Павел Ганжа - Холодное блюдо
И хотя сейчас Стрельцов имел совершено иное процессуальное положение, к следователю невольно испытывал легкую неприязнь. Вчера подобных эмоций по отношению к сотруднику органов он за собой не заметил, но это и немудрено – показания давал, находясь еще в шоковом состоянии. А сегодня боль чуть притупилась, и… обнаружилось, что "пиджак" ему категорически не нравится. Нет, ожидать, что он будет испытывать симпатию и желание обнять-поцеловать следака, конечно, не стоило; настоящему русскому любая власть претит, а уж связанная с охраной правопорядка и уголовным преследованием – тем более, но настолько негативная реакция стала для самого Артема неожиданной. Разозлился он на прокурорского чинушу. Явился не запылился, прилизанный, приглаженный, в белой рубашечке, стильном галстуке, так и сочится довольством, разве что уже упомянутая помятая рожа выбивалась из общего ряда. Пользуясь сленгом телевизионщиков, видеоряда.
А еще говорят, что сотрудники органов плохо живут. Затюканные, мол, задолбанные текучкой дел и начальством. У этого все в порядке. И часы на запястье явно не из дешевых. Кстати, деятель из налоговой полиции (к счастью, давно упраздненной) тоже вальяжной улыбкой и дорогими часами щеголял. Общий пунктик что ли?
Впрочем, со следователями в своей жизни Артем сталкивался не столь часто – третий раз, если считать вчерашний допрос, когда он находился в состоянии…прострации. С прокурорскими же вообще не доводилось – и сравнивать было не с чем. Возможно, этот индивидуум отличался чем-то особенным, неповторимым, но кто его разберет.
Допрос продолжался долго. Стрельцов уже намозолил язык, устал, а вопросы сыпались и сыпались. Песчинками с пустынного бархана. Следователя интересовало буквально все: кто во что был одет, стилистика речи преступников, их требования, дословное содержание разговоров, интерьер дачи, марка и цвет использованного для проезда на остров автомобиля, коли номер его неизвестен, приметы человека, которого пришлось обивать пивом. И еще: имели ли место ссоры с кем-либо в обозримом прошлом, угрожал ли кто Стрельцову либо его супруге, есть ли враги и недоброжелатели, а также должники и кредиторы. И прочая, и прочая. Даже отношения с супругой и ее родней без внимания не оставил, змей канцелярский.
Дотошный следователь попался, въедливый…
На четвертом часу процедуры Артем не выдержал и взмолился:
– Извините…как Вас?…
– Игорь Юрьевич.
– …Игорь Юрьевич, я уже ничего не соображаю. Грудь болит, устал и хочу спать. Может, перенесем на другой день?…
– Конечно, конечно, понимаю… Да я почти все выяснил. Разрешите только последний вопрос. Опознать кого-либо из похитителей сможете?
– Мордатого смогу. Однозначно, без вариантов. Я его хорошо разглядел, запомнил… А остальных вряд ли. Я же их не видел толком. У двоих вообще только затылки, а здоровяк в бейсболке был в солнцезащитных очках. И особых примет нет…Рожи как рожи, стандартные братки. Пацаны с городских окраин. Сейчас, конечно, подобных типов поменьше, чем лет десять назад, но все равно хватает. Да и не до изучения особых примет тогда было…
– А по голосу?
– По голосу…- Стрельцов закрыл глаза. – По голосу, наверное, главаря узнаю. Другие молчали больше, а этот разговорчивый… Он все время, к месту и не к месту, "типа" вставлял.
– Что вставлял?
– Слово "типа". Сорняк. Вместо связки. Знаете, кто-то через слово "блин" говорит или "значит", или "в принципе", кто-то… на матерные связки горазд, а этот повторял: "типа", "типа".
– Замечательно…- следователь шустро записал сказанное Стрельцовым в протокол. – "Типа"… Не склад с мармеладом, конечно, но уже кое-что. Махонькая, но зацепка. И еще раз, чтобы ничего не упустить, куда, по каким частям тела Вы им удары нанесли?
– Точно не…
– Ориентировочно.
– Тому, что в шортах, головой в лицо стукнул, кажется. В скулу вроде бы. Хрустнуло что-то… А тому, что слева сидел, здоровяку в очках, я толком никуда не попал. Ни ногами, ни локтем. Но руку прокусил сильно, кровь пошла, даже побежала.
– Какую руку, не вспомните? И что именно прокусили: предплечье, плечо, ладонь?
– Не знаю. Кто там разберет, такая свалка… Но не ладонь, точно. Скорее, мясное – бицепс или трицепс…не знаю…
– Спасибо, – следователь встал со стула и протянул папку с протоколом Артему.- Вот здесь подпишите, пожалуйста.
Стрельцов извлек правую клешню из-под одеяла и накарябал собственную роспись.
– Правильно. А теперь внизу напишите: мною прочитано, с моих слов записано верно.
Под ровными протокольными строчками, напоминающими мелкую речную зыбь, гнутым изломанным проводом протянулась кривая стрельцовская запись.
