Дарья Донцова - Шуры-муры с призраком
Я молча слушала Лауру. Давно успела понять, что у каждого человека свои тайны, и любимая жена, как правило, последней узнает о походе налево своего заботливого, нежного, идеального мужа.
На столе заверещал телефон, меня искал Роман.
– Есть результат.
– Ага, – приуныла я, понимая, почему он почти мгновенно справился с задачей. – Где?
– Морг на Всеволжской. Вчера в районе десяти вечера на Ремонтную улицу вызвали «Скорую». Медики нашли разбитую машину и два трупа. Никита Владимирович Обжорин находился за рулем, он застрелился.
– Погоди-ка, ничего не понимаю, – воскликнула я, – сейчас зайду к тебе.
– Что? – одними губами спросила Лаура. – Узнали про моего мужа?
– Пока нет, – соврала я, – отбегу на секундочку, пришел человек, которому назначили встречу на пять вечера. То ли он время перепутал, то ли решил, что все равно, когда в агентство заглянуть. Быстро вернусь. Включить вам телевизор?
– Не надо, – отказалась Кривоносова, – так посижу.
* * *– Рассказывай коротко, – велела я Роману, влетая в его забитую компьютерами комнату.
– Обжорин застрелился. Случилось ДТП. Он сбил человека, – в телеграфном стиле сообщил начальник отдела.
– Ничего не поняла, объясни, – потребовала я.
– Уж определись, тебе надо коротко или подробно, – ухмыльнулся Роман.
– В деталях, но быстро!
– Дайте мороженое погорячее, – съязвил Бунин.
– Жена Никиты в переговорной, – объяснила я, – не хочу ее надолго одну оставлять.
Роман крутанулся на стуле.
– Вчера примерно в двадцать два часа на улице Ремонтной напротив банка «Мэте» автомобиль «ВАЗ‑21099» совершил наезд на гражданина Сыркина Виталия Павловича. Последний скончался на месте. Водитель достал из бардачка оружие, и бум! «Скорую» вызвали в четверть одиннадцатого. Медики зафиксировали смерть, кликнули полицейских, те живо установили, что водителя звали Обжорин Никита Владимирович, права находились при нем, в кармане лежал паспорт. И вот самая интересная штука. На переднем пассажирском сиденье нашли конверт с письмом. В нем написано: «Я, Обжорин Никита Владимирович, добровольно ухожу из жизни. Я страдаю тяжелой болезнью, которая неминуемо сделает меня безумцем. Не готов проводить последние дни как сумасшедший. Прошу никого в моей смерти не винить. Я специально выбрал для совершения суицида парк на улице Фонарева, там в позднее время никого не бывает, я никого не напугаю. Не хочу, чтобы жена нашла мое тело в квартире, она не заслужила такого стресса. Прости, Лаура, я был с тобой очень счастлив, но лучше уйти сейчас, пока я еще способен принять решение, находясь в твердом уме». Дальше подпись и число.
– Послание длинное, – протянула я.
Роман показал на экран ноутбука.
– Зацени оперативность, вот тебе фото предсмертной записки. Обрати внимание, написано без единой помарки.
– Обжорин не спешил, – отметила я, – он заранее приготовил текст, вероятно, составил его дома. Непохоже, что у него дрожала рука. Если ты только что переехал человека, то не останешься хладнокровным. Нет, он решил застрелиться, выехал из дома…
– Парк находится через три квартала от улицы, где случилось ДТП, – подхватил Роман. – Обжорин готовился уйти из жизни, наверное, нервничал, стемнело, шел дождь… он просто не заметил Сыркина, а тот не увидел автомобиль. Можно считать случай банальным ДТП, но суицид придает ему необычный окрас.
Я поежилась.
– Никита Владимирович, наверное, здорово перепугался, когда наехал на человека, понял, что приедет ГАИ… и решил сразу свести счеты с жизнью. Бедняга, не повезло ему в последние минуты.
– Ну, Сыркину еще хуже, – заметил Роман.
– Знаете, что необычно? – вдруг спросил стажер Николай, до этого молча слушавший нашу беседу. – Ремонтная улица прямая, широкая. Странное дело, но на ней не особенно оживленное движение.
– Ничего удивительного, – возразил стажеру Роман. – Ремонтная тупиковая, насквозь ее проехать, чтобы миновать пробки, нельзя. И там практически нет жилых домов, только на пересечении с Форткина возведена блочная башня. Из учреждений там поликлиника, банк «Мэте», агентство недвижимости, театр «Новая абстракция», дальше несколько автосервисов. Все это на момент аварии уже закрылось. Откуда народу взяться?
– Театр должен вечером работать, – возразила я.
