Галина Полынская - Спасите наши души
– Конечно, какие вопросы. – Тая повесила свою сумочку на крючок коридорной вешалки. – Лаврик, одевайся, идем гулять.
Пес радостно бросился к своему ошейнику с поводком.
Закрыв за ними дверь, я направилась на кухню. Выложив на стол пачку макарон, фарш, хлеб, пакет пельменей, кетчуп и майонез, я спешно принялась мастерить макароны по-флотски. Пока кирпичик фарша оттаивал на сковороде, я посмотрела на часы, принесла на кухню телефон и набрала номер родимой редакции, решив поскорее покончить с таким крайне неприятным делом, как общение с Конякиным.
– Да! – гавкнула трубка голосом начальства.
– Станислав Станиславович, это Сена, – зачастила я. – Тут такое вырисовывается! Мне поручили расследование одного крайне интересного дела! Замешана ужасная секта…
– На работу ходить будешь! – отрезал С. С.
– Но послушайте же меня! Это расследование наш шанс повторить грандиозный успех репортажа о «Bella Donna»! Неужели вы…
– У нас номер горит! В следующую пятницу сдавать, а материал еще не весь готов! Твой, между прочим, материал, Сена! На сорок семь, двенадцать и двадцать две строки!
Я скорбно ковыряла ножиком мерзлый фарш, стараясь не разрыдаться.
– Впрочем, – продолжил Конякин, видать, как следует, обдумав перспективы моего нового репортажа, – если сможешь писать быстро, буду отпускать тебя после обеда, расследуй на здоровье. Устраивает?
– Ага… – сдавленно ответила я, кромсая ножом подтаявший фарш. – До свидания.
– До завтра, Сена.
Положив трубку на рычаг, я хотела было порыдать, но пора было ставить воду для макарон.
Вернулись Тая со сладким, и масик тут же ринулся на кухню к своей миске. Пока он шумно утолял жажду, я сняла с него ошейник и передала подошедшей Тае.
– Сена, ты чего такая архикислая?
– Меня Конякин с работы не отпустил, – я помешала фарш и накрыла его крышкой, убавив газ.
– Как так? А… как же… как же мы будем расследовать?!
– Не кричи, Лаврушу испугаешь. Он выдвинул альтернативу: до обеда я до потери ориентации в пространстве пишу статьи, а после обеда иду расследовать в свое удовольствие.
– Вот маньяк!
– Да я сама виновата, – я принялась вяло крошить луковицу, – давно надо было эти статьи дурацкие написать…
– Сена, за те деньги, что он тебе платит, ты ему вообще ничего не должна!
– Пока, сожалению, альтернативы нет. Нет, я, конечно, могу уйти жить к Владу на квартиру, а свою сдать, но не уверена, что Влад этому сильно обрадуется.
Нет, серьезно, жизнь не удалась. Закипела вода.
– Тай, засыпь макароны, я лук для фарша крошу.
Подруга с хрустом принялась ломать пучки макарон и пихать их в кастрюльку, при этом у нее было такое выражение лица, будто она ломает шею Конякину.
– Нет, ну что это такое, в самом-то деле? – она бросила в воду последний пучок. – Я что, одна этой глупой сектанткой заниматься буду?
Ах, вот оно что, а я уж подумала, что Таечка обо мне распереживалась, а она, как всегда только о собственных ресурсах беспокоится.
– Не тревожься, – я высыпала лук в фарш и тщательно перемешала, – я буду писать в поте лица, чтоб аж пар из ушей и искры из ноздрей, а потом сразу же, сломя голову, на расследование, так что не волнуйся, не перетрудишься. Я все сделаю и за тебя, и за себя, и за того дядю!
– Сена, ты меня не так поняла!
– Я тебя прекрасно поняла! Макароны посоли!
– Сена…
– Оставь меня в покое! Я хочу есть, я расстроена, я могу сильно нагрубить! С рукоприкладством!
