Закон чебурека - Елена Ивановна Логунова
— Не думаю, что бабуля жаждет возобновить стародавнее знакомство с человеком, по милости которого у нее появилась первая седина, — рассудила я.
— Думаешь, их случайную встречу уже можно прилично закончить? — усомнилась Трошкина. — Типа обменяться телефонами, условиться как-нибудь созвониться и расстаться еще на полвека?
Мы занырнули в обширную лужу густой тени увитого виноградом навеса и встали, незаметно рассматривая трио на скамье под пинией.
Напрасно я думала, что дотошная бабуля завалит гражданина Капустина бесчисленными вопросами, — она с ним не говорила, даже не смотрела в его сторону. Сидела, насупленная, взирая на медленно увядающую под ее пристальным взглядом розу и предаваясь раздумьям, судя по всему, безрадостным и тяжким.
Зато мамуля вела с новым знакомым оживленный разговор — на тему, не представляющуюся актуальной мне, но всегда интересную ей.
Наша писательница обожает расспрашивать свежих людей об их литературно-художественных пристрастиях. Вот и сейчас она настойчиво допытывалась у гражданина Капустина:
— Самый яркий, а? Незабываемый? Выбивающий слезу? Вызывающий катарсис?
— Пожалуй… — Капустин задумался.
Мамуле явно понравилось, что он серьезно отнесся к ее вопросу, и она обворожительно улыбнулась.
Папуля, если бы он это видел, мигом выбил бы из Капустина и слезу, и зуб-другой. Такой катарсис устроил бы — Отелло отдыхает!
— Наверное, «Бременские музыканты», — наконец нашелся с ответом Капустин. — Старый советский мультик. Помните, как зверюшки уезжают из дворца наутро после свадьбы Трубадура и Принцессы? Медленно-медленно едут они по дороге и грустно-грустно поют свою песенку, и мордочки у них ужасно печальные, и ушки так уныло болтаются. — Он состроил плаксивую мину и жалобно провыл: — На-а-аша кры-ыша — небо голубо-ое…
— Да-да? — подбодрила его мамуля, слушая с преувеличенным интересом, который больше подошел бы другому профессионалу — не литератору, а психиатру.
— И тут вдруг до них доносится радостный голос Трубадура! — Капустин стряхнул с себя грусть-тоску, приставил ладони рупором ко рту и радостно прокричал: — Наше счастье жить одной судьбо-ою!
И снова на миг перевоплотился в печального зверя, глаза которого тут же засияли, обвисшие уши вскинулись, задние лапы притопнули, передние бодро забарабанили по лавке:
— Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла! Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла!
— Театр одного актера! — восхитилась Трошкина, непроизвольно дернув ногой в такт задорному лалаканью.
— Лалала-лала! Ла-лала, йе! Йе-е, йе-е, йе-е! — закончил Капустин, зажмурился и помотал головой. По щеке его скользнула блестящая слезинка. — Это было самое трогательное, что я видел в жизни. Честно! До сих пор плачу, как только вспомню.
— Однако-о-о, — уважительно протянула мамуля. — Я как-то недооценивала… Хм… А ведь ретеллинг нынче в моде…
Она подняла глаза к одинокому кудрявому облачку и задумчиво посоветовалась то ли с ним, то ли со своей музой ужастиков:
— Положим, ночью после свадьбы во дворце случилась страшная трагедия и все люди погибли. Выжили только звери, бременские музыканты, и вот они уезжают, оплакивая своего дорогого друга. Вдруг скрипучие ворота замка распахиваются, и восставший зомби-Трубадур устремляется вослед своим товарищам! А те сначала — ла-ла-ла-ла-ла, потом понимают — ой, нет, это ж полное йе-е, но им уже не убежать, не спрятаться, не скрыться… Их ковер — цветочная поляна, там они все и полягут…
— А? — озадаченно моргнул, прослушав монолог вдохновленной писательницы, Капустин.
— Вот зачем она так, — хныкнула впечатлительная Трошкина. — Кимка любит этот мультик, а мне теперь страшно будет его смотреть!
Я поняла, что надо давать занавес.
— Ну что ж, милые дамы, нам пора! — Я выступила из укрытия и громко хлопнула в ладоши. — Виктор, приятно было познакомиться, как-нибудь еще непременно увидимся…
— Я помогу с багажом! — Капустин, вопреки моим опасениям, не стал затягивать внезапную встречу. Он первым подскочил со скамейки и, подхватив самый большой чемодан, унесся с ним по дорожке к рецепции.
Мы с Трошкиной едва успели посторониться с его пути.
До рецепции он наверняка добрался, потому что оттуда прибежали два чернявых хлопчика в фирменных рубашках-поло с лого апарт-отеля. Они расхватали прочий багаж, не покусившись только на лопнувший желтый чемодан. Его потащили мы с Алкой.
Со стороны это должно было выглядеть интригующе. Две девы — это мы с Трошкиной — с великой заботливостью на руках несли по узенькой дорожке, усыпанной опавшими с кустов алыми лепестками, пластмассовый желтый гробик с отломанной крышкой, под которой вспучилась невнятная пестрая масса. Маленькую процессию замыкала величественная старуха с трагической миной добросовестной наемной плакальщицы — бабуля. Она по-прежнему была погружена в какие-то безрадостные раздумья, шествовала с отрешенным видом и тяжкими вздохами.
Мамуля, глядя на это, проворно извлекла из сумочки дежурный писательский блокнотик и что-то черкнула в нем. Не иначе сделала набросок с натуры для нового бессмертного произведения. Она умеет заметить и мастерски вставить в роман любую ерунду. «Нам каждая соринка — в желудке витаминка», — поэтично называет эту похвальную манеру супруги-писательницы папуля.
Едва переступив порог нашего временного жилища, я наскоро произвела ревизию: пересчитала чемоданы и членов компании. Убыли не нашла, лишних не обнаружила. Капустин, доставив к месту назначения чемодан, бесследно исчез со сцены, большое ему за это спасибо.
— А был ли мальчик? — пробормотала я.
— Ушел по-английски, не прощаясь. Вот и славно, — с облегчением выдохнула Трошкина, безошибочно угадав мои мысли и чувства.
Бабуля на финише многотрудного пути, похоже, полностью выдохлась. Как выронила бразды правления у багажника с лежащим в нем Капустиным, так и не попыталась их подобрать. Но в нашей семье свято место пусто не бывает, функции квартирмейстера сразу же взяла на себя мамуля.
Она влетела в наш новый приют, трепеща ресницами и оборками, и с ходу распределила помещения:
— Девочки, вы будете жить в детской, мама, вам отдаем супружескую спальню, а гостиная, чур, моя!
— Но это самая большая и светлая комната, притом совмещенная с кухней и террасой!
Если мамуля специально хотела шокировать бабулю, чтобы вывести ее из затянувшегося транса, то у нее это прекрасно получилось.
— Девочки будут спать в одной комнате, а мы с тобой, Бася, в другой! Гостиная, кухня и терраса — общие помещения, и никто не вправе оккупировать их в одиночку!
— Но я единственная, кто даже на отдыхе будет работать! — Мамуля оттопырила нижнюю губу.
— Ах, оставь! Ты не взяла с собой компьютер, а эпизодические почеркушки в блокноте не требуют организации отдельного рабочего места!
— Сейчас прольется чья-то кровь, — встревоженно нашептала мне Трошкина, и я поспешила охладить накал страстей, громко спросив:
— Составим график дежурства по кухне?
— Какого еще дежурства?! —
