Дарья Донцова - Пикник на острове сокровищ
Глава 29
Побеседовав с Эдитой, я, человек, сдержанный и умеющий себя вести достойно в любой ситуации, дополз до машины как в анабиозе. Машинально открыл автомобиль и протиснулся на водительское сиденье. Вцепился в руль, но заводить мотор не стал, в голове вихрем носились воспоминания.
Егор весьма неохотно рассказывал о своем отце. Когда мы оказались в «Литературном Востоке» в одной комнате, я наивно сообщил ему подробности своей биографии, а Дружинин в ответ сказал:
– Мой отец был переводчиком стихов поэтов среднеазиатских республик.
В советские времена считалось, что у каждой союзной единицы: Казахстана, Киргизии, Узбекистана и прочих – обязательно должен быть союз писателей и местные литераторы, ваявшие произведения о жизни своего народа. Спору нет, среди национальных кадров попадались очень талантливые люди, которых охотно читали соплеменники. Но в СССР в обязательном порядке их романы и стихи переводили на русский язык, и тут начиналась настоящая беда. Ну не хотели жители других республик покупать книги, повествующие, например, о борьбе женщин Таджикистана за свои права. У себя дома таджики расхватывали такие тома, как горячие пирожки, злободневная для них тема привлекала массового читателя, но в Москве, Киеве, Минске, Риге эти опусы мертвым грузом лежали на полках. Многие переводчики не знали языков народов СССР, им давали так называемые подстрочники, например: «В степи ходит отара овец, белую украл волк, ее черная сестра плачет от горя». Толмач, получивший бумагу, чесал в затылке и писал замечательное стихотворение на русском языке. Хорошее воспитание не позволяет мне привести фамилии «писателей», которых с восторгом читали в России, не зная о том, что на самом деле великолепные строки принадлежат переводчику. Последние зарабатывали намного меньше, чем те, кого они «переводили», и редко добивались успеха как поэты. Отчего они могли гениально обрабатывать подстрочники и почему сами не писали стихи, для меня оставалось загадкой. Вот папа Егора и был якобы таким литературным негром.
– Отец сильно пил, – сообщил мне друг, – наверное, поэтому он умер, когда я был еще ребенком.
Я, понимая, что приятелю неприятны беседы о папеньке, не педалировал тему, и мы практически никогда не говорили о детстве Дружинина.
И лишь сейчас я припомнил некие странности. В квартире у друга не было книг Герасима, ни одной. А ведь обычно литераторы выставляют на самое видное место полки со своими томами, даже если они только переводчики. Почему же в доме не было томиков его переводов? Егор и Ольга Андреевна особо не нуждались, хотя имели очень скромный доход: оклад Дружинина и зарплату его матери, учительницы. Мне Ольгушка часто говорила:
– Бегаю с утра до ночи по урокам, тащу двоечников за уши.
Но только сегодня до меня дошло: скромный репетитор не мог жить в достатке. Мы с Николеттой после смерти отца остались в таком же положении – правда, маменька не хотела работать. Может, по этой причине нам было так трудно материально? Я не мог себе позволить купить новую рубашку и комплексовал по поводу того, что обтрепанные манжеты заметят коллеги. Легче стало только после устройства на службу к Норе. А Егор частенько щеголял в обновках, причем он покупал у фарцовщиков очень дорогие фирменные вещи, а также чеки у валютчиков и приобретал в «Березке» [9] качественную парфюмерию. Иногда, правда, Егор восклицал:
– Не могу остановить мать! Увидела, что зима на носу, снесла в скупку очередной подарок отца и дала мне деньги. С одной стороны – приятно, с другой – отвратительно жить за счет матери.
Я, зная любовь Ольгушки к сыну, не удивлялся, но сейчас вдруг до меня дошло: Герасим умер невесть когда, Егор был мальчишкой, зарабатывал его папа немного. Он что, ухитрился забить драгоценностями целый шкаф? Бриллиантов так много, что Ольгушка до сих пор продает их?
Пару раз в редких воспоминаниях о детстве у Егора проскальзывали мелкие нестыковки, которые я пропускал мимо ушей. Дружинин как-то вскользь упомянул, что его дед был профессором МГУ, а Ольгушка во время празднования Нового года неожиданно много выпила и воскликнула:
– А теперь тост за меня! За то, чтобы никогда я, дочь алкоголиков, не жила, как в детстве, в нищете!
Егор тогда задергался и быстро увел мать спать. А я решил, что Дружинин просто приврал насчет дедушки-профессора, хотел набить себе цену, вполне понятное человеческое желание. И потом, профессор университета вполне мог быть пьяницей, одно другое не исключает!
