Люся Лютикова - Свекровь дальнего действия
— Но это же бред! — воскликнула я. — Из-за котлет не убивают!
— Я так и сказала следователю. Но он заявил, что на почве бытовой ненависти такое случается сплошь и рядом. Сергей тоже мне не верит, он собирается подать на развод. Люська, помоги! Меня обязательно посадят, если ты не поможешь! Мне больше не к кому обратиться!
— Не волнуйся, я помогу. Что мне сделать? Найти хорошего адвоката?
— Найди настоящего убийцу.
— Шутишь? У меня не получится.
— Умоляю, найди, я надеюсь на тебя, — сказала подруга, и связь оборвалась.
Спала я плохо, всю ночь ворочалась под ставшей вдруг тяжелой простыней. А утром встала с мыслью: надо поговорить с Сергеем. Попрошу его не пороть горячку и не разводиться с женой. Может быть, мы с ним объединим наши усилия и материальные возможности по оплате хорошего адвоката. Да ведь это курам на смех: Танька Чижова — убийца! Быть такого не может! Наверняка ушлому адвокату удастся вытащить Танюшку из заключения еще до суда.
Я поехала на улицу с чудесным названием Изумрудная, в дом, где жила Татьяна. Я была здесь лишь пару раз, но хорошо запомнила расположение. От метро «Бабушкинская» десять минут пешком, длинная белая девятиэтажка, по правую сторону от которой находится супермаркет, а слева — детский садик.
Когда я благополучно нашла нужный дом, выяснилось, что номер квартиры-то я не помню…
Около подъезда на лавочке оживленно беседовали две старушки, выглядели они совсем по-деревенски: длинные передники, платочки на головах. Для завершенности образа не хватало только кулька семечек.
— Дамы, будьте добры, подскажите… — обратилась я к местным жительницам.
Пенсионерки изумленно на меня воззрились, вероятно, подобное обращение они слышали не часто.
— В вашем доме недавно убили женщину, в какой квартире это было?
— В двадцатой, — простодушно ответила первая пенсионерка.
— А вам зачем? — сощурилась вторая.
— Я из страховой компании, принесла родственникам покойной бумаги на подпись, а адрес потеряла.
Первая пенсионерка сочувственно защелкала языком, но вторую мне провести не удалось.
— А в бумагах разве адрес не указан? — въедливо спросила она.
— Извините, это конфиденциальная информация, — ответила я и устремилась к первому подъезду.
Когда Сергей ответил по домофону, голос у него был неприветливый. Я принялась сбивчиво объяснять:
— Привет, это Люся Лютикова, Танина подруга. Извини, только узнала о твоем горе, решила зайти, поддержать тебя в тяжелую минуту.
Мой визит выглядел подозрительно, мы никогда не дружили.
— Спасибо, — сухо ответил мужчина, не торопясь открывать подъездную дверь.
— Впустишь меня? — прямо спросила я.
До моего уха донеслось приглушенное, сказанное в сторону «Вот привязалась!», но кнопку домофона Сергей все-таки нажал.
Позвонив в дверь двадцатой квартиры, я битых три минуты стояла, прильнув ухом к замочной скважине, и напряженно прислушивалась к тишине. Когда надежда попасть внутрь угасла, Сергей открыл-таки дверь. При взгляде на него всё мое раздражение испарилось. Выглядел мужчина неважно: лицо опухшее, на щеках трехдневная щетина, глаза красные. То ли пил, то ли плакал, а может, и то, и другое одновременно. Я почувствовала себя последней свиньей. Человек скорбит по убитой матери, переживает предательство жены, и визиты посторонних людей никак не способствуют улучшению настроения.
Сергей молча развернулся и ушел на кухню. В квартире царил жуткий бардак, очевидно, здесь уже две недели не убирали, я могла бы пройти прямо в уличных туфлях, но все-таки предельно тихо, словно тут еще находилась покойница, переобулась в тапочки и последовала за хозяином.
Мужчина сидел на табуретке и курил, тупо уставившись в пространство. Перед ним в пепельнице на заляпанном столе уже лежала целая гора окурков.
Я села на соседнюю табуретку, тяжело вздохнула и спросила:
— Это правда, что ты собираешься разводиться с Таней?
Мужчина кивнул.
— Думаешь, это она убила Еву Ивановну?
Еще один кивок.
— Но ведь это совсем на нее не похоже! — воскликнула я. — Танюшка — спокойный, уравновешенный человек! Взять хотя бы эту ситуацию с едой, пропадающей из холодильника. Другая невестка на месте Татьяны давно бы уже устроила скандал, а она три месяца — целых три! — продолжала безропотно готовить разносолы. Это ее очень положительно характеризует!
Впервые на лице Сергея промелькнули эмоции.
