Галина Куликова - Неземное тело
— Командир! — шепотом вопил он. — Командир, их там человек восемь! Все такие здоровые — чисто кони! Я сделал пару снимков и решил — баста… Командир?!
Не обращая на него никакого внимания, Лайма с упоением продолжала начатое дело.
— Командир! — Корнеев перешел к жалостливым интонациям. — Нужно срочно сообщить кому-нибудь о том, что они тут шарят! Вероятно, они за что-то избили Чуприянова. И Шашкова кокнули. Может, его хладный труп прямо тут спрятан? Мало ли в этих развалинах мест…
Поскольку Лайма, впрочем, как и Анисимов, не обращали на него никакого внимания, его голос постепенно становился все более злым.
— И вообще — нас тут могут застукать. Вон они, уже идут! Кто-то сюда идет! Тревога! Кря-кря!
Он обежал целующуюся парочку и подскочил к ней с другой стороны:
— Кря-кря! Кря-кря-кря!
Люди шли из поселка, растянувшись цепочкой. Корнеев понятия не имел, что Граков обратился в милицию, и решил, что это еще один отряд черных следопытов. Подкрепление, так сказать.
— Кря! — еще раз крикнул он срывающимся от отчаянья голосом. — Кря-кря!
Анисимов оторвался от Лаймы, облизал губы и пробормотал:
— Все-таки этот Артур сумасшедший, тебе не кажется?
* * *Лайма смутно помнила, как они очутились у Анисимова дома. Перед глазами у нее взрывались фейерверки, и весь мир казался ярким и праздничным, как бразильский карнавал. Сначала они целовались прямо на пороге, потом переместились в дом и начали все заново.
В конце концов, пятясь, добрели до дивана и упали на него, подмяв под себя пару диванных подушек и пульт дистанционного управления. Телевизор немедленно включился и заговорил голосом ведущего утренней, четырехчасовой, программы «Сегодня»:
— Стремительный рост числа участников рынка…
От неожиданности Лайма подпрыгнула, а потом расхохоталась:
— Я думала, здесь кто-то есть!
Анисимов вытащил из-под нее пульт, поколдовал над ним и бросил на ковер. Потом низким голосом сказал, поцеловав ее за ухом:
— Здесь никого нет. Кроме тебя… И меня… Это всего лишь телевизор.
— Ну да, — пробормотала Лайма и тут же вспомнила про «говорящую кровать», которой морочила голову Чуприянову. Он тогда с трудом поверил в электронный храп.
Лайма открыла глаза и уставилась в противоположную стену.
— О господи! — шепотом сказала она.
Перед ее мысленным взором начали мелькать кадры — один за другим. Она у Гракова дома листает каталог магазина электротоваров. Тот же самый каталог в руках у Чуприянова. «Эти штуки, конечно, дорого стоят. Иногда целое состояние…»
Анисимов переключился с уха на ее шею, осыпая привлекательную часть тела короткими поцелуями. Лайма перестала на него реагировать и продолжала лихорадочно размышлять.
— Просто невероятно! — воскликнула она наконец.
Все это чудовищное дело, которое, словно змея, закрутилось вокруг Бргодуховки, начало стремительно раскручиваться в ее голове. В один короткий миг она поняла, кто убил Леночку Дюнину. И как убийца скрыл главную улику. И даже где эта улика сейчас находится.
— Не могу поверить! — вслух сказала она.
Анисимову тем временем надоело бороться с воротником ее водолазки, он схватил кофточку за край и стянул ее через голову. Лайма не обратила на это никакого внимания — правда потрясла ее слишком сильно.
Каждый факт точно занимал свое место в общей картине преступления: собака, которую Бабушкин привел с собой на вечеринку, сгоревшая индейка, драка Анисимова с Чуприяновым…
— Господи, с ума можно сойти! Я даже представить не могла, — пробормотала она. — Кто бы мог подумать?
В ответ на эту фразу Анисимов, оторвавшись от нее, напряженным голосом спросил:
— Послушай, у тебя что — это в первый раз?
Лайма наконец вспомнила, чем они собирались заниматься, и положила руки ему на плечи.
— Антон, — проникновенно сказала она. — Я раскрыла убийство.
— Что? — лицо у Анисимова стало растерянным.
— Два убийства, — поправила себя Лайма. Потом подумала и добавила, глядя на его люстру: — Три убийства!
— Ты бредишь? — осторожно поинтересовался он.
Лайма высвободилась из его ослабевших объятий и сказала:
— Не обижайся, пожалуйста, но сейчас мы должны это прекратить. — Похлопала его по руке и добавила: — У нас все еще будет!
— Звучит как коммунистический лозунг, — мрачно заметил Анисимов. — Какие три убийства, ты что?
— Леночку Дюнину убили, — пояснила Лайма. — Но до этого убийца совершил еще два преступления. Я так полагаю.
