Дарья Донцова - Досье на Крошку Че
— С Полуниной. Вы же ее знаете?
— Симку? Конечно. Очень противная девка, — сморщилась Нина. — Меня ненавидела. Она присутствовала на нашей с Игорем свадьбе и прямо задыхалась от злобы. Вот дура, размечталась… Да никогда бы Лидка не позволила Гарику на ней жениться. Симка-то у Тришкиных днями просиживала, а уйдет, Лидка заявляет: «Ох уж эти актрисы, невозможно разобрать, когда правду говорят, а когда роль играют. Может, и найдется дурак, который на Симе женится, но умные-то мужчины понимают: из кривляки жены не получится».
— Сима считает, что Лидия Константиновна к ней отлично относится.
Нина засмеялась:
— Что у Лидки на уме, не знает никто. Погодите, вы что-то говорили… Я с Симкой сто лет не беседовала, не к чему мне с ней пересекаться.
Я потрясла головой:
— Слышала голос в трубке…
— Мой?
— Знаете.., вроде похож.., а вроде и нет… Сима сказала «Нина» два раза, а вы…
— И как вы могли стать участницей чужого телефонного разговора? — прищурилась Нина. — Ладно б еще одного человека, но двоих-то никак не подслушать!
— «ПС-двадцать», — пробормотала я.
— Что?! — распахнула глаза собеседница.
Первая растерянность прошла, мне удалось-таки взять себя в руки.
— Сейчас попробую объяснить.
— Да уж, пожалуйста, — хмыкнула Каргополь. Выслушав мой пространный рассказ, Нина некоторое время смотрела в окно, потом тихо сказала:
— Вот оно как! Закапывал человек тайну, забрасывал ее кирпичами, утрамбовывал, все ростки затоптал, ан нет, через много лет наружу проросла. Людям свойственно успокаиваться и наивно полагать: если прошел год, а над могилой беды висит тишина, следовательно, опасаться нечего, погибли свидетели. Ан нет, живехоньки людишки, здоровехоньки. Вот как я, например, — хоть и ополовиненная, да с памятью! Да уж, много чего я тут передумала. Вас ко мне сам господь привел! Знаете, что я поняла?
— Что? — одними губами спросила я, испытывая по непонятной причине жуткий ужас. Так страшно не было мне даже в детстве, когда на спор шла в полночь через кладбище.
— Я все раскидывала мозгами, — размеренно забубнила Нина, — почему я вдруг на перроне плюхнулась. Ведь кто-то меня в спину толкнул, да сильно так, со злобой. И еще интересный момент. Несчастье со мной случилось утром, в понедельник. А тут вот какая деталька: именно в первый день недели электрички тогда по-идиотски ходили — на нашей платформе останавливались, а на предыдущей нет. Расстояние между этими станциями, если по рельсам катить, большое, а коли пешочком, через лес идти, то километра нет. Вот народ, который обычно на предыдущей Садовой садится, к нам на платформу Котово и несся. Поэтому по понедельникам всегда на нашей станции образовывалась странная толчея. А в остальные дни свободней было, поезд Садовую не промахивал, забирал пассажиров. И еще информация к размышлению: перед тем как упасть, я запах уловила, очень странный, словно только что пирог яблочный из печки вынули, — ваниль, корица…
— Наверное, кто-то надушился, — предположила я. — Есть подобные духи, называются «Родной дом».
— В самую точку, — кивнула Нина, — именно так. Любимый аромат Лидии Константиновны. Я когда в больнице лежала, все головоломку складывала, и как ни посмотришь на ситуацию, одно получалось: Лидка меня спихнула.
Я вскочила с кресла.
— Сядьте, — махнула рукой Нина, — не договорила еще. В субботу, за два дня до несчастья, я с Лидкой встречалась. Жадность меня сгубила — квартиру купить мечтала, денег захотела. Она ничего не дала, но сказала: «Приезжай в понедельник после работы. Не держу дома большие суммы, сейчас банк уже закрыт, только в понедельник смогу со счета нужное взять. Жду тебя около восьми вечера». Я, дура, поверила. И где оказалась в понедельник? В реанимации. А теперь соотнесем факты: прошу крупную сумму, подтверждаю, что в понедельник поеду на работу, прихожу на платформу, ощущаю совершенно идиотский запах обожаемых Лидкиных духов и получаю пинок.
Я чихнула и моментально вспомнила, как пахло от Лидии Константиновны, когда я в ее дом незваной гостьей явилась с якобы потерянной Катей брошкой. Она впустила меня в особняк, а прихожая полнилась ароматом свежей выпечки: яблоки, корица… Я еще отметила тогда про себя, что запах слишком уж сильный, словно Тришкина сделала сразу штук шесть пирогов, а потом до меня дошло: это парфюм «Родной дом». Хорошо знаю французскую фирму, которая специализируется на производстве косметики с запахом еды. «Шоколадная» пена для ванны, «кофейный» шампунь… Честно говоря, парфюмерия на любителя, я не слишком часто встречаю фанатов духов «Родной дом». Производят их уже давно, а женщины предпочитают новинки. Да, да, запахи устаревают так же, как одежда.