Таисья благоразумно замолчала и принялась трясти солонкой над булькающими в кастрюльке макаронами.
Ужинали в глубоком молчании. Тая культурно накручивала макароны на вилку, задумчиво жевала и самым элегантным образом отхлебывала чай. Ну прямо благородная трапеза в аристократическом поместье. Важная прямо вся такая, задумчивая… эгоистка. И чего она такая задумчивая? Уж не замышляет ли чего? От нее всего можно ожидать…
– Сена, не надо на меня так смотреть, а то подавлюсь. Не смотри, кому сказала! От тебя всего можно ожидать!
Нет, ну нормально, да? Всякий раз убеждаюсь, что у нас с Тайкой есть некие «мозговые пейджеры», настроенные на одну волну.
Слопав свою порцию, Тайка удосужилась помыть тарелку и полезла к телефону.
– Ты кому это звонить собираешься?
– Славе.
Сверяясь с цифрами, записанными на листочке, она набрала номер и чинно уселась на табурет.
– Алё, здравствуйте, а Славу можно услышать? Нет, это не Ира. Я звоню по поручению Горбачева… ага, спасибо, я жду. – И мне: – Вот, сразу побежала за сыночком, как только услышала, что я от Михал Сергеича, а то устроила тут допрос – кто, да зачем! Ага, да, да, я слушаю, Слава, приветствую, меня зовут Таисия Михайловна, я от Горбачева.
«Таисия Михайловна»! – ой, не могу, держите меня семеро, а то в обморок брякнусь.
Тем временем, Тайка, договорилась со Славой о встрече и повесила трубку.
– Ты чего, будешь из себя великовозрастную матрону изображать?
– А чего баловать молодежь? Пускай обращается на «вы» и с поясным поклоном. Нет, ну я никак поверить не могу, что тебе не удалось отвертеться от работы в редакции! Неужели действительно ничего нельзя поделать?
– Увы, мой юный друг, ровным счетом ничего.
Глава пятая
И наступило трудовое утро, и было оно противнее и беспросветнее всех остальных трудовых утер… утров… всех остальных трудовых дней, ибо уверена я была, что именно это утро трудовым не будет. Что стану я спать сладко и долго, с Лавриком гулять неспешно, завтракать медленно и чинно, а потом, может быть к вечеру, поеду и что-нибудь вальяжно порасследую. Но, небеса распорядились иначе, вернее, они распорядились как всегда: в полвосьмого истерика у будильника, немедленно требующий своей законной прогулки пёслер и дикое, непреодолимое желание спать. Прямо смертельное желание. Казалось, стоит только открыть глаза, приподнять с подушки голову и жизнь в тот же миг оборвется.
– Сена, я Лаврушу прогуляю, – пробормотала Тая.
– Спасибо, друг.
Кряхтя, я стала слезать с дивана, отпихивая радостно скачущего масика.
– Лаврик, отойди, ну дай пройти, ну будь человеком… – продолжая дремать на ходу, я поплелась в ванную. – Лаврик, пропусти, упаду ведь, костей не соберу. Иди к Тае, она тебя гулять поведет.
Эти слова произвели магическое действие – сладкий тут же бросился обратно в комнату к Таиске.
Все было плохо в моей жизни: и вода холодная, мокрая, полотенце какое-то скверное, влажное, и одиноко мне было сверх всякой меры… В стеклянной банке оставалось не больше двух чайных ложек молотого кофе, я решила оставить их до лучших времен и взяла с полочки «Нескафе». Какое утро, такой и кофе. Поставив чайник на плиту, заглянула в холодильник, но ничего жизнеутверждающего не обнаружила. Соорудив скучный бутерброд, принялась завтракать. Мимо протопала в ванную Тая, за нею проскакал Лаврик – все в этом мире пробуждалось к жизни… Пропихнув бутербродец горячим напитком, я принялась собираться в путь-дорогу. Традиционные джинсы, свитерок, все очень важные предметы в сумку, и я была готова к старту.
– Ты уже уходишь? – выглянула из ванной Тая.