– Этот нет, – заспорил Николай, – я проверил. Представления у них начинаются в семь. Вчера шла пьеса «Мой любимый каннибал», она завершилась в девять тридцать, мест в зале мало, публика быстро разъехалась. В двадцать два на Ремонтной, наверное, было пусто. Разве что кто-то из жильцов блочной башни домой спешил. Но ему лучше идти по улице Форткина, там остановка автобуса.
– К чему ты клонишь? – спросил Роман.
– Ремонтная пустая, отчего Обжорин не заметил пешехода? – прищурился Николай.
– Лампа только что сказала: «Никита Владимирович был в состоянии стресса», не задавай глупых вопросов, – вскипел начальник. – Человек приготовился свести счеты с жизнью, на сиденье лежала предсмертная записка, он думал только о самоубийстве.
– Ладно, спрошу иначе, – не успокоился Николай. – По какой причине Сыркин не заметил машину? Было темно, шел дождь, но свет фар хорошо виден.
– Некоторые люди надевают наушники, на голову накидывают капюшон и топают, не думая о безопасности. Сколько раз я таких объезжал, – негодовал Роман.
– Непонятно, однако, – тянул Николай. – Чего Обжорин не сигналил?
Бунин закатил глаза.
– Е‑мое! Да не заметил он мужика! Не заметил!
– «Скорую» кто вызвал? – не утихал Николай.
Мы с Романом переглянулись, Бунин забегал пальцами по клавиатуре, а Николай продолжал:
– Сыркин покойник. Обжорин застрелился. Кто врачам звякнул?
– Никита Владимирович? – предположила я.
Николай потянулся.
– Заботливый, однако, сначала переехал, потом решил врача пригласить и лишь после этого: ба-бах? Не похоже на стрессовое состояние. Аффект иначе выражается: увидел труп на дороге, хвать пистолет! И почему Обжорин решил, что Сыркину уже не поможешь?
Я откашлялась.
– Коля, Никита Владимирович полагал, что человек, которого он сбил, жив, поэтому перед тем, как самому уйти из жизни, вызвал врачей.
– Чего он тогда до парка не докатил? – спросил парень. – Там десять секунд ехать. И нелогично получается. Сначала вы говорили: «Обжорин пустил себе пулю в лоб, когда понял, что убил человека». Типа психанул – и бумс. А сейчас, по-вашему, получается, шофер увидел, что пешеход шевелится, и обратился к докторам. Чего ему в этом случае психовать? За фигом прямо на месте наезда стреляться? Можно в парк отправиться, сделать, как решил.
– Ты у нас психиатр доморощенный или специалист по поведенческому анализу? – налетел на стажера Роман. – Неизвестно, кто врачей вызвал. Человек не представился. Аноним.
– Если не ошибаюсь, диспетчеры всегда видят номер того, кто звонит, – пробормотала я, – даже если он скрыт, специальная аппаратура определяет телефон, а сейчас еще и выясняется местоположение.
– Только в случае, когда звонят с трубки последнего поколения, – уточнил Николай, – местонахождение древнего мобильника останется тайной. Думаю, на месте происшествия был еще кто-то. Свидетель. Это он в службу спасения обратился, а там все записывают. Не смотрите на меня волками, давайте проверим, сравним голос Обжорина со звуковым файлом. Если не самоубийца врачей вызвал, значит, там был еще кто-то. И почему он удрал?
– Хорошо, узнай всю информацию и вышли мне фото предсмертной записки, – попросила я и пошла в переговорную.
Глава 5
– Что? – спросила Лаура, едва я появилась на пороге. – Плохо, да? Вижу по вашему лицу… муж… да?
– Мне очень жаль, – сказала я, – тело человека с документами на имя Обжорина Никиты Владимировича находится в морге.
Кривоносова закрыла лицо руками, я нажала на кнопку и велела секретарше:
– Срочно Вадима сюда! Со всем набором.
Лаура вытерла ладонями щеки.
– Что с ним произошло?
– Точных данных пока нет, – обтекаемо ответила я, – похоже, ваш муж совершил самоубийство.
– Он оставил записку? – прошептала Лаура.
Я не успела ответить, в комнату вошел врач с чемоданчиком, Кривоносова уставилась на него.
– Это Вадим Борисович, – представила я, – наш доктор, он вам сейчас давление померяет.
– Я старшая медсестра, – заявила Лаура, – отлично понимаю, что на аппарате двести двадцать на сто тридцать выскочит.
– И все же давайте посмотрим, – попросил Вадим, – я вам таблетку дам, могу укол сделать, у нас есть где полежать.
– Мне лучше домой, – всхлипнула Кривоносова, – только заплачу сначала. Сколько с меня?
– Вы ничего не должны, – ответила я, – мы по делу совсем не работали. Пусть Вадим Борисович все-таки измерит давление, а я пока позвоню вашим родственникам. Не надо сейчас одной оставаться.