Были и иные странности. В дефолт разорились многие предприятия, а Егор не пошел ко дну. Откуда у него взялись средства? С чего начался его бизнес? Ольгушка продала квартиру, переехала на дачу, дала сыну вырученные за хоромы сумму. Он открыл фирму и… бац, дефолт! Едва оперившееся предприятие легко перенесло удар. Егор быстро разбогател и… выкупил квартиру назад.
Бог мой, может, ничего этого не было? Вдруг они просто разыграли спектакль? Квартиру заперли, сделали вид, что ее продали, а потом вернулись на место, избежав тем самым вопросов приятелей на тему: откуда деньги на открытие фирмы?
Чем больше я думал сейчас о Егоре, тем яснее понимал: деньги у него появлялись словно из воздуха. Может, Дружинин продавал золотой запас? К тому же шрам на руке! Он у Егора точно есть, а Эдита сообщила, что поранился Витя. Значит, Егор на самом деле Виктор Машкин. Но зачем он поменял имя? Где взял документы Егора? Убил ребенка? Утопил его? Один раз он уже прикинулся мертвым и теперь решил повторить уловку? Но тогда почему он подключил к этой истории меня?
Внезапно в голове сверкнула молния, и мне стало все ясно. Я не должен был участвовать в спектакле, попал в состав труппы случайно, из-за того, что сунул в гроб мобильник. Ситуация на самом деле была такая: Егор не собирался ни с кем шутить, он инсценировал собственные похороны, чтобы все решили: Дружинин умер. Он решил бежать, прихватив с собой скифское золото, ему надоели Лена и Ольгушка, опостылела работа. Егор мечтал начать жизнь с нуля, под чужим именем. Исчезнуть, как в детстве, оставив на берегу одежду, он не мог, успешного бизнесмена будут упорно искать. Да и Ольгушка и Лена поднимут шум, станут теребить милицию. Нет, этот вариант Егору не подходил, вот быть похороненным на глазах у толпы – самое то! Теперь ни у кого не возникнет сомнений в смерти господина Дружинина. Егор не желал делиться ни с Леной, ни с Ольгушкой. Юрию Трофимову предписывалось вернуться на погост и отрыть гроб. Но замечательный план рухнул. Дружинин не знал, что Лену и Трофимова связывает страсть. Егор составил завещание, оставил фирму жене. Скажете глупо? Нет. Как бы он получил свое дело, воскреснув под другим именем? Да никак! У Егора есть спрятанное состояние, скифское золото, он растратил небось лишь крохотную часть украденного. Вот поэтому он со спокойной душой отдал бизнес «вдове». Ну согласитесь, было бы подозрительно, если бы он незадолго до своей внезапной смерти продал успешное предприятие и перевел вырученный капитал за границу. А так – все в ажуре.
Но Юра рассказал Лене о планах мужа, дескать, тот «воскреснет» и сбежит, а потом найдет способ отнять у «вдовушки» завещанное. Про скифское золото Трофимов и слыхом не слыхивал. И влюбленная парочка решает: что умерло, то умерло. Егора оставляют в могиле.
И тут в дело вмешался я. Вот почему Егор велел мне молчать о воскрешении и быстро искать Трофимова. Дружинин хотел лично наказать обманщика, наверное, лежа в гробу, приятель сопоставил кое-какие факты и сообразил: Лена и Юра – любовники, решившие, что им для счастья хватит бизнеса «покойного».
Тут мои мысли засбоили. Минуточку! А почему Лена оказалась в той больнице, где лежит Егор? Может, она шла к мужу? Кто ей сообщил о местонахождении Дружинина? Да он сам!
Егор обманул меня, прикинулся больным, хотя, может, и впрямь заработал воспаление легких, вызвал к себе Лену, отравил ее и… и… теперь он должен… Что?
В полном изнеможении я начал искать мобильный. Ну куда он мог подеваться? Нужно позвонить многим людям, в частности Ольгушке, задать ей пару вопросов. Где аппарат?
Пот тек по лицу, я постарался взять себя в руки. Спокойно, Иван Павлович! Не дергайся, попытайся сообразить, когда видел мобильный в последний раз? И тут меня осенило! Конечно! Вот я, Владимир Иванович и маменька сидим в «Лобстерхаусе», Николетта хватает со стола мой мобильный и недовольно ворчит:
– Фу! Дешевая поделка! Когда приобретешь достойную вещь?
Я вяло отбиваюсь, маменька кладет мой аппарат возле своей тарелки, вынимает пудреницу, производит текущий ремонт мордочки и начинает цепляться к официанту. У Николетты, не сумевшей добыть из автомата вожделенного зайчика, отвратительное настроение. Продолжая ругать халдея, маменька сует пудреницу в сумочку, потом… потом машинально запихивает туда мой телефон.
