Варвара Клюева - О мертвых — ни слова
— Ну и что? — бросила я через плечо, скрывая за небрежным тоном смутное чувство неловкости. — Я даже тебя могу поцеловать, если очень попросишь.
— Блудница вавилонская! — взвизгнул Прошка, и мне показалось, что его притворный ужас на миг уступил место настоящему.
— Хватит паясничать! — прикрикнул на нас Марк. — Интересно, в какой переплет вам нужно угодить, чтобы отучиться зубоскалить?
— Не ломай голову, все равно фантазии не хватит, — гордо ответствовал Прошка.
Приветливая улыбка Сержа, впустившего нас в квартиру, несколько поблекла, когда он увидел наши физиономии — каменную (Марка), печальную (Генриха) и виноватую (Лешину). Физиономию Прошки я определить затрудняюсь, но лучше всего подходит словосочетание «жадное любопытство». Сама я скромно пряталась за спинами друзей; роль обвинителя привлекала меня мало. К счастью, ведение переговоров взял на себя Марк. Начал он с откровенного блефа.
— Вчера на панихиде один из родственников Мефодия — видимо, программист — выразил в прощальной речи сожаление по поводу того, что покойный не успел довести до конца дело своей жизни. Он назвал программы Мефодия уникальными и пообещал присутствующим приложить все усилия, чтобы завершить труд талантливого программиста, — сообщил Марк, когда мы расположились в гостиной.
Архангельский принял удар достойно. В первый миг лицо его напряглось, но Серж тут же вернул ему выражение вежливого интереса.
— Сначала мы не придали этой фразе значения, — продолжал Марк, не спуская с него пристального взгляда. — Но потом кому-то из нас пришло в голову: а не означает ли это, что Мефодий действительно создал нечто, имеющее огромную ценность? Не ради ли присвоения уникальных программ его убили? Тогда понятно, почему у покойного в ночь убийства пропал ключ и почему убийца, рискуя разоблачением, отважился залезть в квартиру Великовича.
— Занятная версия, — сдержанно одобрил Серж. — Но если убийца охотился за программами, то почему не ограничился обыском одной квартиры — той, где жил Мефодий? Зачем ему понадобились еще и Лешина, и моя?
— У Великовича нет компьютера, — объяснил Марк. — Следовательно, убийце нужно было найти дискету. Мефодий, как известно, страдал паранойей, которая выражалась у него в страхе перед кражей его идей. Дискета — вещь маленькая. Возможно, он запрятал ее так хорошо, что убийца не сумел отыскать. Он ведь не мог рыться в чужой квартире до победного конца. Предвидя это осложнение, он позаимствовал ключи и у Леши.
— Я понял! — вдруг воскликнул Леша. — Понял, почему он выбрал именно мою квартиру. Если Мефодий боялся кражи своих программ, то наверняка перед отъездом из очередной квартиры стирал все свои файлы в чужих компьютерах. А в моем не стер. Когда родители увидели, что стало с нашей квартирой, отец так разозлился, что выставил Мефодия сразу, тот и опомниться не успел.
— И убийца это учел, — снова перехватил инициативу Марк. — Он хорошо знает тебя, Леша, и не раз слышал рассказ о молниеносном изгнании Мефодия. Решив, что Мефодий не успел принять меры безопасности, то есть очистить твой компьютер от своих файлов…
— Но я сам стер все Мефодиевы директории, когда устанавливал новый Windows, — перебил его Леша.
— А вот этого убийца не знал. Интересно, куда он влез сначала: к Великовичу или к тебе? Если к Великовичу, то, выходит, его постигла неудача. Печальный конец, не правда ли, Сергей?
Несколько секунд Архангельский колебался в выборе линии поведения, но потом справедливо решил, что изображать полное непонимание неразумно. Хорошо его зная, мы бы сочли эту неожиданную тупость еще одним подтверждением своей гипотезы. Поэтому Серж «прозрел»:
— Вы подозреваете… меня? — спросил он с прекрасно разыгранным недоверием.
— Да, — просто ответил Марк и объяснил почему.
Серж выслушал его с бесстрастным лицом, ни разу не перебив.
— Понятно, — сказал он после минутного молчания. — Все это звучит достаточно разумно. Даже жаль вас разочаровывать, ребята, но ничего не попишешь: вы пришли не по адресу.
И тут Марк сблефовал еще раз, да так удачно, что мое уважение к нему возросло до небес.
— Ну, извини. Понимаешь, у нас ведь была возможность проверить свою догадку, но для этого пришлось бы привлечь милицию, а нам хотелось дать тебе шанс явиться к ним самому. Но если ты не убивал, тогда, конечно…
Нервы у Сержа не выдержали.
— Какая возможность? — перебил он Марка.
