Ирина Зарубина - За сроком давности

— Понятно. Похороны утром проходили или ближе к вечеру?

— Днем. — Марк Борисович пожал плечами. — Да, днем. Точнее не скажу. Пока утром все эти… ну, родные все и близкие собрались, потом еще автобус заблудился, час его ждали, пока приехали, пока речи говорили. Но когда уезжали с кладбища, еще светло было.

— А больше в тот день похорон не было? — вмешалась вдруг Дежкина. Просто не выдержала, боялась, что Ирина не спросит, а это тоже важно.

— По-моему, не было. — Бербрайер наморщил лоб. — Как-то не обратил внимания. Да и не до этого было, сами понимаете. Господи, столько лет прошло!

— Могилу при вас закопали? — начав спрашивать, Дежкина уже не могла остановиться.

— Тоже не скажу точно. — Марк Борисович растерянно смотрел то на одну женщину, то на другую, не зная, с кем из них разговаривать. — Помню, что все бросили по горсти земли, как положено. Да и работяги были там. Я с ними расплачивался сразу после всего. Да, по-моему, закопали. По крайней мере на следующий день все уже было в порядке. Мы туда с женой ездили утром.

— Дождя в день похорон не было? — Ирина раздраженно посмотрела на Клавдию Васильевну, давая понять, что она и сама понимает, о чем нужно спрашивать.

— Нет, дождя точно не было. — Бербрайер улыбнулся тому, что это он помнит точно. — Тучи были, а дождя не было. Я тогда новые туфли лаковые надел и потом всю дорогу боялся, что промочу. А дождь только на следующий день к вечеру пошел. Мы с кладбища вернулись, я еще на работу сходил, отпуск за свой счет оформить, а когда домой возвращался, как раз накрапывать начало.

Двадцать лет, а он все еще помнит про туфли. И не помнит, закопали отца при нем или нет. Ну, правильно, родители нам даром даются, а обувь тогда только с большими приключениями достать можно было. Ох, убогое время…

— Скажите, Марк Борисович, — Клавдия опять вмешалась в разговор, — а как вы думаете, эти… два трупа… когда они могли попасть в могилу вашего отца?

— Ума не приложу, — Бербрайер покачал головой. — Весь вечер вчера думал. И сегодня весь день. Я уже говорил каждую неделю туда приезжали. А потом всю могилу мраморными плитами обложили, только маленькую клумбочку оставили посередине.

— Мраморными плитами? — удивленно воскликнула Клавдия. — А почему их вчера не было?

— Так разбили их, — Бербрайер в сердцах махнул рукой. — Три года назад разбили. Помните, тогда целая волна прокатилась по Москве — ломали могилы евреев. И нашу тогда всю разбили в куски. Да еще гадостей написали. Звездами разрисовали и гадостей написали. Мы тогда и в милицию писали, и в суд обращались, чтобы возместили. Это ж денег каких стоит. Толку, правда, никакого. Надгробие только от краски отмыли и вкопали. И на том спасибо.

— Так, значит, могила все время была покрыта мрамором? — задумчиво пробормотала Ирина. — А скажите, как быстро вы это сделали?

— Так прямо на следующий день и начали, — ответил Бербрайер. — Мы специально за этим и ездили туда с женой, чтобы на плиты посмотреть, цвет выбрать.

— И дорого стоило? — поинтересовалась Клавдия.

— Нет, не очень. Двести рублей всего. Хотя по тем временам тоже деньги, но по сравнению с другими…

— Да, почти ничего. — Клавдия кивнула, подумав, что этот человек наверняка и о детях своих судит исключительно с финансовой точки зрения. Кто во сколько обошелся, во сколько еще обойдется и какие можно будет получить дивиденды. — Это вы по блату где-то договорились?

— Нет, там, на кладбище предложили, — пожал плечами Бербрайер. — Сразу после похорон, когда я расплачивался.

Клавдия заметила, как Ирина метнула в нее напряженный взгляд, и сразу принялась что-то записывать.

— А как звали этих работяг, не помните? — спросила она.

— Нет. Этого я точно не помню. — Бербрайер снова брезгливо поморщился. — Для меня они все, знаете ли, на одно лицо. Я с ними как можно реже стараюсь общаться, и вообще, если хотите знать, то я пьяных…

— Да-да, об этом вы уже говорили, — перебила Ирина. — Вы лучше скажите, за сколько дней они управились?

— Быстро. На следующий день к вечеру уже все было готово. И плитой покрыли, и ограду сделали приличную. Жена поехала, все посмотрела и расплатилась. А она у меня такая, что зря деньги платить не станет.

— Понятно. — Ирина радостно улыбнулась. Это уже кое-что. — Останки вам хоть отдали уже?