— Но зачем Тришкиной сбрасывать вас под поезд? — только и сумела вымолвить я.
Нина принялась комкать плед.
— Скажите, — произнесла она, — если узнают, что они убийцы, их посадят? Я имею в виду Игоря и Лидку.
— Конечно! — с жаром воскликнула я. — Непременно!
— Передать не могу, как хочу отомстить, — прошептала Нина. — Иногда ночь не сплю, все представляю, как душу их, медленно так горло сдавливаю…
— Надо было, когда про духи вспомнили, милицию позвать, — заметила я, — тогда бы, может…
— Мысли к делу не пришьешь, — оборвала меня Нина. — Где доказательства, а? Лидка хитрая, она алиби запаслась небось. Точно, вы мне просто судьбой посланы! Неужели отомщу за себя? Больше всего хочу Лидку за решеткой увидеть, пусть ее накажут.., пусть лишится всего.., и Гарика… Сволочи! А я, дура, на дачу польстилась. Боже, какая идиотка!
Из глаз Нины потоком полились слезы, я кинулась к креслу.
— Ниночка, успокойся, я почти полностью теперь уверена, что Тришкины, оба, и мать, и сын, убийцы. Но есть некоторые неясности. Впрочем, вопросов очень много. И нет никаких улик.
— Есть, есть! — лихорадочно зашептала Нина. — Видела лично пояс страховочный. И кассета, знаю, есть, даже знаю, где спрятана. Лидка про это не в курсе. Небось лежит себе та кассетка, есть не просит, на прежнем месте. Сейчас расскажу… Все, все расскажу… Только пообещай: их посадят?
— Да, — твердо ответила я.
— Будут судить?
— Непременно.
— При свидетелях?
— Конечно.
— Ты меня привезешь в зал?
— Обязательно, — кивнула я.
— Обещаешь?
— Стопроцентно! — воскликнула я. — Высидишь весь процесс.
— Конечно, — всхлипнула Нина, — кое в чем я сама виновата, но уже наказана выше крыши. Думаешь, весело мне так жить?
Я промолчала. Да и что можно было ответить?
— Ладно, — вдруг очень спокойно сказала Нина, — слушай.
Глава 28
Ниночка Каргополь, амбициозная девочка из провинциального местечка с анекдотичным названием Отрепьевск, мечтала стать журналисткой. Профессия репортера казалась школьнице восхитительной — встречаешься с разными интересными людьми, берешь у них интервью, заводишь кучу знакомых, да еще получаешь за это деньги. А еще можно за счет редакции облететь всю Россию, побывать за границей.
Мама Нины, услыхав о планах дочери, только засмеялась:
— Выбрось дурь из головы. Вот придумала! Да кто тебя примет в МГУ, да еще на факультет журналистики! Забудь и мечтать, туда без блата не пролезть. Лучше спокойно иди в наш педагогический.
Но Ниночка была честолюбива, как Наполеон и его армия, вместе взятые. Она узнала, что золотые медалисты попадают в студенты практически без экзаменов, и вцепилась в учебу. Сверстницы бегали по танцулькам, влюблялись, гуляли с подружками, а девочка со странной фамилией Каргополь корпела над тетрадями и книгами. Нина не просила у мамы денег на билеты в кино, не устраивала истерик из-за отсутствия красивой одежды, она была спокойным, некапризным ребенком.
Скандал девочка затеяла лишь один раз. Она попросила маму:
— Найми репетитора по математике, я в ней «плаваю».
Мама спокойно ответила:
— У тебя и так пятерка.
— Верно, но могу экзамен на «четыре» сдать, — возразила дочь, — есть пробелы в знаниях.
— Ерунда, — отмахнулась родительница, — «хорошо» или «отлично», какая разница.
— Медаль не дадут, — насупилась девочка.
— Бог с ней! — воскликнула мама. — Не в награде счастье.
И тут в Нину словно бес вселился — она схватила с плиты сковородку, шандарахнула чугуниной по столу и заорала:
— Вот ты какая? Ладно! Встану проституткой на вокзале и сама себе на учителя заработаю!
Перепуганная донельзя мама, причитая, собрала осколки посуды и стекла, перемешанные с жареной картошкой, и выдала дочке деньги на педагога.
Нина благополучно получила медаль, уехала в Москву и прорвалась-таки на журфак.
Первые годы в столице девушка жила в эйфории. Хорошее настроение не могло убить ни отвратительное, полное тараканов общежитие, ни отсутствие денег, ни вредные преподаватели, ни сокурсники-снобы, представители золотой молодежи гигантского мегаполиса, демонстративно не замечавшие девочек и мальчиков, прибывших в Москву из глубинки.
