Хелена Секула - Туз пятой масти
Но и этой дороге пришел конец, дальше идти было некуда – мы стояли перед Банащаком.
В голове моей образовалась звенящая пустота. Я молчала, не зная, с чего начать, и тогда вперед выдвинулся Павел. С хулиганским видом он покачивался с носка на пятку, руки в карманах, на лице гуляет издевательская улыбочка.
– Ну что, лох, соскреб с асфальта остатки своих сопляков? – процедил он сквозь зубы.
Меня накрыла волна благодарности. Что бы я делала без этих ребят?! Никакого заранее заготовленного сценария у меня не было и в помине. Если бы не Павел, который почувствовал мое отчаяние, наверняка бы выставила себя последней идиоткой.
– Что это значит… – неуверенно начал Банащак. Было видно, что он действительно испугался. Стиль Павла явно произвел на него впечатление. – Что такое… – повторил он и сделал жест, словно хотел оттолкнуть Павла.
– Стоять! – Лешек слегка пихнул Банащака плечом. – Давай-давай, слушай!
– В следующий раз мы тебя с твоими ковбоями через воронку в гроб вольем, – безмятежно продолжал Павел.
– Дошло, дедок? – решил вставить свое слово Лешек. – Подтверди прием.
– Угу, – буркнул Банащак.
Я не верила ни ушам, ни глазам своим: ну надо же, какой кроткий!
– Что вам надо?
– На-ам? Лех, нам чего-нибудь от этого питекантропа надо? – невинно поинтересовался Павел.
– Нет, ничегошеньки, – с готовностью ответил Лешек. – Вот подруга хочет словечко сказать…
– И советую как следует уши развесить, – процедил Павел. – Иначе устроим такое, что от тебя только ошметки полетят во все стороны, понял, дедуля?
– Не надо скандала, – тихо попросил Банащак.
Ребята говорили вполголоса, тем не менее на нас уже стали оглядываться.
– Лешек, нам сенсация нужна? – с глупой мордой вопросил Павел.
– Пока вроде нет, – великодушно решил Лешек.
– Если хотите поговорить, – сказал Банащак, – пошли в подсобку.
– Еще чего! – запротестовал Павел. – Подруга у нас культурная, орать не станет, а ты, дедуля, будь повежливее!
Они вразвалочку удалились и уселись за столик.
– Хорошая у тебя компания, нечего сказать! – прошипел Банащак и скривился.
Весь мой страх тут же улетучился, я так и кипела от злости.
– Получше твоей будет! – отрезала я. – бритвами мои друзья не размахивают! Но если станешь рыпаться, пенсию по инвалидности обещаю!
– Уж я потолкую с твоей мамашей!
– Заткнись! – Что-то заставляло меня говорить как можно грубее. – Руки коротки мою маму обижать! Я больше знаю, чем тебе кажется, Банащак. Пиковая Дама – это только увертюра, поэтому не тявкай! Ты проиграл. Я мигом тебя упеку далеко и надолго, туда, где ты и в жизни-то не бывал. Только моей несчастной матушке мерещится, что ты можешь ее шантажировать. Меня ты ничем не возьмешь. Невелика храбрость девками в Щецине торговать. Всякие Мельки и Жемчужины тебя, может, и боялись, но сейчас времена не те. Да и я из другого теста, меня от тебя тошнит!
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты мотал отсюда в Щецин или к черту в зубы, мне плевать. Я знаю о твоих махинациях с водкой, знаю адрес твоей малины в Вилянове, знаю все о клиентах и мадам Кулик, бандерше из Свиноустья. Катись из Варшавы, причем немедленно, пока еще можешь унести ноги живым. Карты, фаршированные баксами, и те десять тысяч, что вы спрятали в книгах моего отца, получишь назад, но не забудь своего клоуна Омеровича. С тебя хватит или говорить дальше?
Банащака словно парализовало. Лицо посинело, он беззвучно разевал рот и тупо таращился на меня. Я торжествовала, хотя, честно говоря, было неясно, что же его больше всего напугало. Лишь позже мне стало известно, что мадам Кулик погибла под колесами автомобиля, а Банащак был уверен, что я и об этом в курсе.
– Как видишь, я в любой момент могу засадить тебя за диез с двумя бемолями, а с тобой вместе и всю твою шпану. Выбирай! – Я шла ва-банк.
– Какие твои условия? – прохрипел он наконец.
– Условия?! Я ведь уже все сказала, кретин! Вон из нашего дома, руки прочь от моей матери и брысь из Варшавы! Я тебя выселяю, ясно?
– Хорошо… хорошо, даю тебе слово, – забормотал он.
– Ах ты рыцарь на белом коне! Слово он дает! Еще и шутить изволит! – расхохоталась я ему в лицо. – Я приготовила здесь маленькое сочинение, которое ты сейчас собственноручно перекатаешь и подпишешься!
