Ирина Хрусталева - Не первый раз замужем
Нина прошла в свою спальню и села на кровать. Она по-прежнему держала в руках чашку и равнодушно взглянула на напиток. Девушка пила кофе и чай только из этой чашки. Она была из чистого серебра и когда-то принадлежала Гургену Эдуардовичу. Когда деда посадили в тюрьму, Нина тут же «приватизировала» этот предмет и пила напитки только из нее, продолжая традицию деда, которого до безумия любила.
Девушка решила наконец выпить кофе и уже сделала два глотка, как в комнату просочился кот и прыгнул ей на колени. Чашка выскользнула из рук Нины, черная жидкость испачкала ее платье.
– Трифон, разве так можно? Что ты натворил, посмотри! Мое платье теперь испорчено, а я его совсем недавно купила. Вот я тебе сейчас уши натреплю, будешь знать, – полушутя-полусерьезно проговорила Нина и улыбнулась. Она страшно любила своего перса. Что бы он ни натворил, хозяйка лишь делала вид, что сердится. Он жил у нее уже четыре года, она не оставляла его одного и возила с собой, когда уезжала на отдых. Еще у Нины были собаки, два добермана, которых она тоже обожала, но все же большее предпочтение отдавалось именно Трифону. Доберманы всегда жили в Москве, в загородном доме Нины. Трифон терпеть их не мог и всегда выгибал спину и шипел, если те заходили в дом. Каждый раз он готов был расцарапать этим наглым собакам носы. Скорее всего, он просто ревновал к ним свою хозяйку, которая начинала с ними играть прямо на его изумленных глазах.
Кухарка Глафира, прожившая в доме у моря много лет, всегда с улыбкой наблюдала за Ниной, когда та бережно расчесывала шерстку у своего любимца, и однажды сказала:
– Ребенка бы тебе, Ниночка!
– Да ты что, Глафира? Мне кажется, я еще не готова иметь детей, – засмущалась тогда Нина. – Да и времени у меня нет, если честно, – добавила она.
– Готова, готова, вон как своего кота обихаживаешь, а уж если дитя появится, тогда и любовь будет на кого растрачивать. Не всю же жизнь с котами да собаками нянчиться? А что касается времени… Его у вас, у молодежи, всегда не хватает, особенно на детей, а это неправильно. Вот возьми хотя бы меня. Тоже в молодости думала, что еще все успею. А судьба-то взяла да и по-своему распорядилась. Болезнь женская со мной в двадцать шесть лет приключилась, пришлось операцию делать, все мне вырезали тогда, – горестно вздохнула женщина. – Муж сразу бросил, сказал, чтобы я обратно в свою деревню уезжала. А куда я поеду, если у меня там никого не осталось, да и дом я свой продала, когда за Георгия замуж вышла. Я его не осуждаю, для грузина сына иметь – вопрос чести, а я уже не могла ему такого дать. И осталась я тогда одна-одинешенька на всем белом свете! Хорошо, что дед тогда твой взял меня к вам в дом, до смерти буду благодарна ему за это. Он знал, что я вкусно готовлю. Вот так и прижилась я у вас. Я очень хорошо помню тот день, когда ты родилась, – улыбнулась Глафира. – Ох, и досталось мне тогда на кухне, гостей-то полный дом понаехало! А когда тебя из роддома привезли, я не могла на тебя наглядеться. Твоя матушка даже ревновала тебя ко мне, потому что я все свое свободное время в детской комнате проводила, рядом с тобой. Ты хорошей девочкой росла, умненькой, все на лету схватывала, – с доброй улыбкой вспоминала Глафира.
Нина слушала пожилую женщину и тоже улыбалась в ответ, но своего мнения насчет детей не изменила. Не хотелось ей рожать от нелюбимого мужа. Дети должны появляться от большой любви, только тогда они будут по-настоящему счастливы. Нина почему-то верила, что ее счастье еще впереди.
Кот уже собрался разлечься у хозяйки на коленях, но Нина резко встала и, взяв его на руки, заглянула в зеленые глаза:
– Ишь, хитрый какой, разлегся как ни в чем не бывало – и трава не расти. Испортил мне платье наглым образом и совсем не чувствует вины! Сегодня будешь спать отдельно, вот здесь ложись, рядом с кроватью, и не вздумай на подушку лечь – накажу. А я пойду переоденусь. – И девушка, положив Трифона на мягкий прикроватный коврик, прошла в ванную комнату. – Что-то спать мне захотелось – ужас. Что такое со мной? Как будто меня через мясорубку провернули, – проворчала девушка, стягивая с себя платье.
Душ совершенно не помог избавиться от внезапной слабости, и Нина, еле доковыляв до кровати, рухнула на мягкие подушки, как подкошенная. Трифон, недолго думая, примостился на подушке, чуть ли не у хозяйки на голове, и тут же сладко замурлыкал.
