Орхидеи еще не зацвели - Евгения Чуприна
Итак, Шимса берут под белы ручки и волокут в тюрягу. Но он не мирится с этим положением вещей, оказывает сопротивление и пытается бежать, поскольку знает темную подоплеку происходящего и понимает, что доказать свою невиновность без привлечения нежелательных лиц ему будет весьма сложно. Поэтому он идет на крайние меры, которые оказываются неэффективными и еще больше усложняют его положение, в результате чего он оказывается запертым в тесной вонючей камере до тех пор пока…
— Шимс, кто подтвердил твою невиновность в полиции?
— Моя матушка-с. Матушка, а также… мм… отпечатки пальцев и алиби в клубе «Водохлеб», — сказал Шимс, внося завтрак. — Вчера вечером я был там и вписал в клубную книгу несколько новых страниц-с.
— Обо мне?
— Нет-с, на этот раз о членах семьи Баскервилей, по поручению моего родственника Бэрримора, который служит дворецким в Баскервиль-Холле-с. Он собирается покидать свое место, в то время как новый хозяин готовится заступить…
— На место дворецкого? Это в духе времени, Шимс!
— Нет-с, на место хозяина. Но было бы крайне желательно сохранить это в тайне-с… Что один уходит, а другой приезжает-с. — поспешил уточнить камердинер.
— Отлично, Шимс, я сохраню это в тайне и буду тебя шантажировать.
— Боюсь, что заставив меня преступить через свои нравственные принципы, вы толкнете меня на преступный путь-с.
— Ты ступил на преступный путь, когда изменил родовую фамилию, Шимс. Ведь твоя настоящая фамилия Селден, не так ли?
— Нет-с… хотя в предложенном вами контексте, да-с. Учитывая наше роковое сходство с братом и то, что когда я ступил на профессиональное поприще, он уже работал дворецким, а мне тоже как раз довелось быть дворецким, я не мог поступить иначе без риска стать причиной некоторой путаницы-с. Ведь если бы кто-нибудь из джентльменов принялся бы наводить справки о дворецком Селдене, пусть даже он тогда еще не был столь популярен как объект поисков, совершенно невозможно было бы понять-с, о ком из нас именно идет речь. И когда бы выяснилось, что таковых два (нас в семье два брата, хотя имеются еще и сестры, и подросток Картрайт), это могло бы показаться несолидным и создать ощущение циркового балагана-с. Поэтому, во избежание спорных ситуаций, я принял фамилию своих родственников по женской линии-с.
— Два близнеца, а какие разные судьбы…
— Увы-с. В моем случае — слава богу-с.
— Насколько я помню из газет, твой брат исполосовал своего хозяина турецким ятаганом из коллекции старинного оружия, входившей в интерьер гостиной, а труп скормил гостям во время торжественного приема. Причем обстряпал это так ловко, что дело раскрылось лишь потому, что во время убийства в гостиной за диваном находился юноша, кузен вдовы… то есть теперь уже вдовы, тогда-то она вдовой не была, потому-то он и находился за диваном. Слегка высунувшись, он с энтузиазмом болельщика наблюдал всю эту сцену, едва удерживаясь от того, чтобы подбадривать преступника…
— Сэр…
— Прости, Шимс… чтобы подбадривать одно из действующих лиц сочувственными возгласами. Заметим, он был полностью на стороне того, кто орудовал ятаганом. Если бы к этому виду оружия полагались патроны, то он с удовольствием подавал бы их и вообще охотно взял бы на себя любую вспомогательную работу в этой области, не связанную с нарушением закона.
— Не он один-с.
— Наконец, потерпевшего… или придется назвать его жертвой? хватились и стали разыскивать, так как без этого никак нельзя было воспользоваться завещанием, а не хотелось дело откладывать в долгий ящик.
— В долгий ящик не хотелось откладывать и тело-с, ведь было лето. Никто ж не знал, куда он его дел…
— И поскольку упомянутый кузен желал жениться на богатой вдове, а факт ее вдовства и ее богатства иначе доказать было нельзя, он вынужден был поделиться своими наблюдениями с полицией, после чего и выяснились все подробности… происшествия.
— Совершенно верно-с. Все предусмотреть нельзя-с, — печально констатировал Шимс.
— Газеты утверждают, что, поступив так со своим хозяином, Селден якобы не руководствовался абсолютно никаким мотивом кроме кровожадности. Именно это бескорыстие избавило его от виселицы, внушив присяжным мысль, что подсудимый слегка того.
— Я бы так не сказал-с. Ни в коей мере не оспариваю тезиса, что в глазах присяжных всякий бескорыстный слегка того-с. Однако хочу заметить-с, что у моего брата был серьезный мотив-с. То есть я не хочу сказать, что мой брат не был бескорыстен-с, и как всякий, кто бескорыстен, он мог показаться присяжным слегка, как вы изволили выразиться, того-с…
— Бескорыстный мотив — это в глазах правосудия все равно, что никакого, — произнес я убежденно. — Вот помню, когда я стаскивал шлем с полисмена…
— Конечно, руководствуясь современной свободной моралью-с можно сказать, что действия моего брата несколько превысили уровень допустимой самообороны. Но ведь на его месте мог оказаться всякий, и этот всякий, оказавшись на его месте-с, безусловно бы одобрил эти действия. Когда его прежний хозяин, принадлежащий к столпам английской аристократии, желая подновить блеск своего титула, что требовало значительных финансовых вливаний, пустился в биржевые спекуляции и лишился последних остатков своего состояния, усадьба была продана американскому миллионеру. За океаном его с трудом терпели в роли кинопродюсера-с, — доверительно сообщил Шимс, сознавая, что понимающему достаточно. — По контракту дворецкий должен был оставаться при усадьбе-с. На этом настаивала молодая жена моего брата, которая как раз готовилась произвести на свет наследника-с. Как и полагается в таких случаях, условия контракта финансово были очень выгодными-с.
— И что же? Этот американец носил малиновые галстуки с желтыми носками?
— Как минимум-с. И при этом костюмы бодрых расцветок. И еще он носил усы такого странного оттенка, точно их полоскали в абсенте-с.
— Боже мой! Продолжайте!
Глава 5
Взволнованный камердинер прошелся по комнате, как герой мелодрамы, и тряпка, сжатая в его руке — он хотел протереть пыль на завитках рояля — казалась промокшей от слез. Но как ни был он взвинчен, какие атлетические мыши в его душе ни готовились ко всемирной олимпиаде по диким прыжкам, речь его сохраняла ту почтительную чопорность, с которой Шимс имел обыкновение обращаться к представителям английской аристократии вроде Альберта Вустона.
— Гардероб не причинял моему брату особых огорчений-с, — поведал мне он, окинув свою семейную драму отрешенным взглядом Шекспира, — ведь все понимают-с, что если джентльмен приехал из Америки, то нельзя мерить его общей меркой-с. И всякая мерка мала-с. Особенно в районе талии-с. Порою, брата изумлял спектр оттенков костюма его нового хозяина,