В своем литературном шедевре я подробно перечисляла все его пакостные дела, какие только знала, а начинался он словами: «Я, Владислав Банащак, признаюсь, что…»
– Я этого не подпишу! – выдохнул бандит, пробежав текст глазами.
– Подпишешь! Но уже у прокурора! Прощай! – Я повернулась, словно собираясь уйти.
– Подожди… Какие гарантии ты можешь дать?
– Только мое слово, но оно будет получше твоего! Но ты должен навсегда сгинуть с наших глаз.
– А если не соглашусь?
– Тобой займется прокурор.
– Дай мне время подумать.
– Над чем тут думать? Выбора у тебя нет. Я снова испугалась. Зачем ему понадобилось время? Что он еще замышляет? Никакого времени на раздумья!
– Эти доллары и… как их там… карты при тебе?
– Не такая дура. Они в безопасном месте у одного человека, которого ты не знаешь, вместе с копией этого текста, в пакете, адресованном в прокуратуру. Если со мной или с матерью что-нибудь случится, пакет отправится по назначению. Как видишь, я все предвидела и приняла соответствующие меры.
– Три дня на раздумья!
– Нет!
– Ну что ж… приходи завтра в восемь вечера в «Омар». Я же должен ликвидировать некоторые дела, как-то объясниться с женщиной, с которой живу…
Это ведь целые сутки… на что они ему? Вообще-то ему действительно надо как-то собраться.
– Ну ладно, – милостиво согласилась я. – Только помни, это не блеф, я прекрасно знаю, что ты гангстер, поэтому подстраховалась на все случаи. И заруби себе на носу: с моей матерью у тебя нет больше никаких дел. Исчезнешь тихо, по-английски. За тебя попрощается Омерович, когда будет убираться из нашего дома.
Из «Омара» я летела как на крыльях, чувствуя, что избавилась от кошмара, который мучил меня все эти долгие месяцы.
Но следующим вечером, ровно в семь часов, зазвонил телефон… Я хорошо запомнила время. Этот звонок мне не забыть никогда…
ПРОКУРОР
Мария Заславская приняла меня без удивления, словно ждала. Собралась она за пять минут, будто куда-то торопилась. Я понял ее. Она не хотела встречаться с домашними.
Но избежать этого не удалось. В гостиную вошла домработница и смерила меня подозрительным взглядом.
– Пани когда вернется? – обратилась она к хозяйке, хотя смотрела только на меня.
Заславская беспомощно молчала.
– Пани едет в прокуратуру и какое-то время там пробудет.
Сколько же ненависти было во взгляде старой женщины! По щекам ее градом покатились слезы.
– А что мне пану сказать, коли позвонит? Что я мог ей ответить! Если б можно было что-нибудь скрыть! Неужели эта, как там ее… Анеля ничего не понимает? Я разозлился. Можно подумать, это я виноват, что их мир рухнул! Мне было искренне жаль и профессора Заславского, и юную Доротку. Почему-то от этой жалости я еще больше злился и на себя, и на Заславскую.
– Можете сказать ему все, что угодно, это не мое дело, – буркнул я. – Я не собираюсь звонить профессору в Париж.
– Ах ты такой-сякой, я ему все равно правды не скажу, наша пани ни в чем не виновата, пока пан вернется, все уже уладится. Сам пан убедится, коли Бог у него в сердце есть!
– Анеля… если муж позвонит… скажи ему, что я уехала… на неделю в Закопане… А теперь иди, милая, иди… позаботься о Дороте! – выдавила Заславская.
«На что она рассчитывает?» – подумалось мне. Заславская открыла секретер.
– А ну отдайте! – Я схватил ее за руку. Тень улыбки на миг скользнула по ее лицу.
Заславская была очень бледна, под черными, неестественно блестящими глазами залегли голубые тени. Глаза занимали пол-лица. Она показалась мне еще красивее, чем в первый раз.
– У меня было достаточно времени, чтобы покончить с собой, и никто не смог бы мне помешать. Я этого не сделала, потому что умершие всегда неправы. Пожалуйста! – она подала мне пузырек с таблетками. – Мне понадобится поддержка…
Что тут – спокойствие, расчетливость или фатализм? Я не понимал эту женщину.
– Умоляю вас по возможности пощадить мужа и дочь. Они не заслужили такой жестокой участи.
Когда мы оказались в прокуратуре, Заславская попросила фенактил – то самое лекарство, которое я у нее отобрал.
При ней я позвонил в милицию, чтобы доставили гардеробщика и официанта из забегаловки с головоломной лестницей. Не сводя с Заславской взгляда, я продиктовал название ресторана.
– Не надо, – тихо сказала она. – Да, это я была там и я привела этого пьяного мужчину…
Передо мной сидела жена профессора юриспруденции, интеллигентная, рафинированная женщина, и рассказывала, как однажды вечером она отправилась в первую попавшуюся забегаловку, заманила одного из пьяных посетителей в квартиру Владислава Банащака, а потом улизнула оттуда под предлогом пополнить запасы спиртного…
