Дарья Калинина - Рандеву с водяным
— Ну и что? — не поняла Тамара Ильинична. — Вам-то он зачем?
— А затем, что клиентка его в тюрьме, муж ее убит, и та девица, из-за которой и начался сыр-бор, тоже мертва. Вот мы и хотим наведаться к этому Григорию Андреевичу и выяснить, не мог бы он пролить свет на это запутанное дело.
— А почему этим делом не занимается милиция? — с подозрением спросила Тамара Ильинична. — Зачем вам впутываться в него?
— Нашей милиции за глаза хватает одной подозреваемой, — ответила Мариша. — Той самой клиентки нашего детектива. Они ее арестовали и очень собой довольны.
— А вы, напротив, уверены, что эта женщина не виновата? — спросила Тамара Ильинична.
Мы кивнули.
— Во всяком случае, нам нужны доказательства ее невиновности, — сказала я.
— Ну тогда, конечно, нужно вам поехать к этому Григорию Андреевичу и поговорить с ним. Он должен вам хоть чем-то помочь. Но дайте мне адрес и телефон этого человека.
— Зачем? — хором спросили мы.
— Ну как же, — пожала плечами Тамара Ильинична. — Мариша у меня единственная дочь. А раз тут пошла такая волна, что всех убивают, то… То я хочу иметь хоть какой-то ориентир, где вас искать, если вы пропадете.
— Мама, мне не три годика, — попыталась возразить Мариша.
Но все было напрасно. Нас выпустили только после того, как мы выдали Тамаре Ильиничне требуемый адрес и телефон. После этого мы смогли отправиться по своим делам. Когда мы подъехали к дому, где жил детектив, был уже вечер. Очень темный вечер. Григорий Андреевич жил в старом жилом фонде в самых жутких домах Лиговки. Жутким дом выглядел оттого, что одна его стена была напрочь лишена окон. Просто глухая кирпичная кладка, местами поврежденная к тому же.
Подъезд дома тоже не радовал. Домофон не работал, а лестница была узкой и чудовищно грязной. По ней разве что крысы не бегали. Хотя, может быть, и бегали, просто мы их не увидели. Григорий Андреевич жил на четвертом этаже, всего в доме было пять этажей. Но лифта не было. А на дверях квартир буквально не оставалось ни одного целого места, так как они были сплошь испещрены замочными скважинами, поставленными старыми и новыми жильцами, должно быть, за все время существования этого дома.
— Ну и помойка, — вздрогнула я. — Зуб даю, тут сплошные коммуналки, которые не расселить и до конца следующего века, потому что в каждой комнате по девять или около того жильцов.
Наконец мы добрались до двери нужной квартиры. Она ничем не отличалась от всех прочих дверей этого подъезда. Впрочем, звонков на ней было всего три. Это как-то обнадеживало. Мы нажали звонок с надписью «Зверевы» — по квартире разлилась трель, и дверь нам открыла девочка лет шести.
— Это вы звонили папе по телефону? — спросила она, оглядев нас с ног до головы. — Только его еще нет. Не вернулся из магазина. Но мама дома. И бабушка тоже. Только бабушку лучше не трогать, она спит. И если ее разбудить, она будет швыряться своим ночным горшком.
— Мы не будем будить твою бабушку, детка, — тут же поспешно согласилась Мариша. — А как тебя зовут?
— Тая, — сказала девочка, попытавшись сделать реверанс.
Одета девочка была в домашний теплый халатик поверх брючек и теплой кофточки. Так что ее реверанс выглядел довольно забавно. Но не успели мы поговорить с милым ребенком, как из глубины квартиры послышался женский голос:
— Таисия, с кем ты там снова лясы точишь? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смела открывать дверь кому попало! Мало ли кто там припрется!
И в коридор выскочила женщина лет пятидесяти. Похоже, она только что вылезла из ванной. Волосы у нее были влажные и уложены на металлические бигуди, в которых еще моя мама во времена ее молодости щеголяла по дому. Капроновый стеганый халат был из тех же времен. Даже удивительно, как он у нее хорошо сохранился.
— Вы к кому? — рявкнула на нас женщина в бигуди.
— Мама, они пришли к папе! — объяснила за нас девочка. — Они уже звонили и сказали, что они к нему по делу.
— Тая, марш отсюда! — распорядилась мать. — Мала ты еще судить обо всем. Распустилась вконец!
Девочку брань матери не особо огорчила. Видно, она была существом уравновешенным.
— Ладно, чего встали? — сказала гостеприимная жена Григория Андреевича. — Проходите уж, раз пришли.
