Дарья Донцова - Черный список деда Мазая
– Две тысячи! – эхом повторила я, произведя в уме вычитание.
У Жеки-то сыночек взял семьдесят пять тысяч рублей! Неплохой навар, полученный буквально из воздуха, достался «очаровательному мальчику»!
– В магазине я, как правило, больше пятисот рублей не оставляла, – откровенничала Светлана Иосифовна, – а тут сразу две тысячи, и туфли не молодежные, классические. Но продавщицы активно советовали брать, одна из них, Машенька, сказала: «Светлана Иосифовна, поверьте, обувь шикарная, мы б ее сами взяли, но никому по размеру не подходит. Если подростки из фонда не захотят носить, себе оставьте». Да только у меня полный тридцать девятый.
– Хорошо, что замечательные туфельки вам не подошли, – тихо произнесла я.
Нелидова, похоже, не услышала моего замечания.
– Севонька очень обрадовался: «Хватай, бабуля, я знаю, кому они по вкусу придутся. Я тебе деньги верну!»
Светлана Иосифовна внезапно гордо вскинула голову.
– Вот еще! Я не нищая! Могу помочь тем, с кем жизнь жестоко обошлась. Так и сказала Севочке: «Двух тысяч для несчастных детей не жаль. Постоянно тратить такие суммы мне затруднительно, а один раз, учитывая красоту и качество обуви, вполне могу».
Глава 30
Я вышла на лестничную клетку в разобранном состоянии. Несмотря на мои слова о том, что Светлану Иосифовну не пустят в больницу, она собралась завтра непременно поехать к любимому внуку. Следовало рассказать ей правду о «милом мальчике», описать его комнату, кстати, самую большую в квартире, разоблачить владельца сети развлекательных учреждений, сообщить, что никакого фонда «Помоги жертве» и в помине нет, а приобретенные сердобольной бабушкой тряпки и мелочи Сева дарит своим постоянно меняющимся любовницам-нимфеткам. Но я не смогла этого сделать. Почему? Не хватило духа. Ну как открыть Нелидовой нелицеприятную истину?
– Фрося, – неожиданно произнес тихий голос.
Ко мне давно никто так не обращался, я теперь Лампа.
– Узнаешь меня? – спросила женщина.
Я вгляделась в полумрак лестницы.
– Простите, здесь тусклая лампочка, вижу лишь очертания сидящей на подоконнике фигуры.
Темный силуэт зашевелился, приблизился, попал в круг тусклого света, и я воскликнула:
– Юля! Сколько лет, сколько зим!
– Много, – усмехнулась Ребятова. – Радостно, что мы пока способны узнать друг друга. В январе я столкнулась в магазине с Ритой Воробьевой, так поверить не могла, что это она, даже после того, как бывшая виолончель мне свою визитку сунула. Она теперь торгует коврами.
Я не поверила своим ушам.
– Воробьева продает паласы?
Ребятова кивнула.
– Ничего удивительного. После того как наш оркестр расформировали, три четверти членов коллектива перестали заниматься музыкой. Ты в «Одноклассники» или на «Фейсбук» ходишь?
– Нет, использую Интернет исключительно как поисковую систему и почту, – призналась я.
Юлия сделала шаг вперед.
– А я часто в социальных сетях зависаю, и наших там полно. Корчагин теперь закупает бытовую технику, Марина Ремизова дает частные уроки музыки, Юра Михайлов квартиры ремонтирует, Катя Савельева переехала с мужем в Омск, Витя Малышев, правда, работает в Болгарии в оркестре.
– Хоть кто-то остался в музыке, – вздохнула я.
– Он директор коллектива, – уточнила Юля.
Я опустила глаза. Директор – это не творческая, а административная работа. Витя более не бьет в барабан и не звенит тарелками, он договаривается об автобусах, покупает билеты музыкантам, обеспечивает гостиницы на гастролях.
– Не стоит удивляться, – фыркнула Ребятова. – Ты ведь служишь в детективном агентстве? Пожалуй, твой слалом из арфисток в сыщики – самый крутой и неожиданный. Я-то просто стала домашней хозяйкой и нянькой Никиты. А после его бегства пытаюсь заново наладить свою жизнь. Спасибо Нелидовой, она, наплевав на сплетни и злые разговоры, взяла меня в свою школу, я теперь училка на окладе. Не слишком весело.
Я почему-то рассердилась.
– Всегда остается шанс пойти торговать коврами.
– Ну уж нет, – поморщилась Ребятова, – есть черта, ниже которой не следует опускаться. Господи, как я одинока! После исчезновения Никиты мне ничто не приносит радости, я полагала, что хуже никогда уж не станет. И тут! Здрасте вам! Появился Всеволод, и Светлана буквально с ума сошла. Я слышала из своей комнаты ваш разговор!
Я не поверила Юлии. Да, она стала невидимой свидетельницей моей беседы с Нелидовой, но, учитывая тот факт, что этот дом построен еще в девятнадцатом веке, сомневаюсь в ее словах «из своей комнаты». Раньше в квартирах не ставили гипсокартонные перегородки, полагаю, что Ребятова подслушивала из коридора.
– Гаденыш взаправду в больнице? – возбужденно воскликнула Юля.
Я кивнула.
– Здорово! – обрадовалась бывшая пианистка. – Наконец-то у нее терпение лопнуло.