– Еще раз спасибо.- Подписанный протокол юркнул в папку, удовлетворенно щелкнула кнопка.- Поправляйтесь. Через две-три недели, возможно, я дополнительно Вас допрошу.
– Зачем? Я все рассказал,- хлопнул ресницами Артем.
– Сегодня я кое-что опускал, некоторые подробности не выпытывал, учитывая Ваше состояние. Кроме того, если найдем преступников, надо будет провести опознание…и еще много чего.
– Найдете ли?…
– Гарантий нет, но…постараемся. Всего доброго, выздоравливайте, – следователь развернулся и шагнул к выходу и выскользнул из палаты.
Стрельцов закрыл глаза. Он действительно невероятно устал, в ушах стоял легкий гул, в висках стучала паровозными колесами кровь, грудь и верх живота раскалились до температуры доменной печи.
– Слышь, Артем… – голос соседа по палате скребнул железом по стеклу и заставил вздрогнуть. То, что в помещении остался еще кто-то, из головы вылетело. Вернее, не кто-то, а тот самый "товарищ с перевязанной головой", которого Стрельцов увидел сразу же после того, как пришел в себя. Звали "товарища" соответствующе – Василий Сидоров, и попал он на больничную койку в результате банального ДТП. Или не совсем банального, учитывая, что на своем новеньком "нисане" Вася столкнулся, не больше не меньше, с трактором К-700. К счастью, что именно с такой махиной, а не с мелкокалиберной "Окой", например. Поскольку Сидоров, управляя "японцем", пребывал не в подпитии и даже не сильном алкогольном опьянении, а в столь помраченном состоянии сознания, что его вполне можно было назвать глубокой комой.
Невзирая на собственные травмы, повреждения, да что там – гибель автомобиля, который восстановлению не подлежал, а также перспективу длительного лишения права управления транспортными средствами, Василий не унывал. Приставал к медсестрам, травил анекдоты и каждые пятнадцать минут отвечал на звонки по сотовому. Благо, что телефон стоял на режиме вибрации, а то окружающие с ума бы сошли. А Артем, которому мать принесла мобильник, телефон пока не использовал и не собирался. Только если мать позвонит. Слишком тошно…
Василий, узнавший от медсестер о том, что с его соседом по палате произошла какая-то беда, Стрельцова по мере сил поддерживал и попутно проявлял недюжинное любопытство. Поскольку сил у переломанного вдоль и поперек Сидорова было не так уж и много, и большую часть суток он дрых, обколотый соответствующими медпрепаратами, а оставшееся время тратил на телефонные переговоры, то поддержка заключалась в основном в занимательных байках из жизни поселковых предпринимателей. Впрочем, Стрельцову было все равно, и Васин бубнеж он воспринимал как завывания радиокомментаторов. Фоном. И не протестовал против бесконечных побасенок. Чем Сидоров беззастенчиво пользовался и отрывался на "благодарном" слушателе по полной программе.
Однако если в палату кто-нибудь входил, Василий моментально переключался на новый объект, опорожняя вместилище (предположительно, кишечник) красноречия на медсестер и посетителей. Своих. К посетителям Артема, к счастью, не приставал, а лишь умолкал и, простите за примитивный неологизм, "навострял" уши.
Грех любопытства у Васи занимал второе место после неумной разговорчивости, поэтому игнорировать его оклик было бесполезно, все едино, не отстанет.
– Слышу…
– А их сколько было, этих козлов?…
– Каких?
– Ну, этих, которые тебя избили и подрезали. Я толком не понял. Трое или четверо?
– Я четырех…видел. Хотя, сто процентов, не всех.
– Вот козлы! – возмутился Сидоров.- Вчетвером на одного. Отморозки проклятые. И жену убили, да? Я бы таким… – несколько не вполне пристойных эпитетов украсили бы лексикон любого матерого боцмана торгового флота,- яйца отрывал.
Артем только чуть заметно скривился и закрыл глаза. После утомительного допроса еще и общаться с Васей…
Перебор.
– А следователь приходил из нашей прокуратуры или из города?
– Не ваш, из города, – буркнул, не размыкая свинцовые створки век, Стрельцов.
– То-то я гляжу – вальяжный, лощеный, одеколоном дорогим…воняет. А наш-то еще придет, ничего не говорил? – не унимался Сидоров.
Если бы Артем ответил, хоть кивком, хоть звуком, то Вася непременно втянул бы его в затяжной обмен репликами, что было… совершенно ни к чему. Отвлечься от горьких дум в любом случае не сумеет, а Сидорова после пятого-десятого-пятнадцатого вопроса (нужное подчеркнуть) не выдержит и пошлет. Далеко, куда и Иванушка-дурачок не хаживал. Дабы избежать ненужного конфликта, Стрельцов промолчал, сделав вид, что заснул. Вася еще выстрелил парой контрольных вопросов в воздух, и угомонился, предоставив Артему в тишине и комфорте наслаждаться болью.
