Иоанна Хмелевская - За семью печатями

Ладно, надо будет потом, на досуге, все обдумать.

Пока же...

— Посмотрим, что за вырезка...

Эльжбета с большим интересом слушала этот разговор и ломала голову, кто же приготовил шарлотку. И селедку. Ясно, что не Кристина, она все время пробыла на работе, в издательстве селедку чистить не будешь.

Меж тем Кристина поспешно разворачивала мясо.

— Ничего особенного, ну да пусть остается, — снисходительно оценила покупку пани Богуслава. — Займусь как-нибудь потом, а пока полежит немного, ничего с ней не сделается в холодильнике. О, селедка и в масле, и в уксусе...

— И еще рольмопсы, — робко прибавила Кристина.

— Уж им-то непременно надо постоять. Что ж, если Крыся и впредь так будет стараться, может, когда и выйдет толк. А палочки соленые и шарлотку сразу пустим в ход. И что это Зыгмусь такой довольный? Прямо так и светится. Может, в лотерею выиграл?

Шурин и в самом деле извелся от нетерпения, не имея возможности сообщить свою новость, ибо хозяйкой всецело завладела Кристина. Шурин сначала делал ей знаки, а когда это не помогло, попытался просто оттереть ее от драгоценной Богуси, так что последняя наконец заметила необычное состояние гостя.

— Какая там лотерея! — воскликнул он, дождавшись своего часа. — У меня для Богуси найдется кое-что получше. Ведь пани с пятнадцатого идет в отпуск, если не ошибаюсь? Значит, будет возможность, а тут такое предложение, такое предложение!

Впрочем, сейчас все по порядку расскажу.

Ну вот, вроде бы такой приятный мужчина, а ничегошеньки не соображает! Зачем же об интересном предложении этой безрукой Крыське знать? Ну уж нет, такого она не допустит. И пани Богуслава приняла меры.

— Не сейчас! — решительно заявила хозяйка. — Не за столом же говорить о делах. Успеете, пан Зигмунт, потом рассказать, а пока помогите накрыть. Ладно, так и быть, поставьте бокалы, очень люблю, когда это делает мужчина. А где же остальные гости?

Тадик с Карпинским в трудовом ажиотаже успели меж тем провернуть чуть ли не всю работу в чулане с перьями. Конечно, работал Тадик, Карпинский был у него на подхвате, но теперь, когда к нему возвратилась память, помощь оказывал осмысленную. И не сразу набросился на Кристину с сенсационным сообщением, хватило ума воздержаться, хотя теперь он точно знал, что эту женщину любит уже не один год и лучше наверняка на всем свете не найдется. Правда, испугать Кристину могли бы и огненные взгляды, которые бросал на нее Хенрик, но Эльжбета успела шепнуть мачехе два слова, точнее, две фразы:

— Спокойно, не пугайся, к отцу вернулась память, заткнись, никаких эмоций! В кабинете Хлюпа его осенило, теперь все вспомнил.

— Господи помилуй! — прошептала Кристина, отказавшись от громких возгласов не только вследствие предупреждения девушки, но просто потому, что перехватило горло от волнения. Расспросить же Эльжбету не было никакой возможности, поскольку хозяйка категорически потребовала немедленно «прекратить конспирацию» и садиться за стол.

Атмосфера за столом создалась весьма специфическая. Взволнованы были все, и следует признать, у всех были для того веские основания. Счастливый и все еще не пришедший толком в себя Карпинский — к нему вернулась память. Ошеломленный Тадеуш — он был свидетелем чуда. Взволнованная, счастливая и лишенная возможности обнять отца Эльжбета. Недоинформированная и потому особенно вздрюченная Кристина. Шурин, жутко довольный собой и столь же жутко недовольный тем, что не может всенародно объявить о своих заслугах. Богуся, которую распирало любопытство и одновременно злость из-за того, что сама же наложила запрет на удовлетворение этого любопытства. Дети инстинктивно почувствовали повисшее в воздухе напряжение и боялись пикнуть, чтобы ненароком не навлечь на себя гнев матери, хотя понятия не имели, чем в данном случае этот самый гнев может быть вызван.

Довольно продолжительное молчание нарушил Клепа, прервав ненадолго процесс насыщения и с превеликим трудом заставив себя остановить беспрерывно мелькающую вилку.

— Ну, знаете, пани Богуслава! Уж на что вкусно всегда кормите, однако такого нектара... то есть я хотел сказать — амброзии, вот именно что амброзии, никак не ожидал. Божественные котлетки, восхитительные. Просто слов не найду! А это блюдо... кстати, что это такое?

Тадик с Эльжбетой, как и положено пылкой молодежи, в один голос подхватили:

— Да плевать, как оно называется! Главное — убойно! Отпад!

