Елена Логунова - Кукиш с икоркой
– Принимай! – В расчищенную щель высунулся мой наладонник. – Теперь инфракрасный порт… Теперь флэшка. Картинка на ней, файл называется «Киднеппинг», латинскими буквами.
– Спасибо! – побросав в сумку свое компьютерное добро, я слезла с Ирки и без промедления зашагала к машине.
– Подожди меня, торопыга! – простонала вслед подруга. – Я не могу так быстро, у меня от тяжести ноги по щиколотку в землю ушли!
– Меньше пирожных трескать надо было! – отбрила я, не остановившись.
Мы погрузились в машину и поехали в цифровую фотостудию «Коника-Плюс». Девушка на приеме заказов безропотно приняла мою флэшку, записала название файла, с которого нужно было сделать снимок, и сообщила, что забрать готовую фотографию можно будет через полчаса.
– Опять время терять! – недовольно сказала я.
– Пойдем посмотрим книжки? – предложила Ирка, махнув рукой через улицу, где виднелась огромная вывеска книжного магазина «Буквоедъ».
Книжки – это я люблю, поэтому с удовольствием согласилась. Мы перешли через дорогу, заперли в ячейках камеры хранения свои сумки и отправились бродить между стеллажами. Интересы у нас были разные, поэтому мы вскоре потеряли друг друга из виду. Я купила новую книжку Масяне и пару детективов для себя, а Ирка приволокла к кассе увесистый том мадам Роулинг – новое произведение про ее возлюбленного Гарри Поттера.
– Интересуетесь мистикой? – любезно спросила мою подругу девушка на кассе. – Акунина взять не хотите?
На просторном столе рядом с кассовым аппаратом лежали популярные литературные новинки. Мрачную темную обложку романа «Кладбищенские истории» пересекала веселенькая красная ленточка с надписью «Лучший подарок к празднику!».
– К Хэллоуину, что ли? – вздрогнув, спросила я.
– Нет, я про кладбища читать не хочу, – отказалась от предложения Ирка. – Я потом ночами спать не буду, впечатлительная очень!
С книжками в руках мы вернулись в машину и устроили там читальный зал, дожидаясь, когда можно будет забрать заказ в фотостудии.
– Интересная книжка? – спросила я Ирку через минуту.
– Не знаю, я пока только заголовок прочитала. А у тебя?
Я с удовольствием прочитала подруге вслух душераздирающий детский рассказ о буром медвежонке, который мечтал стать полярным и выкрасил свою шубку белой краской, но потом все равно страдал в Арктике от холода, и Ирка назидательно сказала:
– Незачем стараться быть таким, каким ты не являешься!
– Кому велено мяукать – не хрюкайте! – поддакнула я подружке строчкой Корнея Чуковского.
В этот момент что-то ворохнулось у меня в голове, словно потревоженный песик в тесной конуре, но Ирка тут же сказала:
– Лен, а ведь полчаса уже прошло, можно идти за фоткой! – И я переключилась на другую тему.
Фотографию нам сделали – просто загляденье! Ирка действительно загляделась, а потом сказала:
– Б-р-р! У меня просто мороз по коже! Знаю, что это липа, а все равно чувствую себя террористкой и негодяйкой!
– В данном случае цель оправдывает средства, – жестко ответила я.
– И что теперь, миссис Холмс? – вернув мне фото, спросила моя верная Ватсиха.
Следующим моим шагом по плану был телефонный звонок Вадику Рябушкину. Мобильник приятеля был выключен, поэтому я набрала его домашний номер, но разговор не состоялся, потому что трубку снял не сам Вадик.
– Алле-у? – напевно вопросил приятный женский голос.
Я поняла, что нарвалась на Людочку, и выключила трубку. С Вадиком я должна была побеседовать лично, причем не по телефону, а при встрече. Однако эту встречу еще нужно было как-то организовать. Явиться к Рябушкиным в дом я не могла, потому как присутствие Людочки при нашем с Вадиком разговоре было крайне нежелательным. Можно предложить приятелю встретиться где-нибудь в городе, на нейтральной территории, в кафе или в парке, но туда Вадик вполне может притащиться вместе со своей подружкой. Оставалось одно: срочно вызвать оператора Рябушкина на работу. Причем, чтобы не возбуждать у Людочки ненужных подозрений, желательно озвучить экстренный призыв к трудовой деятельности не женским голосом, а мужским. А в идеале, для пущей убедительности, позвонить не с мобильника, а со служебного телефона телекомпании, потому что у Рябушкиных дома стоит аппарат с определителем номера.
– Иришка, придется нам с тобой опять ко мне на работу ехать, – сообщила я подружке. – Я хочу попросить Женьку позвонить Вадику.
– Снова будем вавилоны строить?! – испугалась Ирка.
– В последний раз! – заверила я.
Сердитая подружка обозвала меня чокнутой физкультурницей, но при этом без промедления завела машину и вновь повела ее к стенам моей родной телекомпании. По пути мы с ней не разговаривали: Ирка дулась, а я обдумывала свои дальнейшие действия. Однако в ближайшие планы пришлось внести коррективы.
– Смотри-ка, доступ к телу партийного товарища закрыт! – сказала Ирка, первой заметившая непредвиденное осложнение.
Осложнение имело неприятный вид похожего на динозавра детины-охранника, который стоял на газончике под Косыгиным, как часовой почетного караула.
– Вот гад гадюкинский! – выругалась я. – Пресек последнюю линию коммуникации!
Подружка, откровенно обрадовавшаяся тому, что наши с ней акробатические этюды не получат продолжения, заметив мое огорчение, изменила тон и выражение лица и сказала:
– Да ладно, не расстраивайся! Есть ведь и другие способы сообщения.
– Совиная почта? – съязвила я.
– Не только. Еще азбука Морзе, сигнальные флажки, дымовые костры, африканские барабаны, передача мыслей на расстоянии, – завела перечисление изобретательная Ирка.
Я представила себе, как мы запаливаем посреди двора дымовой костер и скачем вокруг него, размахивая сигнальными флажками и отстукивая в тамтамы морзянку, и решила, что подружка придумала прекрасный способ быстро и без затруднений попасть в заведение профессора Топорковича.
Конечно, если хорошенько пошуметь, мои любопытные коллеги наверняка выглянут в окошки, но одновременно с ними высунутся и нервные старушки, и мамаши спящих детишек: время-то послеобеденное, тихий час. Обругают нас с Иркой как следует и погонят со двора поганой метлой!
– Шуметь нельзя, – с сожалением резюмировала я.
– А светить? – Подруга с намеком покрутила на пальце брелок с лазерной указкой.
– А вот это мысль! – обрадовалась я. Забрала у Ирки брелок, нажала на кнопочку и оценила яркость луча. – Прямо световой меч джедая! Отлично! Запулим этот лазерный лучик в окошко телекомпании, парни внутри его заметят, полюбопытствуют выглянуть во двор, и тогда я покажу им вот это…
Я бросила на сиденье брелок, живо извлекла из сумы блокнот, развернула его и крупными буквами написала сразу на двух чистых листах «Женьку, Женьку!».
– Шайбу, шайбу! – хмыкнула Ирка. – Впрочем, идея ясна, каждый дурак поймет, что ты просишь позвать Женьку. Вот только как отнесется к нашим маневрам этот служивый?
Подруга с явной опаской посмотрела на телохранителя нарисованного Косыгина.
– Маневрировать будем с другой стороны дома, – решила я. – Туда выходят три наших окна, крайнее справа– окно редакторской, на тамошнем диване всегда кто-нибудь валяется. А сейчас самое подходящее время для сиесты.
– Точно, вот и я чуток посплю, пока суд да дело! – обрадовалась Ирка.
– Какое «посплю»?! Ты пойдешь светить указкой! – возразила я. – Мне нельзя высовываться, меня этот зверовидный охранник знает в лицо!
– Ты же будешь светить с другой стороны! – слабо отбрыкивалась подруга.
– Но для этого мне придется пройти мимо охранника! – напомнила я. – Это может его насторожить.
Издав протяжный тяжелый вздох, Ирка вылезла из машины и выдернула из моих рук блокнот.
– Вот видишь, обещала я тебе лазерное шоу – и не обманула! – сказала я, вручая ей брелок с указкой.
– В гробу я видала такое лазерное шоу! – огрызнулась раздосадованная подружка и зашагала за угол.
Охранник Лёвик проводил незнакомую женщину рассеянным взглядом и остался стоять на месте, расставив ноги на ширину плеч и заведя за спину пудовые кулаки.
Выйдя на огневой рубеж, Ирка сообразила, что не запомнила, в какое именно окно нужно посветить.
– В крайнее справа или в крайнее слева? – спросила она сама себя. – Ладно, начну слева направо.
Крайним левым в ряду было окно директорского кабинета. Там, на кожаном диване, лежал, сбросив туфли, Василий Онуфриевич Гадюкин. Он переваривал съеденный обед и с тоской смотрел в стену, белизну которой нарушало одно только яркое пятно – портрет президента страны. Президент смотрел прямо на Гадюкина, и в его всевидящем взгляде угадывалось сожаление. «Эх, Гадюкин, Гадюкин! – словно бы говорил президент. – Что ж ты за директор такой паршивенький? Телевизионное производство развалил, коллектив распустил… Гнать таких начальников нужно к чертовой матери!»
