Круговорот благих намерений - Юлия Ефимова
Когда «скорая» уехала, Пётр Петрович первый раз сел в кровати сам. Потребовал чаю с малиной и секретаря. Первым делом он приказал купить ему самую лучшую коляску со всеми возможными наворотами, обустроить возле дома пандус и дорожки для прогулок, но самое главное – уволить нынешнюю сиделку и разыскать фельдшера «скорой помощи», что приезжала к нему на вызов, и уговорить работать на него. Естественно, за солидное вознаграждение.
Так в феврале в его доме появилась Ветта, и жизнь почти вернулась к парализованному Петру Петровичу. Ветта изменила его мировоззрение. Пётр понимал, что инсульт не ходит в одиночестве и что еще один он попросту не переживет, поэтому решил, пока жив и чувствует себя относительно хорошо, пока рядом с ним его ангел Ветта, сделать то, о чем давно мечтал, но не решался. А также наконец понять, ну или признаться себе, что всегда знал, кто же в созданной им семье тогда, двадцать лет назад, оказался предателем. Снегурочка, Буратино, Царица, Робин Гуд, Воевода или все сразу – кто хотел его смерти?
Пётр Петрович Проханов целый год готовился к этой встрече, и вот, за несколько часов до нее, страх разочароваться наполнял его душу. Понимая, что скоро отправится на небо, он точно знал, что хотел бы еще раз испытать – радость от встречи со своими назваными детьми. Но, несмотря на предвкушение и огромное счастье от предстоящей встречи, Пётр очень боялся по-отечески разочароваться в них. Предвкушение и страх – эти два чувства разрывали его последние дни.
– Таня, включи ёлку и погаси верхний свет, – произнес Пётр Петрович громко.
Его команда была тут же исполнена.
– Ужас, – вздрогнула Ветта. – Всё никак не могу привыкнуть к вашему дому. Как будто чертовщина здесь какая творится.
– Не говори как старая бабка, – поморщился он. – Это всего лишь умный дом. – И добавил с хитрой улыбкой: – Возможно, самый умный в Москве.
ДНЕВНИК
Воспоминания Петра Петровича Проханова
Москва
31 декабря 1991 года
Снегурочка
Петя был единственным, кто после детского дома отправился в собственную квартиру. Про остальных он ничего не знал, да и, если честно, не хотел знать. В отличие от большинства товарищей по несчастью Пётр попал в детский дом не с рождения. У него были и папа, и мама, и даже бабушка с дедушкой. Были семейные вечера за круглым столом под зеленым абажуром, где родители играли с гостями в преферанс, курили сигареты – обязательно в мундштуке – и рассказывали интересные истории. Маленький Петя, чтобы чувствовать себя причастным, готовил для них концерт – читал стихи, пел и танцевал, заполняя, как ему казалось, вынужденные паузы в игре.
Только сейчас он стал понимать, что на самом деле родители терпели все его песнопения исключительно из любви к своему отпрыску, а гости – из уважения к хозяевам дома, но тогда ему так не казалось. Одна песенка и вовсе до сих пор крутилась в голове, и Петя даже иногда ее напевал:
Праздник зимний к нам идет,
Каждый в мире чуда ждет,
И под ёлкой притаился дружный хоровод.
Шамаханская царица Буратино не боится,
Смело танцевать к нему идет.
Робин Гуд и Воевода встали в центр хоровода,
Украшая серпантином яркий звездолёт.
А Снегурочка под елью, вторя общему веселью,
Песни новогодние поёт.
Он долго не мог вспоминать эти праздники, чувствуя, что его предали, бросили, но с возрастом стал дорожить каждым образом прошлого, которое так и норовило ускользнуть из памяти навсегда. То, что, казалось, было его собственностью, сейчас расплывалось, словно в дымке, норовя совсем раствориться и исчезнуть.
Например, празднование Нового года. Это всегда было событие, которое предвещало множество сюрпризов. Ёлка, подарки и, конечно же, торт-мороженое, который умела делать только его бабушка, по образованию кулинар-кондитер.
Всё закончилось в 1976 году, когда Пете исполнилось двенадцать лет. Был один из тысячи похожих вечеров: родители, бабушка с дедушкой и гости – две семейные пары. Как всегда, играли в преферанс, шутили, выпивали. Когда засиделись за полночь, маленького Петю отправили в кровать. Всё. Больше никого он живыми не видел.
Утром он найдет всех за столом и еще долго, как ему самому казалось, чересчур долго будет пытаться всех разбудить, не обращая внимания на открытые глаза бабушки и как-то жутко запрокинутую голову папы. А еще будет долго спрашивать у мамы, почему у нее на пальце нет волшебного кольца, которое подарил ей папа на свадьбу и которое должно было защищать его семью, – почему-то двенадцатилетнему Пете это было тогда очень важно. Спасли его от сумасшествия детская психика, которая запретила воспринимать случившееся как действительность, и папин водитель, который, не дождавшись начальника в машине, поднялся в квартиру.
Тогда ему никто ничего не объяснил. «Отравили» – только и слышал он из обрывков разговоров взрослых.
Когда же в 1981 году Петя вернулся из детского дома в ту самую квартиру, то первым делом выбросил стол, который по-прежнему стоял в центре гостиной, оставил лишь зеленый абажур. Не сошел он с ума и на этот раз, видимо, психика по-прежнему оберегала своего хозяина и не давала уйти в нереальный мир. Две недели семнадцатилетний парень драил каждый сантиметр огромной московской трехкомнатной квартиры, словно бы смывая не пятилетнюю пыль, а накопившееся за годы горе. Пётр старался стереть саму память о произошедшей здесь трагедии, оставив лишь светлые воспоминания.
Участковый дядя Ваня, который по-прежнему работал на их участке, смилостивился над парнишкой и рассказал, что же тогда произошло. Оказалось, что виной всему был коньяк, в котором эксперты обнаружили яд – именно он моментально убил всех с первой рюмки. Кто его принес и почему его выпили все, даже бабушка, которая очень редко употребляла алкоголь, участковый сказать не мог. Потому что тогда, в 1976 году, следствие зашло в тупик и дело закрыли, списав всё на несчастный случай.
Страна начала разваливаться, потихоньку, как старый шкаф, – то дверь перекосит, то полка прогнется, а того гляди и вовсе ножка не выдержит веса и надломится.
Петра это пока не коснулось, но он всей кожей чувствовал, что скоро плохо будет всем и этот неуклюжий старый шкаф похоронит под собой остатки страны. СССР на прошлой неделе перестал существовать, и об этом