— Ничего вкуснее не ела! Конечно, бестактно выпытывать кулинарные секреты, но ведь сил нет!

Комплименты сдули тучу с нахмуренного чела Богуси, та распогодилась и обратилась к Кристине:

— А Крыся тоже не догадывается?

Вздрогнув, Кристина заставила себя вернуться к еде. Наверное, она единственная за столом не обратила внимания на поглощаемые вкусности, слишком взволнованная известием о выздоровлении мужа.

— Вроде бы помидоры, — неуверенно произнесла она. — И лучок. И еще что-то, не пойму, перец?

— Эстрагон! — снисходительно улыбнулась хозяйка. — Ничего особенного, но вкус придает отменный. Правильно, лучок тоже поджарить, как станет прозрачным — добавить на сковороду помидоры без кожицы, как следует посолить, зато поперчить чуть-чуть. А приправы — это уж мой секрет, правду сказала Эльжуня, у всякой хозяйки свои маленькие хитрости.

Кроме восхитительного помидорного соуса к котлетам был еще подан поджаренный кружочками картофель — и все. Конечно, не мешало бы приготовить какой-нибудь салат, но выставить обычную морковку, свеклу или зеленый горошек из банки для Богуси было ниже собственного достоинства, поэтому она и приготовила на скорую руку те самые помидоры, вызвавшие такой восторг. Просто поджарила их на сковороде с луком, добавив какие-то приправы, даже сама не помнила, какие именно, но гостям совсем не обязательно об этом знать. Ее дело. Как всегда, сработал безошибочный кулинарный инстинкт, и получилось нечто потрясающее.

Тут счел нужным сказать свое слово и молчавший дотоле Карпинский. Поскольку он прямо-таки светился каким-то внутренним светом, и жена, и дочь вздрогнули, услышав его слова:

— Я ничего не говорю, потому что занят другим... делом...

Вот сейчас беззаботно объявит во всеуслышание о том, какое испытал просветление, — и прощай надежды! Однако опасались они напрасно, Карпинский тут же пояснил:

— А именно — едой! Ничего вкуснее никогда не ел и готов питаться этим всю жизнь. И вовсе не удивляюсь, что Севек так растолстел, я бы на его месте...

Возможно, последнее замечание было лишним и могло вызвать недовольство вдовы, но тут очень кстати вмешался шурин, воскликнув:

— Вот я и предлагаю тост! После этих котлеток уже не может быть никаких сомнений! Пани Богуслава справится с любым, самым трудным заданием. И я готов встать на колени, не поднимусь до тех пор, пока наша очаровательная хозяйка не согласится взять на себя организацию экспериментального банкета...

Даже Стась с Агаткой перестали жевать и выжидающе насторожились, а Клепа вдохновенно продолжал:

— Да что я! Вся фирма встанет на колени! Пьем за успех! За успех самой очаровательной женщины в мире! Виват!

От шампанского и комплиментов у очаровательной женщины голова пошла кругом. Причем до такой степени, что, отправляясь на работу, — а пришлось все-таки отправиться, ничего не поделаешь, — она начисто позабыла о Кристине. Вставая из-за стола, намекнула Карпинскому и Тадеушу о необходимости продолжить или (желательно) закончить работу, подмигнула детям, чтобы были начеку, поручила Эльжбете вымыть посуду, а вот о Кристине совершенно забыла. Вышла вместе с шурином, который галантно предложил отвезти ее на работу на своей машине. Вроде бы следом за ними вышла и Кристина, но головой она не поручится. И наверняка всю дорогу ломала бы эту самую голову, да шурин воспользовался случаем и завел речь о том экспериментальном приеме. И в самом деле, пусть это будет для очаровательной Богуси пробным шаром, небольшой банкетик на двадцать пять персон, гонорар мизерный, всего двести злотых, но не в этом суть.

Видите ли, он, Зигмунт, взял на себя смелость побиться об заклад, что при своих талантах прелестная Богуся сумеет уложиться в тридцать злотых с носа, учитывая, что спиртное приглашенные принесут с собой.

— Сколько с носа? — не поверила своим ушам Богуся.

— Тридцать, — дрожащим голосом повторил шурин. — Что-то не так? Я зарвался?

— А десять не хотите?! — торжествующе поинтересовалась Богуся.

От неожиданности жулик чуть не врезался в фонарный столб.

— Как?! Повторите. Я не ослышался?

— Не ослышались. И я уж знаю, что говорю.

Они что же, пожелали устрицы или русскую икру?

— Да ничего они не пожелали. То есть, может, они чего и желают, да кто же им даст? Все в вашей воле, все зависит от вас, только от вас, прелестная Богуся, и условия нашего спора таковы, что все останутся довольны, а если хотя бы одна персона будет недовольна...