— Отпечатки пальцев, — небрежно бросил тот. — Конечно, профессионал обыскивал бы квартиры в перчатках, но наш-то убийца — дилетант. Работать в перчатках ему наверняка несподручно. Скорее всего, он понадеялся, что следов его вторжения никто не заметит. Это ведь только у тебя он допустил грубую оплошность, подняв мусорное ведро, а в остальных случаях действовал куда аккуратнее. Если бы не Лешина память…
— Вы думаете, отпечатки до сих пор сохранились? — Серж едва заметно прикусил губу, мысленно проклиная себя за несдержанность.
— У Великовича вряд ли, — подумав, ответил Марк. — Все-таки семья из четырех человек, и со среды все старательно хватаются за разные поверхности. Но у Леши — наверняка. Обнаружив следы чужого присутствия, он уехал к Варваре и больше не возвращался. А на клавиатуре у него такие прозрачные пленочки — знаешь, с русскими буквами? На них отпечатки пальцев должны сохраниться прекрасно.
На сей раз Серж закусил губу уже не таясь. Минуты три он напряженно обдумывал услышанное, потом вздохнул и поднял глаза.
— Я надеялся, что эта постыдная тайна умрет вместе со мной. Но никуда не денешься, придется сознаться. Понимаете, у меня с детства есть скверная привычка, нечто сродни клептомании. Я обожаю проникать тайком в жилища знакомых людей. Знаю, что это некрасиво, мерзко, но ничего не могу с собой поделать. Да, я действительно побывал у Леши и Лёнича без их ведома и про перевернутое мусорное ведро сказал не правду, признаю. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался о моем пороке. Я очень виноват перед вами, ведь из-за меня вы пошли по ложному пути.
— И ты надеешься, что мы поверим в эту чушь? — вскричал Прошка.
— Не надеюсь, — печально признал Серж. — Но правда именно такова.
Мы обреченно переглянулись. Было ясно, что Архангельский от этой версии не отступит. Он сказал свое последнее слово, а у нас не осталось козырей, чтобы его дожать.
Марк первым поднялся с кресла.
— Что ж, — сказал он, принимая поражение. — Возможно, тебе и удастся убедить в этом милицию с прокуратурой. Но мы останемся при своем мнении и вряд ли будем скрывать его от других.
Серж тоже встал.
— Ваше право, — сухо ответил он, улыбнувшись одними губами.
— Черт! Черт! Черт! — бушевал Прошка, когда мы садились в «Запорожец». — Все напрасно! Могли бы и не стараться! Ну знаем мы убийцу, и что толку? Все равно нас затаскают на Петровку и в прокуратуру. Будут допрашивать, подозревать! И Машенька все узнает…
Я уже собиралась захлопнуть за собой дверцу, но последний Прошкин крик души подействовал на меня, точно удар бича. Содрогнувшись, я как ошпаренная выскочила из машины, крикнула: «Ждите меня здесь!» — и рванула к подъезду Архангельского. Леша дернулся было следом, но Марк ухватил его за руку и удержал на месте.
Я ворвалась к Архангельскому злая, как все демоны преисподней, вместе взятые, но стоило мне увидеть выражение его лица, и вся злость улетучилась. Он улыбался мне — грустно и понимающе.
— Я знал, что ты вернешься, солнышко. Ты же не можешь оставить все, как есть, когда твоим друзьям грозит несколько неприятных минут в обществе следователя. Вот если бы они не попадали под подозрение, ты бы и пальцем о палец не ударила бы, правда? Даже будь сама подозреваемой номер один. Какой же я был кретин! Почему не подсуетился пятнадцать лет назад, не затесался в вашу теплую компанию? Теперь мне был бы сам черт не брат. Ах да, меня же невзлюбил Марк!
— За что, кстати? — не сумела я сдержать любопытства.
— Ты не поверишь, ласточка! За какую-то дурацкую шутку. Я уж и забыл за какую, но твердо помню, что совершенно безобидную.
— Понятно. Марк у нас очень ранимый. Нужно знать его как облупленного, чтобы случайно не зацепить одну из его многочисленных больных мозолей.
— Я так и думал. Может, пойдем на кухню, выпьем кофейку? Или ты побоишься принять чашку из рук убийцы?
— Не побоюсь. — Я решительно сбросила ботинки и сняла куртку. — Должна ли я расценивать твою последнюю фразу как признание? Или это всего лишь легкий сарказм?
— Какой уж тут сарказм! — вздохнул Серж. — Пошли, поговорим.
Мы вошли в светлую, прекрасно оборудованную кухню, которой гордилась бы любая хозяйка. Я села за стол на угловой диванчик, а Серж принялся возиться с кофеваркой. Он не спешил приступить к исповеди, и я его не подгоняла. Но наконец кофе был готов, Серж поставил на стол две полупрозрачные фарфоровые чашечки, молочник со сливками, вазочку с печеньем, сахарницу и сел напротив меня.