К счастью, у Мариши в сумке всегда имелись плоская бутылочка с коньяком, небольшая коробочка конфет и лимон. По цвету лица матери Таи было ясно, что от коньяка она не откажется. Так оно и оказалось. Увидев бутылочку, женщина мигом оттаяла и почувствовала к нам прилив теплых чувств. А когда выяснилось, что мы сами вообще пить не будем, она нас просто полюбила. И даже провела в невероятно захламленную комнату, усадила на продавленный диван и, плеснув коньяка в мутную рюмку, принялась изливать на нас свое наболевшее. Наболевшего у нее оказалось много.
— Вы не представляете, какая у меня жизнь, — жаловалась женщина, оказавшаяся женой нашего детектива — Любовь Сергеевной. Выпив еще пару рюмок, она продолжала: — Это сущий кошмар, а не жизнь. Я же, когда выходила замуж за этого неудачника — Таискиного отца, думала, что он выслужится, получит чин полковника или на худой конец подполковника и мы с ним хоть на пенсии заживем в достатке. Так нет же! Черт его дернул уйти из органов в эту частную контору. А там что? Ни уважения, ни пенсии, ни выслуги лет. А чтобы заработать деньги, нужно пахать от зари до поздней ночи. Я, бывает, его сутками не вижу. Где он? Что он? Может быть, он у любовницы, а только говорит, что на работе. А я тут сиди целыми днями да за его матерью параличной ухаживай. И хоть бы ее паралич полностью разбил! Так нет же. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не может, тушу такую ворочай, а язык у нее работает как у здоровой. Просто подойти страшно, такие кары она на нас накликает.
— И давно вы тут живете? — спросила я, чтобы поддержать разговор.
— Да уже лет сорок! — сказала Любовь Сергеевна. — Все обещали нашу коммуналку расселить, а жильцам отдельные квартиры выдать. Мы и на очереди стоим. Да только что толку? Мы в очереди на отдельную квартиру четвертые уже седьмой год. А очередь не двигается. Вот и живем тут. Кроме нас, еще две семьи небо коптят. В каждой по три детеныша. Что тут по вечерам творится, когда они все из школ и детских садиков возвращаются, подумать страшно. Сейчас-то они все на улицу высыпали. Погода хорошая, вот и гуляют. А зимой жуть! Грязь, гвалт, шум. На месте свекрови я бы померла поскорей, просто чтобы не слышать всего этого.
— И замужем вы давно? — спросила я. — Сколько вашей дочери?
— Таисии? — спросила женщина. — Это наша младшая. Ей шесть.
— А что, есть еще и старшая? — спросила я.
Женщина немного помрачнела, выпила еще рюмку и только после этого ответила:
— Есть и старшая. А может быть, и нету ее давно на свете. Когда ей шестнадцать лет стукнуло, она замуж за какого-то голодранца вышла. Да еще приезжего. Отец ее не одобрил и предложил им обоим из нашего дома убираться. С тех пор она тут не появлялась, и я про нее ничего не слышала.
— Как же так? — удивилась я. — Родная дочь, и совсем вас забыла?
— Гришка говорил, что встретил ее около года назад, — сказала женщина. — Так она вся в дорогих мехах была, в брильянтах и выходила из «Мерседеса» под руку с таким кошельком, что только держись. Чего ей тут у нас делать? Судно за больной бабкой выносить?
— Но ведь могла бы деньгами помочь, — сказала Мариша. — Раз, по словам вашего мужа, она ни в чем не нуждается.
— Не знаю, — пожала плечами Любовь Сергеевна. — Сдается мне, что она мужу моему и отстегивает кое-что. Только он с нами не слишком-то этим делится. А мне ее адрес не говорит. Да и вообще не признается, что деньги от Ленки.
— С чего вы взяли, что ваш муж берет деньги у вашей старшей дочери? — спросила я.
— А с каких таких барышей тогда машину себе купил? Иномарку, между прочим! На какие такие шиши? — агрессивно спросила у нас женщина. — И приоделся. А работать больше не стал. Врал что-то про то, что его на работе в должности повысили. Только кто такому поверит? Он же у меня негодяй. Его и из органов за взятки выперли, а не сам он оттуда ушел.
— Мама! — раздался в это время детский голос из коридора. — Папа из магазина вернулся.
— Явился мерзавец! — сердито пробурчала женщина. — Я пойду уж. А вы с ним поговорите, коли он вам нужен. Только денег ему наперед не давайте, все равно пропьет и работы не сделает.
И к удивлению, на прямых ногах она вышла из комнаты. Через некоторое время в комнату вошел мужчина лет под пятьдесят, в помятых брюках, помятой рубашке и с небритыми щеками, на которых густо росла трехдневная щетина.
— Вы ко мне?! — спросил он у нас. — Кто вас прислал? Откуда у вас мой телефон и домашний адрес?
Так как мы молчали, то он подошел поближе и уставился на нас немигающим взглядом мутноватых красных глаз. Дольше молчать было неудобно, и я спросила:
