Елена Логунова - Банда отпетых дизайнеров
– Трошкина! – возмущенно вскричала я.
– Иду, иду! – пропела Алка из коридора.
Звонко протюкали каблучки, запыхавшаяся подружка вбежала в дверь, ойкнула и остановилась среди бумажных россыпей, поджав одну ножку.
– Трошкина! – укоризненно сказала я, широким взмахом руки указав на вопиющее безобразие. – Ты какой порошочек тут искала? «Смекту» или героин?
– Это не я! Я не искала! – испуганно открестилась подружка. – То есть, я искала, но не тут! Я в аптеку за лекарством сбегала, вот! – она протянула мне пластинку с таблетками.
– Если не ты, то кто же? – озадачилась я.
И тут мне пришло в голову, что погром мог учинить тот же самый человек, который вчера шарил в машине Бронича, предполагаемый убийца! Очевидно, та же мысль посетила Алку. Она приложила палец к губам, призывая меня к молчанию, на цыпочках подбежала к двери аппаратной и с победным: «Ага!» широко распахнула ее. Посмотрела внутрь, с сожалением сказала:
– Не ага, – и вопросительно поглядела на дверь кабинета Бронича, вновь украшенную прелестным старушечьим замочком.
– И в туалете его тоже нет, я только что оттуда, – сообщила я, угадав ход ее мыслей.
В следующее мгновение мысли подружки совершили рывок, за которым мне было не угнаться. Повелительно бросив мне: «Стой здесь!» – Алка пулей вылетела из офиса и понеслась по коридору, выбивая каблуками тревожную барабанную дробь.
– Стою, – ответила я и подперла плечом дверной косяк.
Алка скрылась за поворотом, барабанная дробь стихла. Затем зазвенел мой мобильник.
– Из здания он не выходил, – тяжело дыша, сказала Трошкина. – Как раз сейчас уборщица моет крыльцо и ступеньки, она утверждает, что ни до меня, ни после никто тут не шастал, одна я такая дура, чужой труд не уважаю. На лестнице и в коридоре я никого не встретила, значит, этот гад спрятался где-то на этаже.
Я выступила в коридор – он был пуст. Выходит, неизвестный, который разгромил мое рабочее место и которого Алка вполне заслуженно назвала гадом, затаился в одном из соседних учреждений – в проектном бюро, риелторской конторе или офисе косметической компании «Эйлин».
Проектное бюро как место, куда может беспрепятственно вломиться посторонний, я отвергла сразу же. То есть, вломиться-то туда можно, а вот задержаться надолго у постороннего вряд ли получится, нечего там постороннему делать, проектировщики – люди серьезные, сидят на своих местах, прием граждан не ведут, чертежи рисуют. Другое дело – агенты по продаже недвижимости, те видят в каждом посетителе потенциального клиента, и человек с фантазией может сидеть в гостях у риелторов очень долго. Да и в «Эйлин» засесть не проблема, достаточно взять каталог и изобразить живой интерес к кремам и помадам. Правда, последний вариант хорош только для женщин, мужики крайне редко выписывают косметику по каталогу. Значит, сначала надо посмотреть у риелторов.
Я решительно проследовала к двери с табличкой «Риелторская контора «Новый свет», нажала на ручку и заглянула в помещение.
– Здравствуйте, заходите, пожалуйста! – приветливо улыбнулась мне смутно знакомая тетка. Кажется, мы с ней встречались пару раз на лестнице. – У вас покупка, продажа?
– Пропажа, – брякнула я, не ответив на улыбку.
С подозрением оглядела людей в кабинете, отметила, что присутствующие занимают места за рабочими столами, а все стулья для посетителей свободны, и с невнятным извинением отступила в коридор. Пробежалась к офису «Эйлин», сунулась туда и застыла, сверля взглядом жирную сутулую спину. Ее обладатель с большим вниманием изучал пудреницу.
– Прекрасное качество, непревзойденная гигроскопичность, нежный персиковый тон, – привычно расхваливала фирменную продукцию сухопарая дамочка с бейджем «Старший консультант Анна».
Она совершенно напрасно думала, будто перед ней потенциальный покупатель. Наметанным глазом шпионки-самоучки я сразу же уловила характерную манеру держать открытую коробочку над плечом и поняла, что толстяк использует пудреницу как зеркальце заднего вида. Примитивный прибор тем не менее работал: толстяк увидел меня, спина его желейно вздрогнула, пудреница упала на пол.
– Ну-ка, ну-ка! Кто тут у нас? – пропела я, обходя оробевшего гражданина с фланга и уже догадываясь, с кем имею дело. – Ба! Знакомые все лица!
– Правда? А я его вроде не знаю! – огорченно сообщила подоспевшая Трошкина.
