Наталья Александрова - Рыбкин зонтик
Я скользнула за забор и оглянулась. Доски уже встали на место, и от секретного прохода не осталось даже следа. Запомнив это место, чтобы найти его на обратном пути, я осторожно двинулась вперед.
За забором находилось полуразрушенное здание. Судя по характерному внешнему виду, когда-то в нем располагалась больница или поликлиника. Скорее всего, здание предназначалось на снос, а на его месте собирались строить что-то новое, поскольку на площадке уже наблюдались некоторые приметы подготовки к строительству.
Романа и Ларисы не было видно, но за углом здания раздавались негромкие голоса.
Я двинулась в этом направлении, осторожно обходя рытвины, глубокие канавы и торчащие из земли обломки ржавой арматуры. Не хватало только свалиться сейчас в какую-нибудь яму и сломать ногу!
Подойдя к стене, осторожно пошла вдоль нее, стараясь не производить шума и не выдать своего присутствия. Поравнявшись с проломом в стене, где раньше, судя по всему, был вход в здание, увидела чудом уцелевшую вывеску:
«Четвертый туберкулезный диспансер».
Все ясно: такие диспансеры из санитарных соображений убирают за черту города, чтобы, с одной стороны, переселить больных в более здоровые условия, на свежий воздух, а с другой стороны, удалить из города источник возможной инфекции. Освободившийся участок земли, или, как выражаются строители, пятно застройки, кто-то приобрел под новое строительство, причем, конечно, не обошлось без солидной взятки…
Дойдя до угла, я заглянула за него и тотчас же отшатнулась: в каком-нибудь метре от меня возле притулившейся к стене трансформаторной будки стояли Роман и Лариса. Судя по их позам и выражениям лиц, отношения между сообщниками были далеко не дружественными.
После памятного вечера, с которого меня увез Димка, первый раз я увидела Романа так близко. Он, конечно, избавился от своей накладной бороды, хотя был одет в те же «маскировочные» лохмотья. Выглядел неплохо, даже загорел в своей деревенской «ссылке», и по его лицу не было заметно, чтобы угрызения совести за все содеянное мешали ему крепко спать.
— Ну, я тебя привел на место, — злым, отрывистым голосом проговорил мой бывший, — давай ключ!
— С какой это радости? — огрызнулась Лариса. — Я тебе его отдам, а ты меня тут же прикончишь? Нарочно привел в такое глухое место, где никто не придет мне на помощь!
— Ну, дорогая моя, ты не из тех женщин, которые нуждаются в чьей-нибудь помощи! Сама можешь за себя постоять!
— Что-то мне кажется, что здесь нет никакого тайника, — недоверчиво продолжала Лариса, — а ты меня сюда привел только для того, чтобы без помехи отобрать ключ!
— Ну что, долго мы еще будем препираться? — Роман повысил голос. — На объекте, между прочим, есть сторож, и, если мы здесь долго проторчим, он может появиться и нарушить все наши планы! Так что давай ключ, и заберем наконец деньги!
Голоса смолкли, и я снова осторожно выглянула из-за угла, рассудив, что в такой решающий момент сообщники будут так поглощены происходящим, что не станут оглядываться по сторонам.
Лариса отдала Роману ключ. Он повернулся к ней спиной и вставил ключ в едва заметное отверстие на дверце трансформаторной будки.
И в этот момент женщина, воспользовавшись тем, что он повернулся к ней спиной, выхватила из своей сумочки какой-то короткий металлический предмет и изо всей силы ударила Романа по затылку.
Раздался отвратительный хруст, должно быть, треснул череп. Роман вскрикнул и повалился набок. Его ноги несколько раз судорожно дернулись, и он застыл. В месте удара сквозь волосы выступила кровь и еще что-то серовато-коричневое, отвратительное…
Мне стало плохо, едва не вырвало. Отведя глаза от ужасного зрелища, я посмотрела на Ларису. Брюнетка как ни в чем не бывало перешагнула через труп своего сообщника и схватила выпавший из его руки ключ. Склонившись к дверце трансформаторной будки, она снова вставила ключ в отверстие и попыталась его повернуть…
Я уже предчувствовала, что она скажет, когда поймет, что у нее ничего не вышло, но Лариса этого понять не успела, потому что невдалеке послышались мужские голоса, и со стороны вагончика-бытовки показались двое мужичков средних лет.
— Эй, блин, кто это тут хозяйничает? — прокричал один из них и побежал к месту событий.
Лариса изрыгнула порцию густого мата и бросилась наутек. Я едва успела отскочить с ее пути и спрятаться в развалинах. К счастью, она меня не заметила и умчалась к проходу в заборе, через который незадолго перед тем они с Романом проникли на площадку.