А очнулась Нина от того, что почувствовала, как ее куда-то несут, а холодный ветер обдувает ее обнаженное тело…
Глава 3
Николай сидел за ноутбуком и мучительно ерошил свои угольно-черные волосы.
– Что же дальше? Ничего в голову не лезет. Хорошо бы кофейку попить, глаза уже закрываются, а мне нужно успеть за неделю закончить роман. Кстати, в фонарике батарейки пора поменять, свет от него совсем тусклым стал. Сейчас поставлю чайник, а заодно и батарейки из сумки вытащу, – пробормотал мужчина и медленно потянулся, разминая мышцы.
Подавляя зевок, который напоминал о том, что уже давно пора спать, Николай встал и прошел в импровизированную кухоньку. Налил в чайник воды и поставил его на походную газовую плитку. Пока чайник закипал, Николай вышел на улицу и взглянул на затянутое тучами небо.
«Видно, прогноз о том, что будет шторм, сбудется. Вон как быстро заволакивает, – подумал мужчина и закурил сигарету. – Да и волны, похоже, уже достигли пары баллов. Ветер поднялся серьезный».
Он уже сделал несколько затяжек и собирался, выбросив окурок, вернуться в дом, как услышал какой-то странный звук. Это был то ли вздох, то ли стон.
– Кто здесь? – проговорил Николай в темноту и снова услышал стон. – О господи, кто здесь? – встревоженно прокричал мужчина и ринулся на звук.
Он увидел, что недалеко от берега лежит чье-то обнаженное тело, лишь с крохотной полосочкой ткани вместо трусиков. Когда он подбежал поближе, то понял, что это женщина. Он наклонился над ней и увидел, какое бледное у нее лицо. Николай поднял безвольное тело на руки и почти бегом пустился к дому. Он уложил девушку на свою единственную кровать, накрыл одеялом вздрагивающее, посиневшее существо и начал растерянно озираться по сторонам. «Что делать-то? Поднимается шторм, выходить сейчас в море на лодке – это безумие, а женщина, похоже, нуждается в медицинской помощи. Так, Николай, спокойствие, только спокойствие, давай-ка вспоминай свои познания в медицине, ведь ты проучился на врача целых три курса института…»
Девушка приоткрыла глаза и еле слышно прошептала:
– Они хотели меня утопить, но я с детства хорошо плаваю, – и в ту же секунду потеряла сознание.
«Так, спокойно, Коля, – начал сам себя успокаивать мужчина, – это всего лишь бред воспаленного мозга. Кто это, интересно, хотел ее утопить? Не хватало еще, чтобы ты в своем преднамеренном заточении на этом острове попал в криминальную историю! Тебе некогда заниматься утопленницами, тебе нужно закончить свой роман. Для этого ты сюда и приехал! Что же мне с ней делать-то? Как привести в чувство? – метался по комнате мужчина, не зная, что делать, куда бежать и кого звать на помощь. Он резко остановился, посмотрел на бледное лицо женщины и принял решение: – Кофе! Точно, я сейчас волью в нее кофе, и она очнется. Тогда и сможет объяснить, как она попала сюда, да еще ночью, да еще в начинающийся шторм, – и, немного подумав, добавил: – да еще почти голая!»
Николай рысью помчался на кухню, где уже вовсю кипел чайник, и нервно начал хватать чашки, ложки, банки с кофе и сахаром, которые почему-то вываливались из рук. Он ухватился за ручку металлического чайника голой рукой и, вытаращив глаза и взвыв от боли, тут же выронил его на пол.
– Черт побери, – дуя на обожженную руку, выругался писатель. – Так, спокойно, – уже в который раз сам себе приказал мужчина и присел на табурет, чтобы успокоиться.
Посидев с минуту, он встал и поднял чайник с пола. В том еще осталась кипяченая вода, и Николай уже не так нервно начал разводить в чашке растворимый кофе.
– Нужно сделать покрепче, ударную дозу, – пробормотал он, потом взял бутылку коньяка и добавил туда несколько капель. – Ничего, это не повредит, а даже наоборот, – заключил он и помчался в комнату, чтобы влить в бесчувственную гостью импровизированное «лекарство».
Девушка лежала в той же позе, в которой он ее оставил, разметав черные волосы по подушке. Веки нервно вздрагивали, она постепенно приходила в себя. Николай присел на кровать и легонько приподнял голову несчастной.
– На-ка, кофейку выпей с коньячком, это придаст тебе сил, – прошептал мужчина.
Девушка сделала несколько глотков и, закашлявшись, резко села на постели. Она распахнула глаза, несколько раз хлопнула ресницами. Помотав головой и поняв, что это вовсе не сон, испуганно посмотрела на Николая.
– Вы кто? – удивленно спросила Нина.
– Я?
– Да вы, вы. Не к стенке же я обращаюсь?
– Я писатель Николай Стручевский.
