Маша Стрельцова - Доктор Web для молодого вампира
— Мда? — невольно улыбнулась я. И правда, было там чего-то на полях приписано.
— Мда! — подтвердил он. — Магдалиночка, у меня времени мало. Я только на свадьбу пришел.
Я перевела взгляд на безмятежно улыбающуюся Марию и бормотнула:
— Я не пойму, ты на мне женишься или нет? что-то я ревную…
— Дурочка, — хмыкнул он. — Я на тебе реальной жениться не могу. А вот этот кусочек твоей души для меня сейчас в самый раз.
— Кусочек? — горько сказала я. — Это просто кукла!
— Разве? — мягко спросил он.
И что-то в его голосе заставило меня обернуться.
Вместо куклы стояла я — вторая. В полный рост. Слегка призрачная фата накрывала пламя от свеч — и странное дело — не загоралась. Бледно — золотые локоны спускались до талии, и мои руки их слегка нервно теребили.
— Привет, — сказала Мария.
— Привет, — ошеломленно выдавила я и перевела взгляд на Ворона.
— Не ревнуй, — печально улыбнулся он. — Все равно кусочек твоей души, который ты отпела и помянула, сегодня уйдет в мир мертвых. И что плохого, если я из этого кусочка сделал себе тебя?
Я медленно кивнула, чувствуя непонятный ком в горле.
— Повенчай нас, — шепнул он.
Я молча посмотрела на Марию. Она так же безмятежно улыбалась мне моей улыбкой на моих устах.
— Хорошо! — злым голосом сказала я. — Получишь ты себе жену!
После чего подошла в Марии, прижалась к ней — лоб ко лбу — и отпустила Силу.
И она рванулась потоком в мою душу — собирая и вычерпывая то, что я ей велела. Мою любовь к Димке.
Меня обдало холодом, потом стало теплее.
Я разбила собранный файл надвое и половину слила на Марию.
Та слегка застонала.
Я отшатнулась от нее, взглянула в свои глаза и серьезно велела:
— Носки стирай ему хорошенько, песенки на ночь пой. Помру — проверю. И не дай Бог ты за ним плохо смотреть будешь…
— Магдалина! — засмеялся сзади меня Димка.
— Да, вопрос, — повернулась я и вперила в него взгляд. — А когда я помру, у нас что, будет шведская семья? Господь такого не одобряет. Выкинет к черту всех троих за разврат.
— Магдалиночка, — серьезно посмотрел он на меня. — Вы всего лишь части одной души, которую ты разделила своей волей. Когда перейдешь грань смерти — просто станет одна целая душа, вот и все.
— Димочка, — внезапно заплакала я. — Я не хочу чтобы ты уходил! Может ты хоть таким останешься?
— Не могу, котенок, — шепнул он.
— А если я тебя буду снова этим заклинанием вызывать? — жестко спросила я.
— Каким? — насмешливо приподнял он бровь.
— Ну… вторым, которое сильное, — шмыгнула я носом.
— А ты хоть знаешь что в нем? — заржал он.
— Ну и что? — нахмурилась я.
— Колыбельная песенка одного из африканских народов!
Я озадаченно поморгала ресницами, после чего с чувством сказала:
— Коза та афроамериканка! Ну а ты-то тогда почему ж пришел?
— Ну, — почесал он лапой за ухом, — не мог же я не прийти на собственную свадьбу, причем с тобой.
Мария неслышно скользнула к нему, взяла за руку и протянула мне кольца, так же безмолвно и слегка виновато улыбаясь.
— Я умру, если меня будут некоторые продолжать звать Марьей? — неожиданно спросила я.
Та удивленно вскинула бровь — совсем как я и Ворон — и отрицательно покачала головой.
Я медленно кивнула, взяла с ее руки кольца и, удивившись собственному бесстрастию, спокойно и чуть торжественно спросила:
— Берешь ли ты, Дмитрий, Марию в жены?
Проснулась я с рассветом. Словно кто толкнул меня. Я резко открыла глаза и осмотрелась вокруг. Я лежала на диванчике в стиле Людовика Четырнадцатого, крайне неудобный стиль, надо сказать! Спать на нем не рекомендуется, потому я и поставила его в холле. Однако кто-то меня заботливо прикрыл пушистым пледом и сунул под голову подушку. Я пошевелилась — и что-то больно укололо мне ухо. Покосилась — ну надо же! Ярко — красная нераспустившаяся роза.
Красиво…
Спасибо, Димочка…
Под боком у меня дрых мерзавец Бакс, я погладила его, и котеночек замурлыкал от счастья, словно трактор «Беларусь». То-то же! А то все по углам прятался от любимой хозяйки!
Я лениво осмотрелась — в центре холла красовался круг, очерченный мелом, в кляксах растаявших свечей. То-то мне сегодня работы — все это добро с паркета отскребать!
Я медленно и со вкусом потянулась, и тут ужасная мысль пронзила меня.