Я замерла в проломе стены, боясь пошевельнуться. Если меня обнаружат на месте убийства, вряд ли я смогу оправдаться! Как объясню свое присутствие? Прогуливалась и случайно заглянула на стройплощадку?
Сторожа дошли наконец до места трагедии, и один из них изумленно проговорил:
— Во, блин, трупешник!
— Никак бомжи бутылку не поделили и один другого оприходовал! — высказал свое мнение второй.
— А мне, Михалыч, чтой-то показалось, что баба отсюда убегала!
— Баба? — в голосе мужичка явственно послышалось сомнение. — Ну сам-то подумай, чего здесь бабе делать? Погляди, этот-то, покойник, натуральный бомж… в такую рвань одет… хоть вроде и не старый еще… но все равно, какая баба с таким бомжарой пойдет? Да и погляди, как его приложили толково! Явно кастетом треснули, с одного удара — и насмерть! Ну скажи, Петрович, какая баба может так кастетом орудовать?
— Твоя правда, Михалыч! А только показалось мне… видно, Морозиха нам дрянь какую-то продала, что уже мерещиться всякое начинает! Нет, Михалыч, больше не будем у Морозихи брать, лучше в магазине купим! Хоть оно и дороже, да как-то вернее…
— Да что ты, Петрович, сколько мы у Морозихи брали — и все путем! Никогда такого не было, чтобы бабы мерещились!
— А только я тебе все одно скажу — завязывать надо! Вон мужик лежит, башка пробитая — отчего, думаешь? Все от нее, от проклятой! И ведь моложе нас… Надо, Михалыч, завязывать!
— Насчет того, что завязывать, — это, может, ты под горячую руку, такие серьезные решения нельзя с ходу принимать, а вот милицию вызывать — это точно надо. Мы ведь с тобой объект охраняем, обязаны не допускать и реагировать… так что ты, Петрович, здесь покуда покарауль, чтобы чего не вышло, а я пойду по телефону позвоню, милицию вызову и начальство поставлю в известность, Михаила Моисеича, что так и так, на вверенном объекте…
— Э, нет, Михалыч, так не пойдет! — в голосе Петровича зазвучала паника. — Я покойников не уважаю! Ты, значит, в бытовку пойдешь, а я должен тут находиться и на мозги его вышибленные любоваться? А вдруг еще, не дай бог, второй где-то тут прячется?
— Какой это второй?
— Ну, который этого… кастетом угостил! Или баба…
— Опять ты про свою бабу! — Михалыч звонко сплюнул. — Говорю тебе, не было тут никакой бабы! Ну ладно, пошли вместе — куда этот жмурик денется? Не убежит же, ха-ха! Отбегал уже свое!
— А ежели по уму, — раздумчиво проговорил робкий Петрович, — так надо было нам возле покойника этого Дружка посадить! Приказать ему — стереги! Он у нас все-таки сторожевая собака, а не болонка какая-то! Должен служить, пайку свою отрабатывать!
— Да где твой Дружок? — ответил Михалыч. — Как удрал с утра к своей сучке, так и поминай как звали!
— А ведь непорядок это, тут бомжи шляются, до смертоубийства дошло, так и до хищения ценностей недалеко, а Дружок только о своем помнит…
Голоса сторожей, постепенно стихая, удалились в сторону бытовки.
Я выглянула из своего укрытия.
Первым моим побуждением было немедленно удрать как можно дальше из этого ужасного места, убежать без оглядки… но потом я почувствовала что-то твердое у себя в кармане.
Это был ключ, настоящий ключ от тайника.
Если я сейчас уйду отсюда, вряд ли когда-нибудь снова заставлю себя вернуться на это место.
А если я хочу сломать планы Ларисы Семашко, если я хочу переиграть ее — я должна открыть тайник.
Причем нужно действовать сейчас, немедленно — пока Петрович с Михалычем заняты обсуждением морального облика Дружка.
Конечно, вряд ли милиция очень поспешит, услышав о том, что на стройплощадке проломили голову бомжу, но сами сторожа могут вернуться, и легкомысленный Дружок вспомнит наконец о своих служебных обязанностях и появится в самый неподходящий момент…
Я подошла к трансформаторной будке, стараясь не смотреть в сторону Романа. Точнее, в сторону того, что еще недавно было Романом.
Прислушавшись к себе, я поняла, что в моей душе присутствовали сейчас самые разные чувства, главным из которых был страх, но вот чего точно не было — это горя по поводу безвременной кончины бывшего возлюбленного…
Теперь, когда я точно убедилась, что Роман хладнокровно планировал мое убийство, что я была в его планах крошечной деталью и он готов был, не задумываясь, пожертвовать мной, чтобы получить деньги, — после всего этого я не могла горевать о нем.