— Ага, характеризует, — усмехнулся он. — Я тебе сейчас один случай расскажу, который ее тоже характеризует. У нас на даче сосед подворовывал урожай. Вроде не много брал, но все равно неприятно: приезжаешь на выходные, а грядки потоптаны, самая крупная клубника собрана, осталась гнилая мелочь. Мы точно знали, что это он, другие соседи видели, как он по нашему огороду шарился, но доказать ничего не могли. Да и что с него взять, этот мужичок вроде как бомж, родственники выгнали его из квартиры, живет на даче круглый год, естественно, попивает, а наши ягоды, скорее всего, продает на станции и покупает на эти деньги закуску…
Я, обрадованная тем, что разговор начал клеиться, затаила дыхание, а Сергей рассказывал дальше:
— И вот как-то в октябре мы закрыли на зиму дом, отключили электричество, воду, уже собрались уезжать, а я вдруг в последнюю минуту замечаю, что в беседке на столе стоит бутылка водки. Как она там очутилась, непонятно. Хотел убрать бутылку в дом, а Танька говорит: «Не трожь, это я для соседа приготовила». «Не жирно ли ему, — спрашиваю, — еще и водку вылакать к нашей картошке?». Месяцем раньше сосед с нашего огорода три ряда картошки выкопал. «Не жирно, — отвечает, — в самый раз. Поехали, на электричку опаздываем!». Но я взял бутылку, отвинтил крышку, понюхал — а там не водка, а этиловый спирт! Сосед, не разобравшись, выпил бы и гарантированно умер от отравления. Весной мы бы приехали на дачу, а его труп уже разложился. Вот и подумай, с какой стороны это Таньку характеризует!
— Неужели она могла убить человека из-за ведра картошки? — не поверила я.
— Там не только картошка была, я же говорю, и клубнику сосед воровал, и крыжовник, и морковь…
— Убийство из-за пучка морковки?
— Получается, что да: она расчетливо спланировала убийство из-за пучка морковки. Если бы я не заметил бутылку, именно так бы и произошло.
Я все еще отказывалась верить в то, что подруга убила свою свекровь. По крайней мере, я плохо представляла Чижову с ножом в руках. Если история про бутылку правда, то Татьяна, намереваясь разделаться с Евой Ивановной, скорей всего, действовала бы по такой же схеме: отравила бы еду в холодильнике, чтобы воровка, уплетая чужие котлеты, получила по заслугам. Но вонзить нож в человека, да еще в женщину, в мать собственного мужа — на это мало кто способен!
Словно услышав мой внутренний монолог, Сергей сказал:
— Они с матерью в последнее время часто ссорились. Цапались по мелочам. А в то утро они вдрызг разругались на кухне, так вопили, что мне пришлось выйти из комнаты, чтобы их успокоить.
— Так ты был в квартире? — быстро спросила я. — Видел, как всё случилось?
— Как произошло убийство, я не видел. После ссоры развел мать и жену по разным комнатам, а сам ушел к приятелю в гости. Не мог я смотреть на их перекошенные физиономии, понимаешь? Очевидно, позже ссора вспыхнула вновь, и тогда уже они не ограничились одними словами. Эх, не надо было мне уходить!
В этот момент в дверь позвонили — требовательно, настойчиво. Кто-то не переставая жал на кнопку звонка и одновременно стучал ногами в железяку. Сергей с отрешенным видом поплелся открывать.
— Безобразие, опять нас заливаете! — раздался визгливый женский голос из прихожей.
— Вода с потолка водопадом хлещет! — вторил ему мужской.
— У меня ничего не течет, — стал оправдываться Сергей, — можете сами пройти посмотреть.
Честная компания потопала в ванную, а я, воспользовавшись этим обстоятельством, проскользнула в боковую комнату, которую, насколько я помнила, раньше занимала Ева Ивановна.
Комната оказалась совсем маленькой, на площади около восьми метров впритык стояли тахта, трехстворчатый платяной шкаф и тумбочка с телевизором. В нос ударил затхлый запах бедности и лекарств. Здесь царил жуткий беспорядок: дверцы шкафа распахнуты, содержимое полок бесцеремонно сброшено на пол, латаные женские панталоны валялись вперемежку с черно-белыми фотографиями.
Мой взгляд выхватил из кучи прямоугольник нежно-голубого цвета. Сберегательная книжка! Я бегло просмотрела банковские записи. Каждый месяц Еве Ивановне Лукаш начисляли одну и ту же сумму, очевидно, пенсию по инвалидности. Я отметила, что в пятницу, за день до убийства, женщина сняла с книжки все деньги. Чуть больше четырехсот восьмидесяти тысяч рублей, это была ее пенсия за три года!
