Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут
– Я поняла, поняла! – остановила я его.
– Ага, – самодовольно кивнул он. – Кстати, а чего ты тут стоишь? Хочешь, пойдем ко мне?
– Нет, извини, мне сейчас немножко не до того.
– Если ты о бабках, я им скажу, чтобы не приставали. Посидим в моей комнате по-тихому, они не будут лезть.
– Да нет, не в этом дело. А ты знаешь, где Маша живет?
– Машка? – удивился он. – Да, конечно. А что?
– Хотелось бы с ней побеседовать. Уж больно мне не нравится смерть Дианы.
– Кому ж она нравится? Но ты ведь не думаешь, что это… – он не договорил, но сосредоточенно смотрел мне в лицо, ожидая, что я пойму.
Я вздохнула.
– К несчастью, думаю. – Я глянула в окно и пару раз моргнула: мне показалось, что кто-то оттуда на нас смотрит. Впрочем, даже если и так, ничего удивительного. Я снова пропала на целый день, Мертвицин, конечно, волнуется. – Проводишь? – отвернулась я от образа за стеклом и посмотрела на рыжего, веснушчатого то ли друга, то ли больше, чем друга.
Эх, как бы хорошо застать Машу дома и вынудить ответить на мои вопросы! Хоть какая-то крупица загадок да прояснилась бы.
– Разумеется. Держись, – подставил мне локоть «то ли – то ли».
Мария взаправду жила всего через два дома от Дианкиного, только по другой стороне дороги. Жилище Марии было попроще, но все же далеко не таким ветхим, какие встретишь на каждом углу в старой части.
Мы позвонили. Ожидая ответа, переговаривались. Но прошло много времени, а никто не отозвался, тогда мы позвонили снова. Тут-то и выяснилось: никого дома не было вообще. Были бы мы наблюдательнее, заметили бы отсутствие машин во дворе да занавешенные окна. Однако эти вышеозвученные факторы могли означать что угодно, даже кратковременный выезд всей семьи в магазин или на речку, если бы не вышедшая соседка (как же этот пласт общества под названием «сердобольные соседи» помогает в расследованиях!), заверившая нашу пару, что Машина семья уехала вместе с вещами, а чего удивляться, они обычно приезжают только на месяц. Мы и не удивились, просто было неприятно. Одна из ниточек оборвалась. Кирилл, возможно, увидит ее, но лишь в университете, а мне нужно сейчас. Конечно, московского адреса Дианиной подруги он не знает. На всякий случай я все же спросила.
– Нет, зачем мне это знать? – повел плечами Кирюха и предложил: – Ну что, идем ко мне?
Я покачала головой.
– Нет, Кирюш, мне нужно домой.
– Эх… – Друг, с которым я иногда целуюсь взасос, заметно погрустнел.
М-да… Нашла я ему-таки определение. «Друг, с которым я иногда целуюсь взасос». Ключевое слово здесь – «иногда». Сдается мне, этот дивный мальчик заслуживает чего-то лучшего, большего, чем то, что могу дать я. К сожалению.
Мы тронулись вниз по дороге. Я, задирая голову, любовалась до боли синим цветом небес. Небосвод завораживал, манил взгляд. Я давно заметила: почему-то, стоит появиться на небе облачку, как оно, небо, изменяет себе, своему первородному чудесному глубинному цвету. То есть вроде остается сине-голубым, но уже как-то меркнет, уже что-то не то… А вот девственно-чистое небо в любой сезон года – это всегда Нечто. Я обычно не устаю глядеть на него, временами даже разевая рот от эдакой шокирующей красоты. Так я могу смотреть, помимо небес, лишь на огонь и изумруды. Ах да, теперь еще и на Валерия.
– Этот хмырь так и живет у вас? – словно подслушал Кирка мои мысли.
– Да, – лаконично ответила я, не горя желанием развивать тему. Хватает с меня мертвицинской ревности. Да и Женьке на SMS я так и не ответила…
– Ты не среагировала на слово «хмырь», – заметил мне Кирилл.
Я махнула рукой:
– Вижу, это бесполезная трата времени. Называй как хочешь.
– Странно. Что-то произошло?
Разговор совершенно перестал мне нравиться.
– До встречи, – сказала я и стала быстро набирать скорость.
– Эй, погоди! – постояв немного в нерешительности, все же догнал меня парень. – Постой, Катя, извини. Я больше не буду лезть в твою личную жизнь. Ты только выйди за меня замуж, хорошо?
Я ошарашенно выпучила глаза, затем рассмеялась.
– Ой, Кирюха, послушай только себя! Что ты говоришь?
– А что я такого сказал? – искренне не понимал он.
– «Выйди за меня замуж, и я не буду лезть в твою жизнь», – передразнила я. – Но ведь муж в моем понятии и есть личная жизнь! А ты что, по-другому считаешь?
– Да. – Кира нахмурился. Затем остановился, сорвал несколько ромашек у дороги и преподнес их мне как букет. – Держи! Самая красивая, самая прекрасная девушка на свете!
