Елена Логунова - Хижина тети Томы
– Что, если применить этот принцип к мужикам? – продолжала фантазировать Софи. – Предположим, мироздание точно знает, что мне жизненно необходим один мужик. Не какой-то конкретный, а вообще один. Одна штука! Это мой прожиточный минимум. И, предположим, я имеющегося в наличии мужика теряю. И что с того? Мироздание-то не дремлет! Оно просто обязано подбросить мне нового парня!
Я вдумалась в сказанное и обрадовалась:
– Значит, не зря я развелась с Сашкой! Может, это за него мне мироздание Ромку выдало!
– Надо мне завязывать с Аскерчиком, – пробормотала Софи. – Только зря место занимает, мирозданию отчетность путает! Глядишь, взамен какого-нибудь толкового мужика получу.
Мы улеглись в койки, замолчали и задумались. Во дворе шуршал шинами велосипед неутомимого Геры, в кустах оглушительно стрекотали цикады, сладко пахли дыни, сложенные горкой под стеной курятника, парусили на окнах застиранные ситцевые занавески. Я глядела в покрытый трещинами потолок и сонно думала: а что, если мой прожиточный минимум – не один мужик, а два? Или даже три? Просто я об этом не знаю, а мироздание вконец захлопоталось и не успевает отоваривать всех баб, как им положено?
– Так надо напомнить о себе! – деловито сказала Тяпа. – Предлагаю немедленно обратиться к уважаемому мирозданию с заявкой. Пусть проверит свои накладные и выяснит, выполняется ли в отношении нас норматив.
– Лучше вежливо попросить! – застенчиво посоветовала Нюня. И первой завела: – Дорогое мироздание! Не будешь ли ты столь любезно…
Под эту оригинальную молитву я и уснула.
Разбудил меня Левик. Он сунул белобрысую голову в окошко и, не разглядев в продавленной кровати меня, обратился к Софи, плечо и бедро которой высились над жесткой рамой провисшей панцирной сетки, как горная гряда над морем:
– Сонечка! Ты белье сняла?
– Да-а, милый, все сняла! – не открывая глаз, томно протянула Софи и с треском и скрипом пружин перевернулась на спину.
– Ой! – сказал Левик, испуганный гостеприимством этой позы и сладострастием, прозвучавшим в голосе моей соседки.
Я хихикнула. Левик, очевидно, хотел напомнить Соньке о необходимости сгонять на бельевую площадку и снять с веревок простыни и наволочки, а она восприняла вопрос в контексте своего эротического сновидения. Левик услышал мое веселое кудахтанье, повернул голову, поморгал, привыкая к сумраку, и обрадовался:
– Танечка, и ты здесь! Я войду?
– Ну войди же, войди! – капризно проныла Софи, нетерпеливо ерзая в постели.
– Что это с ней? – опасливо поинтересовался Левик, бочком-бочком продвигаясь мимо койки нимфоманки к лестнице, ведущей наверх, в голубятню.
– Не обращай внимания, – посоветовала я. – У Софи легкое сотрясение мозга. Ей сегодня глаз подсветили.
– А! Аскер постарался? – Левик, как подружка, был в курсе сердечных дел моей соседки.
– Почему сразу Аскер? – удивилась я.
– Так он нынче ночью отлупцевал половину личного состава «Флориды»! Наташка рыжая с утра пораньше прибежала к нам ссадину на скуле замазывать. Она сегодня в детской комнате дежурит, а вчера у Аскера на кассе сидела и попала под раздачу.
– Аскер этот просто зверь! – проворчала я. – Женщину бить, разве так можно? Не повезло Софи, подложило ей мироздание свинью, ничего не скажешь!
– Кто свинья? – недослышал Левик.
– Аскер, конечно, кто же еще!
Этот Сонькин приятель мне никогда не нравился. По-моему, он бандит. И бизнес у него самый что ни на есть бандитский: игровой клуб, казино и стрип-бар.
– Софи дура, что с ним связалась, – сказал сверху Левик. – И Наташка Рыжая тоже дура, работала бы себе воспитателем в детской комнате при пансионате, никто бы ей морду не бил.
– Все жадность людская! – вздохнула моя Тяпа.
– Ну, зачем вы так? – пристыдила нас Нюня. – Надо же понимать, у людей тут с работой очень плохо, заработать можно только в курортный сезон, вот и хватается народ за все разом.
– А у Наташки Рыжей маленькая дочка и муж-алкоголик, в такой ситуации не только на кассу сядешь, но и в койку ляжешь! – зевнув, сообщила пробудившаяся Софи.
Она с хрустом потянулась, мечтательно прищурилась на потолок и позвала:
– Левик, противный! Ты закрасишь мой фонарь?
– Нет, лапочка! Прости, с твоей красотой мне не справиться! – отозвался Левик.
Сонька вздохнула и возвестила:
– Нет в жизни счастья! – Потом опять вздохнула и просительно посмотрела на меня: – Танька, будь другом, сгоняй в «Рузанну» за бельишком, а? Мне с таким бланшем светиться в приличном месте неохота.