– У кого? – не поняла я.
– У Женьки, – уточнила Юля, – она его давным-давно убить хотела, но не получалось.
– Кого? – ошарашенно повторила я.
Ребятова ответила, ерничая:
– Севоньку дорогого! Мальчика несчастного! Сиротинку убогую! Гад! Знаешь, сколько ему лет? Он вор, мерзавец, мошенник, но гениальный актер! Так притворяться! Женька аж дышать не смогла, когда от меня правду услышала. Я ведь приехала к ней и все доложила!
Я покрепче прижалась к стене.
– Ты дружила с Ковалевой? Странно, что мы ни разу не пересеклись в общей компании.
Ребятова ухмыльнулась.
– Никаких отношений мы не поддерживали, я к ней отправилась, когда узнала правду про Севу. Ну ее и прорвало! Такое наболтала! Безумие! Ее посадят?
– Кого? – задала я уже ставший традиционным вопрос.
– Издеваешься? – прищурилась Юля. – Ну-ну, сделаю вид, что не заметила этого. Ковалеву. Это она Всеволода из окна выкинула? В криминальных новостях сюжет показывали, я знакомую фамилию услышала, но не разобралась, что у них там случилось. Поняла лишь, что Жека Севу убила.
– Он жив, – пробормотала я, – а Ковалева умерла, выпрыгнув из окна.
– Ой, лучше б наоборот! – без малейших признаков сожаления воскликнула Юля. – Значит, он может поправиться?
– Рассчитываю, что да, – ответила я.
Ребятова тряхнула длинными темно-каштановыми волосами и одернула серо-голубую клетчатую рубашку.
– А я надеюсь, что нет.
На этой фразе с меня наконец-то сдуло оцепенение. Я надвинулась на Юлю и зачастила вопросами:
– Зачем ты поехала к Жене? Когда состоялось ваше свидание? Почему ты ненавидишь Севу? По какой причине несешь чушь о намерениях Жеки лишить сына жизни?
– Не горячись, – поморщилась Юля, – не хлопай крыльями. Я специально тебя тут поджидала, хотела ясность внести. Ты на машине приехала? Она на улице стоит? Пойдем сядем, не хочу, чтобы нас тут ненароком Светлана Иосифовна застала.
В молчании мы спустились во двор, влезли в мою «букашку», и Юлия начала рассказ.
Никите Нелидову повезло: его окружали любящие женщины, мама и Юля. Когда у Ребятовой начались серьезные отношения со скрипачом, она поняла: Никите нужно посвятить всю свою жизнь, иначе счастья не видать. Юля без сожаления наплевала на карьеру пианистки и превратилась в тень гения. На плечи женщины легли все нудные хлопоты и обязанности. Она занималась графиком выступлений Никиты и утрясала вопросы с его гонорарами. Думаете, в области оплаты исполнителей классической музыки работают другие законы, чем в финансовых дебрях шоу-бизнеса? Не будьте наивны. Человек, играющий на скрипке-контрабасе-фортепьяно, хочет есть, пить, он содержит семью, заботится о родителях, ясное дело, на все нужны деньги, чем больше, тем лучше, а принимающая сторона, естественно, настроена заплатить поменьше. Сам исполнитель не пойдет выбивать из устроителя гастролей приятную для себя сумму, хотя я знавала нескольких музыкантов со всемирной славой, которые, деловито засучив рукава белоснежных рубашек, торговались так, что легко могли заткнуть продавщицу рыбы с одесского Привоза.
Но это исключения. Как правило, сам музыкант остается в тени, битву титанов ведут его директор и те, кто жаждет заполучить солиста.
Думаете, выколачивание денег было единственной Юлиной заботой? Да что вы! Билеты на поезд-самолет, организация машины, автобуса, бронирование гостиничного номера. Юля не забывала ни о чем. У Никиты от запаха лилий моментально начиналась мигрень. Ребятова стояла в кулисе и орлом глядела в зал. Если ее острый глаз примечал тетку с вонючим веником, Юля налетала на букет, как лев на лягушку, и цветы никогда не попадали Никите в руки. А рубашки? За один концерт Никита мог поменять четыре. Кто их стирал и гладил? Думаете, автоматическая машинка? Как бы не так! Гения раздражал любой посторонний запах, а его рука со смычком постоянно порхала в непосредственной близости от лица. Поэтому пианистка пользовалась тазиком и куском детского мыла. На тумбочке у кровати скрипача всегда стояла бутылочка минералки определенной марки и лежала газета с анекдотами. Да, да, именно это издание. Журналистам Никита рассказывал, что на ночь обожает мечтать над стихами Пушкина, но на самом деле ему нравились юмористические байки. А электрические розетки? Любой музыкант скажет вам, что они самая большая проблема на сцене. Аппаратуру нужно куда-то подключать, а чертовых розеток всегда не хватает! Массаж рук и воротниковой зоны любимого, организация интервью или, наоборот, отстрел тех журналистов, с которыми Нелидов не хотел иметь дела, удаление из гримуборной особо настырных поклонников, покупка витаминов, капель для глаз и слабительного, выслушивание жалоб скрипача, утешение его с постоянным рефреном: «Ты лучше всех, ты гений, ты великий», невозможно перечислить всего, чем занималась Юля. Она даже меняла в гостиничных санузлах туалетную бумагу: Никита любил определенный сорт пипифакса.