Я бережно взяла ромашки.
– Спасибо, но к чему такая торжественность?
– Просто у меня нет с собой кольца.
– Что? Нет! Нет! – испугалась я и рефлекторно замахала руками, из-за чего цветы упали на пыльную дорогу. Кирилл не побрезговал наклониться и вновь их собрать, да еще подул, чтобы пыль слетела. Я с радостью приняла букет. Что и говорить, теперь он казался мне еще более ценным. Ведь цена подарка определяется не суммой, уплаченной за него в магазине, а усилиями, приложенными к поискам или созданию. – Не надо этого, не надо! – повторила я, когда Кирка попытался встать на одно колено.
– Но почему, почему? Говорю же, я даю тебе полную свободу! Я же понимаю, что я не идеал. Я маленький, некрасивый, да еще, как выяснилось, смертельно больной. И нет у меня положения в обществе, и я не миллионер. Чем еще я могу завоевать такую идеальную девушку, как ты? Ты – девушка моей мечты! Раз я такую захотел, значит, должен терпеть, должен сносить какие-то неприятные моменты, если хочу быть с тобой.
– Нет, не значит, – нахмурилась я. – Любовь не рассчитывается, исходя из богатства, статуса или внешности. Ты обязательно встретишь еще свою судьбу, вы будете любить друг друга до гробовой доски. Помнишь, что баба Пелагея говорила?
– Да, помню. Но, послушай, я же говорю: ты моя судьба! Ну почему ты мне не веришь?
– Да потому что тебе еще девятнадцать. Ты еще знаешь, сколько таких, как я, встретишь? И запомни: никогда не нужно чем-то жертвовать, чтобы кому-то угодить. Тебя будут принимать таким, какой ты есть.
Кирилл совсем повесил нос.
– Стало быть, нет, – пробормотал он еле слышно. – Ну нет, так нет… Стой, может, ты просто не веришь, что я люблю тебя? – Он остановил меня и вперился зрачками в мои глаза. – Ответь, ты веришь? Ты веришь в то, что я люблю тебя?
– Ну, я… – замялась я.
– Понятно. Я докажу!
– Нет! Не нужно ничего делать. – Некстати вспомнились слова бабы Зинаиды: «Ты оберегай его, Катенька!» Мне стало за него страшно. Еще не хватало, чтобы Кирилл из-за несчастной любви совершил какую-нибудь глупость. – Я верю, что ты в это веришь, сойдемся на этом. Просто мы знакомы не так долго, а возраст у тебя самый романтический, располагающий к восторженности и всякого рода влюбленностям. Возможно, через десять лет ты будешь вспоминать об этом с улыбкой, понимая, что это было не по-настоящему.
Я сказала, а сама задумалась. А я-то разве дольше знакома с Валерой, чем Кирилл со мной? А я разве настолько дольше жила на свете и так ли уж давно пережила тот самый возраст, о котором красочно сейчас распиналась Кириллу? И ему ли я это говорила сейчас? Может, больше себе самой?
Кирюха, по всей видимости, обиделся, потому что дальше мы шли молча, а возле калитки я не получила законное стихотворение. Ну и ладно, пускай кошки скребут на душе, но я знаю: я сделала доброе дело, избавив хорошего человека от иллюзий.
Определив разбухшую и отяжелевшую после поездки в Первопрестольную сумку на тумбу, а рядом с ней – букет, я стала разуваться. Не успела напялить тапочки, как в коридоре возник Валерий. Он был хмур.
– Тебя не было очень долго. – Он облокотился плечом о стену и сложил руки на груди, чуть задрав волевой подбородок и таким образом приобретя сходство со строгим папашей, которого у меня никогда не было. Зато у моей подруги Юльки он есть, потому я примерно представляю себе, как они выглядят, когда их дочь возвращается на пару минут позже назначенного взыскательным родителем времени.
Спокойно ответила:
– Да, но я же предупреждала.
– Помню, я совсем не виню тебя. Просто я соскучился. – Любимые губы дрогнули, должно быть, намекая на улыбку.
– Ах, это, – обрадовалась я. – Вынуждена признать, я тоже заскучала. Знаешь, в Москве так невесело, сразу заскучаешь. У тебя хотя бы телевизор есть, мог бы поглазеть.
Губы побледнели и сжались в нитку, как бы говоря, что их незаслуженно обидели.
– Да нет же, я соскучился не вообще, а по тебе!
Потом понял мою шутку и улыбнулся снова, уже более натурально. Подошел ближе и заключил в объятия. Ах, как много я готова отдать за эти счастливые минуты сближения наших тел! В общем-то, я и так отдаю многое. Все, что у меня есть.
– Валера, я должна показать тебе кое-что, – не стала я терять время. – Только я сперва поднимусь к себе, ладно?
– Ага, – легко согласился он и шепнул: – Жду у себя. – Повернулся и пошел прямо по коридору, нацелясь в сторону зала, но уже через два шага споткнулся, увидев на тумбе цветы. – Это что?