– Ага, – я шнуровала ботинки. – Ты не дашь мне свой мобильник? Конякин не разрешает звонить по нашему телефону в рабочее время.
– Конечно, бери, он в сумке. Как договоримся?
– Как стану заканчивать статью, звякну тебе. Ты где со Славой встречаешься?
– В три на Краснопресненской.
– А чего именно там?
– Не знаю, он спросил, удобно ли мне подъехать туда, я сказала, что удобно.
– Не удобно это нам Тая, не удобно, ни тебе отсюда, ни мне с работы.
– Ну, извиняюсь покорно, у меня не было схемы перед глазами.
– Ладно, как позвоню, выезжай.
– Замётано.
Дверь ванной захлопнулась. Попрощавшись с Лавриком, я выскочила из квартиры. Время на часах летело стремительно, поэтому я решила ехать на метро, не рискнув возиться со своим стареньким автомобильчиком породы «Запорожец», масти – «тухлый апельсин». К счастью, автобус подошел сразу, и вскоре я была у метро. Стокилометровая очередь к кассам повергла в уныние. Примостившись в хвост, я усиленно вертела головой в поисках пареньков, из-под полы торгующих карточками. Ни одного малыша-спекулянта, как на зло! Что за утро такое гадючье, в самом-то деле? Мне ведь именно сейчас ни в коем случае нельзя опаздывать – и номер горит, и Горбачев со своим расследованием, и вообще… нельзя мне опаздывать и все тут! Очередь ползла невыносимо медленно, но рано или поздно все плохое подходит к финалу.
– На пять поездок!
Заполучив заветную картонку, я помчалась к турникетам и, прямо сразу, в раскрытые двери подошедшего поезда.
К издательскому дому «Комета», под одной крышей с коим влачили свое жалкое существование штук пять газеток, включая нашу, я подскочила почти во время, какие-то несчастные пять минут я, думаю, не в счет. Мне хотелось в это верить… Прямо под нашими окнами стоял какой-то несусветный вишневый Мерседес и вопил сигнализацией на всю округу. Я автоматически отметила, что этой машины раньше тут не замечала, и что звуки эти ужасны. Прыгая через две ступеньки, я взлетела на второй этаж и финишировала у двери с табличкой «Редакция газеты „Непознанный мир“ „Офис“.» Затаив дыхание, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. К счастью, Конякин не просматривался на горизонте, да и художника Лёвы Иловайского не виднелось, видимо, явилась я не самой последней. Проскользнув к своему рабочему столу, мигом запустила компьютер и сделала вид, что сижу на боевом посту буквально с пяти часов утра. На мое появление никто не обратил внимания, весь наш доблестный коллектив был озабочен горящим номером. Открыв документ, озаглавленный «тараканы оборотни», я уставилась на чистый «лист», мощно задумалась и тут же невыносимо захотела чашку кофе. И бутерброд с сыром и ветчиной. Да так сильно захотела, аж уши зачесались. Ну, уж нет, не позволю всяким посторонним факторам окончательно испортить этот и без того поганый день. Все, писать, писать и еще раз писать. Так, кажется взамен тараканов, у меня в планах был сын оборотня… Я испугалась, что Конякин, не дай бог, узнает себя, и решила взять принципиально новую тему. Но сосредоточиться на новой теме было ох как не просто. Через каждые две-три секунды раздавался оглушительный вой автомобильной сигнализации. Наша выпускающая редакторша Тина Олеговна вылезла из-за своего стола и попыталась закрыть окна. Рамы были огромные, а Тина Олеговна маленькая и на помощь ей никто не пришел, потому что задыхаться в наглухо задраенном помещении никому не хотелось. Оставив свои бесплодные попытки, она, зачем-то, задернула занавески и вернулась на место. Я попыталась абстрагироваться от этих ужасно громких и мерзких звуков и сосредоточиться на статье, но это было все равно, что сочинять поэму, когда твой зуб сверлит бормашина.