А что если…?
Я вскочила, пулей кинулась в ванну, и встала перед зеркалом, оттопырив верхнюю губу.
Клыков не было. Я для верности пощелкала по зубам ногтем — но нет, все исчезло без следа.
— Йееессс! — завопила я, и как была в простом ритуальном платье, так и кинулась из квартиры вниз, к Сереге.
Тот открыл мне дверь, сонно щуря глаза и спросил:
— Тебе чего не спится?
Я, радостно улыбаясь, затолкала его в квартиру, и первым делом уткнулась лицом в шею. Вроде ничего.
Я для верности лизнула кожу, и запустила руки Сереге под тишотку.
Серега дернулся и осторожно спросил:
— Магдалин, ты чего?
Я опомнилась, отшатнулась от него, и так же светло улыбаясь, пробормотала:
— Да не, ты не подумай ничего…
После чего я ринулась обратно к себе в квартиру.
Ой, Господи, хорошо-то как! Я умница, умница, я додумалась, как вылечиться!
Я вылетела на лоджию, посмотрела на рассвет и радостно закричала:
— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря!!!
Я безбоязненно подставляла голые руки и лицо под розовые холодные лучи, и это было чудесно. В душе у меня пели и ликовали ангелы.
Бакс смотрел на меня ка на идиотку.
Я щелкнула его по носу, оделась и побежала вниз. В ближайшем цветочном магазине я купила тридцать две ярко — красные розы, нераспустившиеся и с росой на лепестках и поехала на Текутьевское кладбище.
Бросив машину у ограды, я легко побежала по тропинке меж могил. Вот и Димочкина могилка.
— Привет, любимый! — радостно сказала я.
«Привет», — словно отозвался он рядом.
Я достала из ящичка около памятника веник, совок и принялась убираться в оградке, по пути весело приговаривая:
— Ну что, солнце мое, как тебе жена? Кстати, если б ты меня спросил при жизни насчет цветов, то я бы тебе сказала: розы я люблю или бледно — розовые или белые! А ты мне пошлую красную подарил. Ну да ничего, я тебе целый веник в отместку привезла!
Прошедшая мимо нищенка испуганно покосилась на меня.
— Бабушка! — радостно окликнула я ее.
— Чего-й тебе, милая? — изготовившись если что бежать от меня наутек, настороженно спросила нищенка.
Я порылась в карманах, вытащила не глядя ворох сотенных и протянула ей через оградку:
— На, бабушка, держи.
Та степенно взяла деньги из моих рук, разгладила каждую купюру и аккуратно сложила за пазуху.
— За кого, доченька, помолиться-то надобно?
— А ни за кого! — так же радостно ответила я.
— Ну как же, — пожевала она выцветшими губами и кивнула на памятник. — Вижу, помер у тебя кто — то. Надо б за упокой помолиться!
— Ну тогда конечно помолитесь, — кивнула я. — Только не за упокой! А за здравие — раба Божьего Дмитрия и рабы Божией Марии!
Бабушка Вовсе посмотрела на меня как на дуру и не прощаясь, быстро — быстро пошла прочь.
А я тем временем принялась сметать подтаявший снег с центра памятника — там я оставила незакрытый мрамором квадрат, чтобы садить летом цветочки. Ну а сейчас — я положу сюда букет.
Прямо из центра квадрата виднелась слегка присыпанная землей кукольная кисть руки. Я с удовольствием посмотрела на золотой ободок на крохотном пальчике и, дотянувшись, надавила на нее:
— Не хвастайся, дурочка, — беззлобно прикрикнула я. — Главное — помни, что носки стирать надо хорошенько и песенки Димке перед сном петь. Ясно?
Кукольные пальчики легко провалились под землю.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно сказала я и закидала ямку землей.
Потом рассыпала сверху розы, отчитала заново охрану могилки от воров — пусть эти цветы завянут тут, на холодном мраморе, и побежала дальше.
Куда?
Снова развешивать портреты покойниц — Марий, которые я позаимствовала. Ну и свои забрать — не дело фотографии живых на могилах оставлять.
Моя душа пела от счастья.
Я осознала — смерти нет. Депрессия после Димкиной смерти была велика — именно из-за безнадежности случая. Из-за того, что смерть — это навсегда, и это уже не исправить.
Однако сейчас я уверилась — ну какое же это навсегда — то? Всего лишь до конца моей жизни! Смерть — это не пустота. Это просто другое измерение. К тому же частичка моей души уже авансом с Димкой! Надеюсь, они не надоедят друг другу до моего прибытия. А то помру, явлюсь, и выяснится, что я уже полвека как в разводе с любимым.
Прибью тогда негодяйку!
Я настолько погрузилась в эти размышления, что иногда ловила на себе недоуменные взоры кладбищенских бомжей. Тогда я старательно обрывала свое хихиканье и пыталась придать себе серьезный вид.