«Рузанна» – это новый оздоровительный комплекс, там все самое лучшее, современное и дорогое. Например, стиральные машины, мощностей которых хватает не только на обслуживание нужд здравницы, но и на нелегальные постирушки постельного белья для половины местных тетушек, пускающих постояльцев. Наша тетя Люся устроилась не хуже других людей, простыни и наволочки за ее гостями за умеренную плату стирает прачка «Рузанны», а развешивает, снимает с веревок и утюжит бельишко наша Софи, за это тетя Люся приплачивает ей еще какие-то копейки.
Софи ходит в «Рузанну» в самом нарядном своем платье и лучших босоножках: все надеется мимоходом заарканить какого-нибудь богатенького дядечку из числа тамошних отдыхающих. Я глупо пижонить не люблю. На территорию «Рузанны» милым образом можно попасть прямо с тети-Люсиного двора, если хорошенько сплющиться и протиснуться между прутьями решетки. Такое упражнение лучше проделывать в спортивной форме, так что обула я кеды, а оделась в шортики и маечку. Втянула живот, без особого труда пролезла через решетку, легким спортивным бегом протрусила на площадку в тылу роскошного административного корпуса и принялась снимать с веревок сухие простыни с чернильной монограммой «ТЛ» («Тетя Люся», ясное дело!). К сожалению, с большой стопкой чистого белья в руках проделать акробатический этюд с решеткой было бы затруднительно, поэтому в обратный путь я пустилась по мощеной дорожке, петляющей по территории комплекса. Никто на меня внимания не обращал, да и я по сторонам не глазела, вышла из «Рузанны» и целеустремленно зашагала по пыльной поселковой улице. Уже почти дошла до нашего двора, и вдруг…
Дверца автомобиля, который я обходила по узкому проходу между черным боком машины и облупившимся забором, распахнулась прямо передо мной. Не успев затормозить, я врезалась в нее, башня из простыней развалилась на составные части, и чистое постельное белье с монограммой «ТЛ» посыпалось на грязную мостовую.
– Козел-собака! – согласно охнули Тяпа и Нюня, а я обреченно закрыла глаза, представив, что скажет мне тетя Люся и как посмотрит на меня Софи, которую хозяйка непременно оштрафует за ущерб, нанесенный ее имуществу.
– О, простите! – виновато произнес мужской голос.
– Как же! – прошипели мы с Тяпой, выпуская когти и загибая пальцы крючочками.
Таким образом, первым делом я открыла рот, а уже потом глаза, однако последовательность могла быть и обратной. Если бы я сначала взглянула на этого парня, то и рот затем разинула бы совершенно точно: такого красивого мужика я в жизни не видела! Даже в кино! Даже во сне! Даже на разворотах «Плейбоя»!
Это был брюнет с умопомрачительными синими глазами, какие мне прежде доводилось видеть только у дорогих говорящих кукол. Представляете себе Кена в человеческий рост? Широкоплечего, длинноногого, с узкими бедрами? И вся эта нечеловеческая красота была упакована в нежно-голубой костюм, который его владелец совершенно не жалел: он обрушился коленками в дорожную пыль и принялся собирать тети-Люсины простыни.
– Встаньте! – повелела я голосом королевы Английской (дряхлой Елизаветы, со старческими хрипами). Горло от волнения перехватило, руки задрожали, роняя последние чистые простыни. – Сами-то хоть не пачкайтесь!
– Простите меня, ради бога! – взмолился он, стоя на коленях и глядя на меня снизу вверх изумительными сапфировыми очами.
– Прощаю! – единогласно постановили Тяпа и Нюня.
– Я-то вас прощаю, а вот меня кто простит? – добавила я от себя. – Софи разобидится, а тетя Люся на нас обеих такую епитимью наложит, что мало не покажется. Триста раз «Отче наш» и бесплатный сбор камней до скончания лета…
– Вы что, монашка? – растерялся брюнет.
– Ах, если бы! – вздохнула Нюня.
– Слава богу! – он размашисто перекрестился, и Тяпа моя не удержалась, спросила:
– А вы не монах?
– Опять же, слава богу! – незнакомец запоздало оценил, как комично выглядит наша благостная беседа над поруганными простынями, улыбнулся и встал, оказавшись выше меня почти на голову.
Мой смятенный взгляд застрял в ямочке его подбородка. Брюнет взял меня за руки, освободившиеся от груза простыней. Нюня тихо застонала, а Тяпа шепотом шикнула:
– Изыди, сатана!
Обаятельно улыбающийся брюнет в паре со мной мог позировать для нравоучительной картины «Бес-искуситель, явившийся слабой грешнице Татиане». Мне бы крикнуть: «Чур меня!» – и опрометью умчаться куда подальше, но я никогда не отличалась быстротой реакции. Я бы, чего доброго, шлепнулась обессиленно на кстати разбросанные простыни, но тут в происходящее вмешался новый персонаж.