— Разве следователи-экологи занимаются убийствами? — с подозрением спросил он.
— Что ж делать, раз я такая умная? Не могу же я оторвать себе голову, — сердито ответила Лайма. — Какая разница, какую должность я занимаю? Я догадалась, кто утопил Леночку.
— И кто же?
— Прежде чем бросаться обвинениями, нужно убедиться в том, что все остальные дороги никуда не ведут. Одевайся, мы пойдем ко мне. В первую очередь следует с пристрастием допросить Бабушкина. Он сидит в моем подвале.
Лайма подхватила водолазку и натянула ее через голову.
— Оригинально, — сказал Анисимов. — У меня было множество сценариев этой ночи. Но я и подумать не мог, что она может закончиться допросом Бабушкина.
Лайма не оценила его иронии. Глаза ее горели лихорадочным огнем. Взяв Анисимова за руку, она вытащила его на улицу и поволокла по грядкам.
— Твой дурацкий забор все только портит, — заметила она по дороге.
— Я его сломаю.
Лайма хотела сказать, что не стоит, потому что вскоре ей придется уехать, но не стала портить ему настроение. Они вдвоем взобрались на крыльцо и застучали в дверь. Дверь немедленно открылась, и на пороге появился Корнеев с бутербродом в руке.
— Проголодались? — весело спросил он. — Присоединяйтесь, мы тут как раз тосты поджарили…
Они устроились за столом втроем — Корнеев, Медведь и бард, обросший щетиной по самые уши.
— Лайма! — вскочил Иван, увидев ее напряженное лицо. — Это была ошибка. Олег никакого отношения не имеет…
— Я уже догадалась, — ответила она. И, обратившись к Бабушкину, спросила: — Итак, что это ты делал в бывшем санатории, друг мой?
— Собирал растительный материал, — вызывающе ответил тот. — Прям жизни никакой нет — объясняй им всем по тридцать два раза.
— Он у нас умелец, — с уважением заметил Корнеев. — Опробовал уже все растения данного региона на наличие в них одурманивающих веществ. Сегодня взялся за зеленую плесень.
Лайма вспомнила самокрутки и воскликнула:
— Как я сразу не догадалась! Ты наркоман!
— Я?! — Бабушкин так искренне изумился, что едва не подавился куском тоста. — Ты что это придумала? Хочешь мне репутацию подмочить?
— Полагаю, что именно ради сохранения незапятнанной репутации ты и ходил на развалины ночью. Боялся, что кто-нибудь догадается про плесень…
— Да не, просто днем местные увидят — начнут дрянь всякую сочинять. Что у меня с чертями договор подписан или что-нибудь в этом роде. Я откуда про плесень узнал? Забрел туда однажды, на язык ее попробовал, потом она мне все покоя не давала. А колдун этот идиотский прицепился ко мне — почему это я в такое дрянное место хожу?
—Ясное дело, ему конкурент не нужен, — хмыкнула Лайма. — У него на эти развалины большие планы были.
Корнеев посмотрел на Анисимова, который с неживой улыбкой стоял за спиной Лаймы, и спросил:
— Антон, хотите бутербродик с колбаской?
— Нет, — покачал головой тот.
— А с сыром?
— Никакой не хочу. Лучше бы вы мне рассказали все с самого начала.
— Нам некогда, — покачала головой Лайма. — Вдруг убийце еще кто-нибудь покажется опасным? Иван, ты пойдешь с нами. Ты, Олег, можешь катиться на все четыре стороны. Впрочем, нет. Оставайся тут, ты слишком много слышал.
— Только наручники не надевайте.
— Слово дай, — потребовал Медведь, глядя на него в упор.
— Честное благородное, тут останусь. Спать лягу, уморили вы меня.
— Евгений, ты за ним следи, — строго наказала Лайма. — И не давай ему крутить сигаретки из герани, а то отравится, греха не оберешься.
— Из герани? — задумчиво пробормотал Бабушкин. — Интересная мысль.
— И вот еще что… — Лайма взяла Евгения за пуговицу. — Поищи что-нибудь на этого немца. Не дает он мне покоя. Фотографии его посмотри еще раз, что ли. Он у нас — белое пятно на карте. Обещаешь?
Когда они втроем вышли из дому, небо только-только начало сереть. Как будто кто-то уронил каплю воды на лист, закрашенный черной акварелью. Свежий ветерок пробежал по жасминовым кустам, нырнул в траву и спрятался среди садовых ромашек. Лайма поежилась.
— Замерзла? — тотчас спросил Анисимов, но она отрицательно покачала головой:
— Нервничаю.
— Куда идем? — поинтересовался Медведь, которому, конечно, страсть как хотелось знать, о чем думает Лайма. Однако лезть с вопросами не спешил — характер выдерживал. Не ребенок же он в самом-то деле.