– Извините, Анечка! Товарищ к вам позже заглянет, – мило улыбнулась я старшей консультантше, обхватывая неповоротливого толстяка за талию и увлекая его в коридор.
– Товарищ! Вы кто такой будете? – требовательно спросила его Алка.
– В самое ближайшее время он будет подсудимым, а потом и осужденным, – пообещала я. – Ты можешь обращаться к нему «Гражданин Цибулькин», пусть привыкает.
– Почему сразу это… осужденным?! – возроптал Михаил Александрович. – Мы же можем это… как сказать… договориться по-хорошему!
– Мы с убийцами не договариваемся! – заявила я.
– С уби…
Цибулькин выпучил глаза и замер с открытым ртом.
– Гражданин Цибулькин! – оглянувшись на меня (я сурово молчала), позвала его Алка. Она пощелкала пальцами перед глазами оцепеневшего Михаила Александровича, тот отмер, вздохнул, и Трошкина тут же спросила его с присущей ей душевностью:
– За что вы убили свою бывшую жену Елену Цибулькину?
– Уби…
У толстяка опять заклинило челюсть.
– Простите, а кто заплатит за разбитую пудреницу? – высунулась в коридор встревоженная консультантша.
– Обещаю вам, что этот гражданин заплатит за все! – веско ответила я.
Удовлетворившись моим обещанием, она закрыла дверь, хлопнув ею чуть сильнее, чем следовало. Громкий звук пробудил Михаила Александровича.
– Я это… не убивал никого! Я не преступник!
– Врете, Цибулькин, криминальная вы личность! – укоризненно сказала я. – Не убивал он никого! А кто меня чуть на тот свет не отправил, а?
– Когда это? – неприятно удивилась Алка.
– Когда мы пришли в жилище Леночки дизайнерский пакет искать, – объяснила я. – Водичкой он меня минеральной напоил, благодетель! А в бутылку предварительно слабительное вколол!
– Вы догадались? – огорчился Михаил Александрович.
– Только сегодня догадалась, когда мы про нашу математичку заговорили, – объяснила я не ему, а Трошкиной. – Ты напомнила мне, как она всякий раз в день контрольной животом хворала, не ела ничего, минералку заранее пила, а все равно не могла усидеть в классе от звонка до звонка, а я-то знаю, что это Тимошкин с Малиновским ей в водичку слабительное сыпали!
– Неужели?! – искренне ужаснулась Алка. – Ах, бедная Вера Федоровна!
– Синельникова? – неожиданно спросил Михаил Александрович. – Из сорок шестой школы?
Мы с Алкой переглянулись.
– Я тоже учился в сорок шестой! – неуверенно улыбнулся нам Цибулькин.
– Да что вы?! – простодушно обрадовалась Трошкина. – Выходит, мы однокашники?
По коридору с веселым смехом прошли Катя, Люся и Андрюха. Мы конспиративно замолчали.
– Давайте перенесем вечер встречи выпускников в более уединенное место! – предложила я, пропустив коллег в офис, откуда сразу же послышались охи-ахи, в ответ на которые я крикнула:
– Не топчите мои бумаги, я их потом соберу!
– Когда это – потом? – недовольно спросила аккуратистка Катя.
– После обеда! – пообещала я. – Мы с Алкой в кафетерий идем!
– Чур, я это… как сказать… угощаю! – встрепенулся Цибулькин.
В кафетерии однокашник потчевал меня крепким чаем с сухариком, Трошкину апельсиновым соком с бутербродом и нас обеих интересным рассказом. К нему, правда, Михаила Александровича пришлось немного подтолкнуть.
– Как я понимаю, в «Тойоте» вчера тоже вы шарили? – спросила я тоном, который не предполагал возражения. – Так и запишем: причинение тяжкого вреда моему здоровью – раз, попытка угона шефова автомобиля – два и незаконное проникновение в наше служебное помещение с последующим актом хулиганства и вандализма – три! А вы говорите – не преступник!
После этого деморализованному Цибулькину не осталось ничего другого, кроме как рассказать нам всю правду.
Правда, какой он ее видел, заключалась в том, что бывшая жена поступила с ним непорядочно. Собственно, Леночка никогда особой порядочностью не отличалась, заводить романы на стороне начала сразу после свадьбы, чему Михаил Александрович вовсе не был рад и, однажды обнаружив в платяном шкафу спальни постороннее вложение в виде незнакомого голого мужчины, потребовал: это… как сказать… развода! Леночка легко согласилась на расторжение брака, но категорически отказалась от раздела квартиры. Заурядную двухкомнатную квартиру на две полноценные однокомнатные разменять невозможно, максимум, что получили бы Леночка и Михаил Александрович в результате раздробления единой жилплощади – плохонькую «однушку» и комнату в коммуналке.