— Ох, нет пока. Не отдали еще. — Марк Борисович вздохнул. — На экспертизу взяли. А нам ведь улетать послезавтра. А если не успеют?

— Не волнуйтесь, Марк Борисович, успеют, — успокоила его Клавдия. — А если не успеют, то вышлем их вам за наш счет. Так что можете не переживать по этому поводу.

— Да, странный типчик, — сказала Ирина, когда он ушел.

— Привыкай. — Клавдия развела руками. — На такой работе все больше со странными типчиками общаться приходится. Если хочешь с приятными типчиками общаться — надо было выбрать другую профессию…

— Значит так, зубной протез я отдал в институт стоматологии, — доложил Порогин прямо с порога. — Ничего, правда, не обещали, но сказали, что очень необычная работа. Предположительно, года два он во рту был. Есть шанс вычислить врача. И еще: золото там высшей пробы — а это довольно странно.

— Почему странно? — удивилась Дежкина.

— Как мне объяснили, чистое золото — для протезирования никудышный металл, мягкий. Во рту стачивается очень быстро, поэтому для коронок обычно делают с примесями.

— Спасибо тебе большое, Игорек. — Калашникова обворожительно улыбнулась.

— Одним спасибо не отделаешься. — Порогин смущенно отвел взгляд.

— Ну, два спасибо.

— О-хо-хо, — притворно тяжело вздохнул Порогин.

Калашникова загадочно улыбалась.

С некоторых пор она перестала упоминать в разговорах своего жениха-нувориша, на работу с утра они больше за Клавдией не заезжали. Клавдия, к огорчению и радости, поняла, что у Ирины с бизнесменом — разрыв. К огорчению — потому что уже стала отвыкать от автобуса и метро, привыкать к мягким сиденьям «мерседеса», а к радости — потому что считала в глубине души, что новый русский следователю, пусть даже и стажеру, — не пара.

И как напророчила: с некоторых пор Ирина загадочно улыбалась Игорю, а тот тайно вздыхал, особенно смущаясь, если рядом оказывалась Дежкина.

— После работы, ребята, после работы. — Дежкина погрозила им пальцем. — Вообще, у нас какая-то нездоровая атмосфера постоянного флирта. Отчего это, интересно?

— Ну ясно, отчего. — Калашникова посмотрела на Клавдию невинным взглядом. — Весна же.

— Здрасьте! Февраль месяц!

— Не скажите — чувствуется! — горячо вступил и Игорь.

В дверь постучали.

— Да, войдите.

— Вызывали? — на пороге появился могильщик Федор и с интересом огляделся по сторонам, изучая обстановку кабинета и его обитателей. — Кузин, Федор Юрьевич, сорокового года рождения.

— Вызывали. — Ирина посмотрела на часы. — Правда, вы опоздали на час.

Кузин Федор Юрьевич удивленно взглянул на эту «барби», которая еще смела делать ему замечания, и ухмыльнулся.

— А у меня часов нету. Да и времени тоже маловато.

— Проходите, Федор Юрьевич, садитесь. — Калашникова указала ему на стул, на котором недавно сидел Бербрайер. Она как-то немного растерялась, как теряется каждый культурный человек, сталкиваясь с откровенным хамством.

— Сесть мы всегда успеем, — блеснул остроумием могильщик и сам же развеселился от собственной шутки.

— У нас очень быстро, это вы правильно заметили! — раздался строгий голос Дежкиной. — Опомниться не успеете, Кузин. Судимости были?

— Чего? — Кузин моментально сник. Глазки у него растерянно забегали.

— Судимости!

— Нет, не было… — Он вежливо улыбнулся.

— Приводы? Задержания? Административные взыскания?

— Было два. Но — смыл. — Он нервно сглотнул, подобострастно глядя на Дежкину.

— Чем смыли? — Клавдии потребовались некоторые усилия, чтобы сдержать смех.

— Ударным трудом! — с готовностью пояснил Федор Юрьевич. — Имею благодарности и поощрительные грамоты.

— A-а, ну тогда другое дело. — Дежкина понимающе кивнула. — А коронки золотые у покойничков часто подворовываем, а, Федор Юрьевич?

— Я?.. — Кузин обомлел. — Да провалиться мне на этом месте! Первый раз, нелегкая дернула, мать его… Оно как сверкнуло в яме, как блеснуло, так я прямо и схватил. А раньше — никогда. Мне раньше и могил вскрывать не приходилось ни разу.

Это было совсем другое дело. Теперь он смирный, законопослушный. Теперь он расскажет все, что знает.

— Давно работаете? — Клавдия несколько смягчила тон.

— Я-то?

— Нет, бедный Йорик.

— Кто? A-а, давно, давно. Семнадцать лет уже.

— И за семнадцать лет ни одной могилы? — Дежкина нахмурилась.