Дарья Донцова - Лебединое озеро Ихтиандра

— Буцефал — лошадь? — предположила я, хватая костыли, которые ночью, несмотря на рекомендации доктора, все же принесла Софья.

— Нет, — засмеялась Лена, — коляска. Навороченный механизм. Умеет шагать по лестнице, очень прикольно по ступенькам двигается, имеет массу функций, никто не знает каких. Ее нам подарили, Софья пыталась разобраться с ней, но не сумела, инструкции нет. Получается, ты будешь подопытным кроликом. Представляешь, она даже разговаривает!

Я остановилась. До сегодняшнего дня я никогда не передвигалась на костылях и не подозревала, какие неудобства испытывает человек, вынужденный ими пользоваться. Деревянные, правда, обтянутые мягким материалом верхние края сильно давили под мышками, у меня заныла спина и почему-то шея, вдобавок мгновенно устали руки, я тут же запыхалась, поэтому вопрос задала чуть слышно:

— Кто разговаривает?

— Кресло, — пояснила Лена, — постоянно говорит: «Бонжур, бонжур, мерси» — это все, что мы можем понять. Увы, иностранными языками не владеем.

— Если кресло и впрямь изъясняется на французском, охотно переведу его высказывания, — пообещала я, — преподавала язык в институте.

— Здорово, — захлопала в ладоши Лена и толкнула дверь, — нам повезло, узнаем про коляску все.

Передо мной раскинулся зал, в середине которого вытянулся длинный стол, накрытый белой скатертью. Вокруг него сидели люди.

— Кому повезло? — спросил светловолосый круглолицый мужчина.

— Нам! — повторила Лена. — Даша знает французский. Наконец-то мы поймем, чего хочет кресло.

— Пинка! — раздалось с потолка.

Я задрала голову, на люстре сидел ворон.

— Пинка, — повторил он, — лекарство!

Светловолосый мужчина встал и отодвинул один из пустых стульев.

— Прошу вас, садитесь. Я не одобряю предложение Гектора, не считаю пинок панацеей от всех болезней. Давайте знакомиться. Софью вы вчера видели, с Леной, моей женой, шли по коридору.

— Значит, вы Эдуард! — воскликнула я.

Мужчина округлил глаза.

— Верно. Откуда вы знаете мое имя?

Я прикусила язык. Дашенька, ты совершила оплошность.

— Я начала рассказывать гостье о нашей семье, — быстро исправила положение Лена.

— Молодец, — похвалил ее супруг. — Ну а я продолжу. Справа от меня сидит Патрик.

Рыжеволосый парень приветливо помахал рукой, я повторила его жест.

— Рядом с ним Лера и Настя, — журчал Эдуард.

Женщина лет тридцати подняла глаза от тарелки, тихо произнесла:

— Здравствуйте, — и толкнула светленькую девочку лет шести.

— Настя, поприветствуй тетю!

Малышка скорчила рожицу и странным голосом сказала:

— Доброе утро, тетя.

Благообразный седой старичок, сидевший напротив Софьи, встал и поклонился.

— Разрешите представиться, Николай Ефимович Поповкин. Вам чай или кофе?

— Лучше чай, — попросила я.

— Сейчас, душенька, — захлопотал дедок, схватил кофейник и налил мне ароматный напиток.

Я растерялась. Может, я нечетко выразила свое желание получить чай?

Лена, сидевшая около меня, сказала:

— Не обращай внимания, у Николая Ефимовича проблемы с памятью. Он моментально забывает все, что услышал.

— Понятно, — пробормотала я.

Дедушка снова встал.

— Рад представиться. Николай Ефимович Поповкин. А вас как величать?

— Даша, — улыбнулась я.

— Чай или кофе? — опять радушно предложил старичок и, не дожидаясь ответа, бросил мне на тарелку тост.

— Николай Ефимович, — пропела Софья, — а где ваш секретарь?

Дед вынул из кармана диктофон.

— Вот, наверное, он.

— Он, он, — подтвердил Эдуард, — запишем в него новую гостью, Дарью.

— Понял, — кивнул Николай Ефимович, — Дашенька, я от старости обезумел. Заранее прошу извинения, если надоем.

— Надоедайте сколько влезет, — улыбнулась я.

— Вы очаровательны, — умилился дедушка, — напомните, как вас зовут?

— Даша, — сказала я.

Эдуард побарабанил пальцами по столу.

— Светлана, как твоя голова?

Худенькая девушка, до сих пор никак не участвовавшая в беседе, тихо ответила:

— После таблеток, которые мне дала Софья, намного лучше.

— Это всего-то был аспирин, — улыбнулась хозяйка.

— Не пользовалась им раньше, — еле слышно уточнила Светлана.

