Кондратий Жмуриков - Повесть о настоящем пацане
Валик сделал серьезное лицо и пошел к местному «банкиру», которого звали Бумбастик. Бумбастик носил черные очки, дреды и расшнурованные кеды – для конспирации. Он часто терял пакетики с героином в туалете, но их ему неизменно возвращали благодарные клиенты.
– Что, бой, хочешь заняться бизнесом? – гнусаво спросил «банкир», шмыгая носом, испачканным чем-то белым. – Это хорошо. Это похвально.
Он замолчал минут на пятнадцать, а потом продолжил, как ни в чем не бывало:
– Это – работа всем на благо. С чего предпочитаешь начать: крек, кокаин, герик?
– А можно что-нибудь попроще?
– Тогда – марки, – безапелляционно заявил Бумбастик, выкладывая на стол объемистый альбом.
– Это че? – переспросил Валентин, перелистывая архаичного вида страницы.
– Это не че, а «Люся», – одернул его дилер. – Возьмешь под реализацию на неделю. За каждый просроченный день – десять процентов. Свободен.
Он откинулся на спинку стула, на котором сидел, голова его немедленно свесилась на бок, а рот открылся и из него выкатилась жвачка.
– По чем хоть продавать-то, – постучал по стеклу очков озадаченый Валик.
– Десять – мне, а там – как хочешь, – совершенно неземным тоном ответил Бумбастик.
Валик прихватил альбомчик и понес его домой. Как раз сегодня он собирался притаранить его в библиотеку, где в кафешке – опять же для конспирации, собирался клуб по интересам «Химические братья», члены которого к химическим веществам относились достаточно плотоядно.
И вот теперь – теперь пропало все, причем – действительно все. Стена, обклеенная от потолка до пола ЛСДешными марками могла быть выставлена в музее в качестве назидания потомкам, но прибыль с этого сомнительного предприятия заставляла ждать, а деньги были нужны Валику сразу и все – недельный срок истекал.
– Вот, блин, урод, – пнул он со злостью своего лучшего друга, пребывавшего в данный момент в лучшим из миров судя по его выражению лица. – Где я теперь такие бабули возьму, где?
Валентин нагнулся над другом и орал ему в самое ухо, но это было столь же эффективно, сколь и общение с представителями флоры, стоящими у мамы на столе.
Валик присел на пол и стал раздумывать, что делать дальше. Его мыслительные способности не позволяли ему изобрести оригинальный способ выхода из экстремальной ситуации, а обратиться за советом к более смышленой сестре ему не позволяла боязнь опять оказаться в роли семейного идиота.
– Сама дура! – пробурчал Валик себе под нос, вспомнив переперченый лексикон своей сестрицы.
Но действовать надо было, причем действовать немедленно. Валик быстренько собрался и вышел на улицу, направляясь к Арбату, который в его представлении был «вондер-стрит» и содержал в себе решение всех проблем и ответ на все вопросы.
Он уже на лестнице вспомнил, что Лелик так и остался валяться посреди комнаты в полуобморочном состоянии. Пришлось возвращаться – его могли просто выбросить на свалку при уборке.
– Куда ж тебя деть? – волок на себе друга Валентин по коридору.
Вдруг раздались чьи-то шаги и времени подумать не оставалось.
– Этого еще не хватало! – пробормотал Валентин, свернул в первую попавшуюся комнату и засунул Лелика в шкаф и выбежав из квартиры.
ГЛАВА 3. ПОКОЛЕНИЕ «ПИ-ПИ»
– И чего? – Вован Натанович тупо смотрел в распечатку, совершенно не понимая, что же в конечном итоге из всего этого следует.
– А то, – объяснил Саныч, – что имеем мы теперь следующее. Всяческие гербовые бумаги делают два человека в доступном нам, так сказать, радиусе.
– В чем, в чем?
– Ну, живут неподалеку. Это отец Арсений из-под Ужгорода – раз, и падре Золтан – модьяр, кажется, – объяснил Саныч.
– То есть что – попы, что ли?
– Выходит, что так, – разве руками Саныч. – Объясняется это тем, что у них в хранении церковные книги – это раз, есть старинные пергаменты – это два, а уж о том, как такие бумажки оформляются – им ли не знать? Вот по всему и выходит, что вашу родословную со славянским уклоном можно только у них оформить – как ни крути.
– Понятно, – пробасил Вован Натанович.
– Вот адреса церковных учреждений, к которым они должны быть приписаны, – продолжал Саныч. – А уж дальше действуйте, как найдете нужным.
– Полдела – это уже хорошо, – философски заметил Вован Натанович, поднимаясь не без усилия с пола.
– До свидания, – обернулся в двери Саныч, обращаясь к блондинке. – Советую вам обратится к специалисту.
Не успели они выйти из квартиры, как позади раздался дикий вой.
– Ну вот, – откомментировал Саныч. – Связь посыпалась.
* * *Снежана Игоревна не любила бросать слов на ветер или терять время. Как только за высушенной графиней закрылась дверь, заботливая мама набрала телефонный номер:
– Але, это агентство? Это вам Дроздова звонит. Что? Вы больше не можете мне горничную послать – Они у вас кончились? – удивленно переспросил а Снежана Игоревна. – Ой, девушка, не нужно умничать, я вам совершенно не по этому поводу звоню. Мне срочно нужна гувернантка. Да-да, со знанием языков. Да. Да. Весь комплекс, пожалуйста, и с дополнительными услугами. Сколько лет? Что-то около двадцати. Или двадцати пяти. Что? Девушка, мы вам по двойной ставке оплатим.
Только постарайтесь выбрать кого-нибудь… Ну, вы меня понимаете – с аристократическим воспитанием. Да. Да. Наличными.
По факту. Сегодня? Хорошо.
Снежана Игоревна нажала на кнопочку телефона и прокричала в глубь квартиры:
– Женька! Бегом ко мне!
Дочь не отзывалась.
– Вот негодяйка, – покачала головой Снежана Игоревна, ужасаясь перспективе спуститься на первый этаж и наведаться в детскую.
Но деваться некуда: кто был горой, а кто должен был идти к ней, предстояло разбираться впоследствии. К счастью, все оказалось гораздо менее запутанно. Проходя по коридору мимо второй ванной комнаты, Снежана Игоревна почуяла запах сигарет и услышала громкое фальшивое пение. Сомневаться не приходилось: дочурка принимала ванну.
– Darling! – ввалилась в комнату мамочка, спотыкаясь о раскиданные вещи и щурясь от стоящего коромыслом дыма. – Вылазь скорее – у нас скоро будут гости.
Пение не прерывалось, дополняемое таким плеском, будто здесь резвилась парочка покусанных бешенной собакой дельфинов.
Снежана Игоревна побрела по ванной комнате, приблизительно ориентируясь по пению, в поисках дочки. Наконец мама наступила в глубокую лужу и вскоре разглядела силуэт лежащей в пене и дыму Евгении, которая смолила толстенную сигару и слушала плейер, подвешенный за веревочку к душу.
Снежана Игоревна, выдернула штекер наушников из плейера и нажала кнопку слива воды. Оставшись без музыкального сопровождения и без водной процедуры, Женя открыла глаза и вопросительно посмотрела на маму:
– Что еще? Опять пинцет сломался?
Этот вопрос мог вывести Снежану Игоревну из себя часа на полтора, и вот почему. Кроме известного уже целлюлита, у Снежаны Игоревны была еще одна серьезнейшая проблема – постоянно растущие волоски по всему телу. Она уже испробовала все средства – от лазерной эпиляции до горячего воска – и это не принесло ей никакого облегчения: проходило некоторое время и волоски начинали расти снова. Снежана Игоревна слезами обливалась, сидя над модными журналами:
– Ну как, как это у них выходит? – тыкала она наманикюренным пальчиком в гладкие, как бананы, тела фотомоделей.
Она консультировалась со всеми известными ей специалистами и ей отвечали одно и то же: рост микроскопических волос на теле – совершенно естественен для всех людей. На это Снежана Игоревна отвечала:
– Козлы вы все! Я вам не за консультации по биологии денег даю!
И снова пускалась во все тяжкие в борьбе с ненавистной волосатостью. В конце концов, Снежана Игоревна успокоилась на одной чисто автоматической мании. Ее можно было круглые сутки застать перед зеркалом выщипывающей волоски на какой-нибудь части своего тела.
– А что делать? – жаловалась она по телефону подружкам. – Только ножки становятся гладкими, как кегли, глядь, а брови уже отрасли и стали, как у Брежнева.
Время от времени в доме разражалась истерика, слышная даже на первом этаже – у Снежаны Игоревны ломался пинцет. Если же этот критический момент совпадал с исчезновением в доме всех запасов полезного инструмента, это было сравнимо по значимости только с национальной катастрофой. Снежана Игоревна выбегала на улицу, в чем мама родила, причитая: «Пинцет, пинцет, пинцет!», и успокаиваясь только тогда, когда находила мало-мальски приличный пинцетик и выдергивала им хотя бы с десяток волосков.
Именно поэтому расчет Евгении был совершенно верен: упоминанием о маминой слабости можно было сразить ее наповал. Однако, Снежана Игоревна, имеющая некоторый опыт общения с собственной дочерью, на провокацию не поддалась и сладким голосом произнесла:
