Татьяна Луганцева - Килограмм молодильных яблочек
— Самым простым способом! — воскликнула Яна. — Я лягу туда как пациентка и обследую их жизнь изнутри, так сказать. Можно будет делать выводы, есть там что-то подозрительное или нет.
— Возникнут небольшие трудности, — предостерегла ее Надежда.
— Какие?
— Путевку туда достать очень нелегко, ферма — закрытое учреждение, небольшое и нераскрученное, но это я возьму на себя… Придется немного подождать с визой.
— Подожду!
— Да, Яна, пожалуйста, а пока займитесь своими личными делами. Послушайте меня, не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня! Вырвите с корнем мысли о предателе и вперед, навстречу новым романам, новым ощущениям, новым приключениям и новым чувствам!
Яна расплылась в улыбке, которая плавно перетекла в гримасу боли и отчаяния.
Глава 5
Ричард собрал документы, просмотренные и подписанные за день, и сложил все в сейф, встроенный прямо в стену у него в кабинете. Он был мрачен и спокоен, как и всегда в последнее время. В кабинет заглянула симпатичная девушка со светлыми волосами и зелеными глазами, его секретарь Люба.
— Люба, ты все еще здесь? — удивился Ричард. — Я же тебя отпустил домой час назад.
— Да я заболталась с подружками, — отмахнулась Люба, имея в виду продавщиц из галантерейного отдела торгового комплекса Ричарда.
Люба придала своему довольному, вволю наговорившемуся лицу сочувствующее и печальное выражение и произнесла:
— Ричард Тимурович, примите мои соболезнования по поводу потери близкого человека, скорблю вместе с вами… Как вы, вообще, могли спокойно работать весь день и ничего не сказать мне? Я все-таки ваш личный секретарь.
— Ты о чем говоришь? — поинтересовался Ричард, откидывая темную прядь со лба.
— Как о чем? Я позвонила вам домой, мне надо было передать вашей жене, что пришла новая коллекция одежды, которую она ждала, а мне ответили замогильным голосом, что у вас в доме поминки. Я сделала вывод, что у вас умер кто-то из близких людей, так как вряд ли вы бы стали справлять поминки по чужому человеку у вас в доме…
— Поминки? — переспросил Ричард задумчиво и медленно, словно взвешивая это слово на вес и пробуя на вкус.
— Ну да, по близкому вам человеку… правда, мне не сказали, по ком именно…
Ричард стремительно вышел из кабинета, и еще стремительней его «Мерседес» сорвался со стоянки. Подъехав к своему дому, Ричард глазам своим не поверил: весь фасад их с Яной особняка был увешан траурными венками, где-то жалостливо скрипки играли печальную мелодию. Ричард с ошарашенным видом, оставив «Мерседес» незапертым, вошел в дом. Вся гостиная утопала в цветах, в основном это были лилии и хризантемы. За длинным столом под белоснежной скатертью сидели люди с постными лицами. Фактически все они были Ричарду незнакомы. Во главе стола восседала Яна с бледным лицом без косметики и в черном платье из шелка с полупрозрачными широкими рукавами. Вид у нее был скорбный и трагически театральный.
В углу на импровизированном помосте играл квартет музыкантов. От их душещипательной мелодии слезы наворачивались на глаза сами собой, а сердце начинало болеть. У окна под занавешенным черным покрывалом зеркалом стоял гроб из лакированного дерева с латунными ручками. В одно мгновение Ричарду стало нехорошо, он почему-то сразу же подумал, что что-то случилось с Агриппиной Павловной, и, судя по стоящему гробу, случилось непоправимое. Все поплыло у хозяина дома перед глазами, во рту пересохло, а голова закружилась.
«Как же это так могло произойти? — вертелось у него в голове. — Я же еще утром видел ее здоровую и живую… Почему все произошло так быстро? Обычно хоронят на третий день, а тут сразу гроб… Хотя со связями Яны… ведь в свое время она подрабатывала в морге на должности заведующей… Стоп! О чем это я думаю?! Что за бред?!»
Яна посмотрела на побледневшего и растерявшегося мужа, мнущегося при входе в гостиную, и помахала ему рукой. Музыканты прекратили играть.
— Проходи, дорогой! — пригласила она Ричарда. — Присоединяйся к нашему невеселому застолью.
Ричард на негнущихся ногах подошел к столу, присел напротив Яны. Сама радушная хозяйка дома была необычайно стройна в элегантном черном платье, которое еще больше подчеркивали ее длинные светлые волосы.
— Помянем ту, которая была с нами все эти годы! — произнесла Яна, поднимая рюмку с водкой.
Ричарду кто-то налил водки в стаканчик и сунул в руку. Он, не отрывая взгляда от жены, осушил его. Ему тут же налили еще.
— За ту, что ушла безвозвратно из этого дома и никогда больше не вернется, — повторила Яна тост, не отрываясь, до рези в глазах смотря на мужа.
Ричард махнул стаканчик, не глядя и не закусывая, все еще не до конца понимая, как такая трагедия смогла произойти у них в доме.
Яна кивнула головой, и музыканты заиграли похоронный марш. Лица поплыли у Ричарда перед глазами.
— За ту, которая ввергала нас в ураган страстей и примиряла…
— За ту, которая помогла появиться на свет нашему сыну Вове…
Тосты следовали один за другим. Ричард тупо сидел за столом, ни слова не говоря, только осушая стаканчики с водкой один за другим. Скоро хоровод мрачных лиц присутствующих, отрешенные лица музыкантов, черный гроб с белыми цветами слились в одно большое черно-белое пятно и погрузили Ричарда во мрак.
Ричард плыл в кромешной темноте, ему хотелось плакать и кричать, но вода, проникающая во все щели, не давала вздохнуть. Он открыл глаза. Над ним, лежащим в костюме и ботинках на диване, стояла Агриппина Павловна и поливала его из чайника. Ричард ошарашенно уставился на свою домоправительницу.
— Боже! Агриппина Павловна, дорогая, вы живы?!
Домоправительница фыркнула.
— А с чего мне помирать-то? Или обрадовался, что я не увижу, что ты без меня творишь? Не буду сгорать со стыда из-за тебя и краснеть? Нет, мой милый мальчик, рано ты меня хоронишь! А вот ты вчера так напился, что, не ровен час, мог бы и душу богу отдать…
— Долго жить будете… — пробормотал Ричард, потирая себе виски, чтобы снять головную боль.
— Да уж, поживу еще! Что за моду вы взяли с Яной напиваться до потери сознания?
— Я видел жуткий сон. Как будто в нашем доме полно народа, Яна в черном платье сидит во главе большого стола и гроб в гостиной весь в цветах…
— Так это был не сон, — усмехнулась Агриппина Павловна. — Яна вчера устроила поминки.
— По кому? — спросил Ричард. — Вы же живы?!
— А при чем здесь я?! Кроме меня, уже и умереть некому, что ли? — обиделась домоправительница, поправляя ворот платья. — Яна хоронила вашу любовь!
— Кого?!
— Любовь. Ей посоветовала какая-то психолог сделать один раз больно и навсегда, то есть вырвать из сердца с корнем воспоминания о прошлом. Я была против этого фарса и уединилась с ребенком, чтобы не калечить ему психику. Вова не виноват, что у него родители с приветом! А Яна настояла на этом действе, надеясь на то, что похороны вашей любви ей помогут избавиться от мыслей о тебе, как о живом, предавшем ее человеке.
— Что за бред?.. — привстал Ричард с дивана и, шатаясь, побрел к лестнице, ведущей на второй этаж. — Сейчас я ей устрою похороны! Я вчера чуть с ума не сошел!
— Дик, вернись! Яна собрала вещи, забрала ребенка и рано утром уехала из дому.
— Куда?!
— К себе в дом…
— Какой дом?! Она уехала в тот сарай?! Увезла моего ребенка в ту развалюху?! — вскричал Ричард, имея в виду старый, полуразвалившийся дом в Подмосковье, доставшийся Яне от ее второго мужа, в котором совершенно невозможно было жить.
— Раньше надо было думать, — проворчала Агриппина Павловна, — а я осталась здесь только для того, чтобы привести тебя в чувство. Теперь ты на ногах, и мы с Борисом Ефимовичем тоже уезжаем к Яне. Ты сильно разочаровал меня, мой мальчик! Я всегда опасалась, что тебе не удержать такую увлекающуюся девушку, как Яна, что ты ей надоешь, и она тебя бросит. А вышло все с точностью до наоборот. Я уезжаю к внуку, — немного подумав, домоправительница добавила: — Завтрак на плите.
Агриппина Павловна, гордо неся голову, удалилась прочь. Вскоре к дому подъехало такси, и молодой шофер помог Агриппине Павловне вынести четыре больших чемодана, куда поместились все ее вещи и немного вещей Бориса Ефимовича, которые были приобретены для него совсем недавно в торговом комплексе Ричарда. Сам Борис Ефимович медленно ковылял за своей степенной пассией, опираясь на палочку. Ричард в черной рубашке и мятых черных брюках стоял в гостиной, словно изваяние. Борис Ефимович, все же не выдержав, подошел к Ричарду и, прокашлявшись, сказал:
— Я понимаю, что мое мнение для вас ничего не значит, что я и сам иждивенец в этом доме, но я не могу не заступиться за ту, которая спасла мне жизнь. Яна — светлый человек, она порядочная и верная, в свое время она пообещала мне, что вытащит меня из того адского дома престарелых, и выполнила свое обещание. Кто я был для нее? Да никто! Никому не нужный, незнакомый старик! Она — человек, на которого можно положиться, а вы поступаете с ней непорядочно! Судьба вас за это покарает! Будь я помоложе и поздоровей, я бы вмазал вам по физиономии!