— Если кто хочет кашу, то вот она! — громогласно объявил мужчина лет сорока, входя в столовую с фарфоровой супницей. — Вам не кажется странным, что ни в одном сервизе не предусмотрен такой предмет сервировки, как кашница!

— Что? — не поняла Лера.

— Кашница, — повторил мужчина, — или кашовница, уж и не знаю, как назвать специальную миску в виде кастрюльки. Но ее нет, поэтому, пардоньте, овсянка подана в емкости, куда наливают борщ.

— Можно разложить геркулес по тарелкам на кухне, — предложил Патрик.

— Не принято, — отрезал мужчина, — здесь не ресторан, а дом.

— Мне без разницы, в чем подают съестное, — засмеялась Лена, — лишь бы вкусно было. Дашенька, знакомьтесь, наш повар Вадим.

Софья покосилась на невестку и поморщилась.

— Очень приятно, — раскланялся главный по кухне, — раз вы новенькая, вам первая порция.

— Каша! — возвестил Гектор. — Каша!

Вадим задрал голову:

— Дуй на пищеблок! Твое блюдце остывает.

— Мерси, мон амур, — ответил Гектор и тенью ускользнул из столовой.

— Супчик, — потер руки Николай Ефимович. — Он с вареньем?

— Деда, там кашка, — поправила старичка Настя.

Я вздрогнула. Девочка издает странные звуки, более напоминающие запись разговора какого-нибудь механизма, чем речь ребенка. Вы когда-нибудь настраивали автоответчик, следуя указаниям, которые бесстрастно раздает вроде бы приятный женский голос: «После… персонального… приветствия… нажмите… звездочку… чтобы прослушать… персональное… приветствие… нажмите… решетку… чтобы запомнить… персональное… приветствие… персональное приветствие… записано»?

Ну вот, теперь вы имеете представление о том, как изъясняется Настенька.

Поповкин схватил разливную ложку, наполнил небольшую пиалу, которая стояла около его чашки с кофе, и радостно объявил:

— Омлет! Обожаю рис!

Настя засмеялась, вернее, просто раскрыла рот, но не издала никакого звука. А я машинально отметила, что дедок сохранил остатки разума. Он не отправил геркулес на скатерть, не плюхнул кашу себе на колени, а весьма аккуратно положил ее в фарфоровую плошечку.

— Отличный геркулес, — похвалила Софья, — не крутой и не жидкий.

— Я старался, — улыбнулся Вадим.

— У тебя получилось, — кивнул Эдуард.

— Молодец, — подхватила Лена.

— Думаю, Вадик не нуждается в особых похвалах, — фыркнула Софья.

Мне стало понятно: свекровь недолюбливает невестку.

— Никогда не ела ничего вкуснее, — пискнула Лера и толкнула Настю.

— Спасибо, — сказала девочка, — это моя любимая каша.

— Все супер, — прошептала Светлана.

Я начала сосредоточенно орудовать ложкой. Овсянка как овсянка, сварена на молоке, и, на мой взгляд, в нее пересыпали сахара. Отчего присутствующие спешат выразить восторг?

— Это же творог! — обрадовался Николай Ефимович. — Сочный, мягкий! Милая, непременно попробуйте. Простите, как вас зовут?

— Даша, — ответила я, — и у вас в пиале каша.

— Лучше сдобрить это кетчупом, — деловито продолжил Поповкин и схватил молочник, доверху наполненный сгущенкой.

Вадим быстро отнял у него кувшинчик.

— Николай Ефимович, примите лекарство.

— Ох, верно! — засуетился старичок, пошарил по карманам, выудил круглую пуговицу размером с пятирублевую монету и попытался положить ее в рот.

Лена встала, открыла ящик буфета, добыла оттуда пузырек с сине-оранжевой этикеткой, вытряхнула на ладонь капсулу и подала Поповкину.

— Спасибо, душенька, — обрадовался дедуля и живо проглотил таблетку.

— Даша только недавно приехала, — проворковала Лена. — Она ничего не знает о доброй Кларе.

— Сейчас расскажу! — обрадовалась Софья. — Видите портрет?

Я посмотрела туда, куда указывала хозяйка. На стене в вычурной дорогой раме висела картина, написанная маслом. Я не большой знаток живописи, хотя полотна Ван Гога от произведений Репина отличить сумею. Хорошо знаю лишь ту живопись, которая представлена в экспозициях крупнейших музеев. Я не искусствовед, но все равно поняла, что портрет написан не вчера, его покрывает паутина неровных трещинок, так называемых кракелюр, а краски слегка потускнели. Центром композиции являлась женщина, одетая в чепчик и темно-синее платье, на ее лице играла улыбка, а руки были протянуты к нищенке, которая держала младенца. Чуть поодаль опирался на посох старик, к ногам которого прижимались две покрытые ранами собаки.

Софья встала, приблизилась к полотну, откашлялась и голосом профессионального экскурсовода завела: