мочила знаешь, что удумал? Он такое удумал!
— Ну!
— Он его псину шмальнул. Он ее в лапу шмальнул! Со ста шагов! У нее же лапа с пачку сигарет. А он в нее пулю засадил...
— Зачем собаку?
— Так в том-то и дело, Папа! Он же собаку шмальнул, чтобы Туз из-за двери высунулся. Потому что она такой визг сделала... Туз, конечно, высунулся, и он ему пулю промеж глаз впаял. Прямо вот сюда. Он ему все мозги по стене разбрызгал. Он так шмаляет, Папа! Он собаку в лапу, а через секунду — Туза в башку. Я тебе точно говорю! Секунды не прошло! Это каким же надо быть, чтобы в одну секунду и собаку, и Туза! Это надо быть козырным стрелком. Он козырной стрелок, Папа! Он козырной мочила! У него после того даже руки не тряслись. Он после того, как Туза зашмалял, вот так прихлопнул. И так сделал, — показал Фиксатый. — Это какой-то такой жест! Это они так показывают, когда кончают. Как раньше зарубки на прикладе резали. Он из тех, Папа. Из мочил!..
«Очень похоже, — подумал Папа. — Когда в секунду несколько целей, это на него похоже. Верно сказал Фиксатый — козырной стрелок! Который не промахивается. Тогда, на пустыре, не промахнулся. И теперь не промахнулся!»
В Туза не промахнулся!
Нет теперь Туза! Кончился Туз!
И значит... И значит — остался только он — Папа!
Только он! А все остальное... А со всем остальным можно потом разобраться. И со всеми разобраться...
Глава 37
— Где он? — спросил подполковник Громов.
— В карцере. Как ты просил.
— Не буянил?
— Нет.
— Просил о чем-нибудь?
— Тоже нет. С тех пор как привезли, слова не сказал.
— Тихий, значит?
— Тихий.
— Вещи при нем какие-нибудь были?
— Были.
— Где они теперь?
— У меня в кабинете.
— Так что же ты молчишь? Давай показывай. Вещи лежали на столе. Небольшая сумка и две десятилитровые канистры.
— И все?
— Все.
— Канистры... Канистры-то ему зачем?
Подполковник приподнял одну из канистр и отбросил крышку. Канистра была пуста.
— Мы, понимаешь, тоже заинтересовались, зачем канистры. Ну и открыли.
— Что там было?
— Там... — чуть засмущался начальник сизо. — Там, понимаешь, вино было. Красное.
— Вино?!
— Ну да.
— Куда вы его дели?
— Да тут ребята... Давай, говорят, сделаем экспертизу. Ну и... не удержались.
— Сколько было вина?
— По полканистры. А в этой даже меньше.
— Почему по пол?
— Ну так, ведь ему еще в милиции обыск делали... Подполковник поднял одну из канистр. Несмотря на то что она была пустая, она была тяжелая.
— У тебя зубило есть?
— Какое зубило?
— Обыкновенное зубило. Или ножовка по металлу.
