Любовь и птеродактили - Елена Ивановна Логунова
– И посмотрите на время! – Петрик возбужденно потыкал пальцем в экран. – Почти девяносто два биткойна – все, что имелось в кошельке! – ушли в 22.20 с секундами в пятницу, а уже в субботу утром Афанасьев погиб!
– Все сходится, – прошептала Кира и, вытерев взмокший лоб, упала в кресло. – И что теперь?
– По-хорошему теперь надо бы сдать гражданина Горетова Максима Петровича правосудию, но беда в том, что оно его брать не хочет. – Я пересказала свой разговор с подполковником Гусевым.
– Нет-нет, я не согласен, так не пойдет! – разволновался Петрик. – Как говорилось в том чудесном старом фильме: «Вор должен сидеть в тюрьме!» А Макс Горетов не только вор, но и убийца! Он обязательно должен быть строго наказан, если не тюремным сроком, то я не знаю… рублем…
– Или биткойном.
Я снова посмотрела на экран, а Кира – на меня:
– Мне нравится ход твоих мыслей, но нам неизвестен закрытый ключ кошелька Максима, а он генерируется на основе длинной фразы…
– Да-да, я помню, аж из двадцати четырех слов. – Я еще немного подумала и с надеждой взглянула на Киру – А Макс случайно не говорил во сне или, скажем, в лихорадочном бреду что-нибудь, похожее на мнемоническую фразу? Может, шептал в горячке: «Ночь, улица, фонарь, аптека», – и еще ровно двадцать слов, а ты как раз в этот момент ему компресс на лбу меняла, услышала это странное бормотание и запомнила его?
– Как живо ты описываешь, бусинка, я прямо все это представил! – восхитился Петрик.
А Кира посмотрела на меня так, будто это я больная в лихорадочном бреду:
– Да как бы я запомнила двадцать четыре слова подряд?! Я же не диктофон!
– А как сам Макс их запомнил? Он тоже не диктофон, а все пароли наизусть знает, как «От…». О!
Я замолчала. В уютной спаленке установилась колючая наэлектризованная тишина.
– Не может быть, – прошептала Кира.
– А если? – нажала я.
– Предлагаешь попробовать?
– А что мы теряем?
– Да вы о чем вообще? – задергался Петрик. – Я что-то упустил? Что происходит?
– Пусти-ка. – Кира спихнула меня со стула, торопясь дотянуться до макбука, ловко застучала по клавиатуре. – Вбиваем мнемоническую фразу… Диктуй!
Я не успела открыть рот, а Петрик, сообразивший, что к чему, уже забубнил:
– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое; Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб…
– Все, двадцать четыре слова! Знаки препинания убираем, оставляем сплошной текст… И-и-и-и… Бэмс!.. Упс…
– Не бэмс, – огорчился Петрик. – Значит, это не та фраза. Ключ – не «Отче наш».
– Секундочку. – Я отвела руку Киры, собравшейся жать на enter. – А моя бабуля эту молитву немного иначе читала. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь…
– Не части! Давай сама напиши. – Кира опять уступила мне место.
Я ввела в генератор ключа слова молитвы на старославянском, и…
– Бэмс! – завопил Петрик, подпрыгнув на кровати.
– Еще какой бэмс! – Кира закружилась на месте. – Ну, держись, Максимушка! Думал, уйдешь от наказания? А вот нетушки!
– Как говорят в народе, от тюрьмы да от сумы не зарекайся, – поддакнула я, улыбаясь во весь рот. – Тюрьма не в нашей компетенции, но суму мы гражданину Горетову теперь обеспечим!
Вместо эпилога
– Это последняя. – Я передала сумку водителю, ожидавшему у порога, и вернулась в свою комнату, чтобы еще раз осмотреться.
Мы уезжали из поселка у моря воскресным вечером – усталые, но довольные. В субботу состоялось долгожданное заседание клуба на яхте «Стелла», все прошло замечательно, и даже вечно ворчащая Дора осталась довольна. Пришла пора возвращаться в город.
– Тумбочка, полочки, ящики стола – ты все проверила, дорогая моя склеротичка? – Зануда Караваев явился проверить, не забыла ли я чего, похлопал дверцами шкафов, заглянул под кровать, пошарил в кресле и за диванными валиками, перевернул подушки. – А это что?
– Ой! – Я быстро выхватила у него распечатку.
И впрямь – склеротичка! В отсутствие сейфа, куда можно было бы спрятать листок с адресом и закрытым ключом моего новенького биткойн-кошелька, я сунула эту важную бумажку под подушку. Это что-то генетическое, наверное: хранить ценности поближе к телу, где-то в постели – давняя национальная традиция.
У Караваева, между прочим, тоже есть манера засовывать спешно снятое в последний момент – часы, там, или трусы – под подушку, потому, собственно, он и обнаружил мою захоронку в кровати. Ужасная привычка! Это я про часы под подушкой. Однажды мне даже приснился ужасный кошмар про термоядерную бомбу с запущенным таймером из-за того, что в ухо размеренно тикал швейцарский хронометр любимого. Сам он склеротик!
Но не дурак, далеко не дурак!
– А это, случайно, не адрес и ключ криптовалютного кошелька?
– Что? Где? – Я туго свернула предательскую бумажку и затолкала ее поглубже в карман. – Не знаю, о чем ты. Мы долго еще будем тут копаться? Нас все ждут! Иди уже!
Настойчиво подталкиваемый к выходу, Караваев покинул помещение, и я тут же сунула руку под матрас, чтобы извлечь вторую бумажку.
Она очень походила на первую, но содержала адрес и закрытый ключ совсем другого кошелька. Не моего, а чужого и уже пустого. Хранившиеся в нем биткойны буквально на днях ушли в благотворительный криптовалютный фонд помощи голодающим детям Африки. Может, это доброе дело зачтется Максиму Горетову на божьем суде. Все-таки он пожертвовал маленьким негритятам круглую сумму – семь миллионов долларов! Сто битков.
Вообще-то в кошельке у Макса было даже чуть больше – сто один биткойн с мелочью. Но мы решили, что Кира заслуживает материальной компенсации за свои моральные страдания, а нам с дарлингом положен гонорар.
В конце концов, Холмс с Ватсоном тоже не бесплатно работали.
Примечания
1
Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Семь футов под килькой».
2
Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Семь футов под килькой».
3
Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Брачный вопрос ребром».
