Дарья Калинина - Шахматы на раздевание
Харитонов совсем этому не удивился, он вообще не выразил никаких чувств. Ни удовольствия, ни недовольства.
И подтвердил:
– Да, я убил Костю.
– А его-то почему?
– Он поступал грешно и вводил во грех других людей.
– И в чем же заключался его грех?
Полицейские были готовы услышать любой ответ, что Костя был блудодеем, что он был вором, что он был лгуном, но услышанное поразило всех без исключения.
– Костя помогал людям жить лучше, – произнес Харитонов без тени улыбки на лице.
Придя в себя от услышанного, следователь поинтересовался:
– А разве это плохо?
И услышал ответ:
– Очень плохо.
– Но почему?
– Каждому вышедшему из утробы матери новому человеку в жизни земной назначено определенное воздаяние за его грехи. Жизнь дается нам для искупления собственных грехов и грехов наших предков. Пока человек не пройдет этот путь, его душа не сможет вернуться к Богу. И потому каждый из нас должен нести свой крест до самого конца, не ропща и не требуя снисхождения или помощи.
– И как же человек может искупить свои грехи?
– Помочь может только боль, болезнь, телесный недуг его самого или тех, кто ему близок, – серьезно ответил Харитонов. – И помогать человеку в этом нельзя. Помочь его страждущему больному телу – значит погубить душу человека. Болезнь дается нам от Бога, только он и может нас от нее разрешить.
– Но при чем тут Костя и другие?
– Они выступали не от Божьей воли, они слушались наущений дьявола. Губили свою душу и губили души тех, кому помогали. Сказано в Завете, чернокнижники и волхвы будут навечно изъяты из списков спасенных. Не будет для них в Судный день никакого спасения. Я спас этих людей от участи, ужаснее которой представить себе невозможно.
– Значит, вы им помогали?
– Я выполнял лишь то, что мне было предначертано свыше.
– Но вы сознаете, что совершали убийства?
– Я выполнял волю Божью. Был орудием в руках Господа.
– Но вы убивали!
– И за совершенные мною деяния готов вынести любое наказание.
– Учтите, оно будет суровым, – сухо предупредил его следователь.
– Все, как Ему будет угодно.
И Харитонов поник головой, признавая, что отныне он не может рассчитывать ни на чье милосердие, кроме милосердия Божьего.
Однако полицейские, уяснив себе мотивы совершенных Харитоновым преступлений, были вынуждены продолжить допрос. К этому побуждали их Эдик с Лисицей, маячащие рядом с ними и напоминающие о себе наводящими вопросами.
– Спросите у него, где украденные Костей ценности.
Харитонов внимательно выслушал вопрос и усмехнулся:
– Полагаете, что я мог опуститься до кражи? Нет, я этого не делал.
– А кто делал?
– Мне это безразлично. Я судил и приговаривал людей к очищению через смерть за волхование, которым они губили свои души и души своих пациентов.
И больше из Харитонова не удалось вытянуть ничего. Он признался в серии убийств, но не желал признаваться в том, что участвовал в кражах, которые случались в жилищах бывших клиентов Кости.
– Это не ко мне, – сказал он и затих, явно возмущенный тем, что его пытаются обвинить в столь низменном преступлении, каким являлась кража.
Только после долгих стараний полицейским удалось восстановить картину убийства Кости. Как и к прочим своим жертвам, Харитонов заявлялся к дизайнеру без всякого смущения. Честная и доброжелательная физиономия прораба у всех его знакомых вызывала самое искреннее доверие. Никому из жертв Харитонова и в голову не могло прийти, что честный прораб заявился к ним домой не по причине вскрывшегося недочета в работе его бригады, а совсем по другому поводу. Что он пришел их судить и убить.
– Люди даже сами открывали ему двери, будучи уверенными, что честный малый обнаружил какой-то промах в сделанной работе и собирается исправить его.
К некоторым облюбованным своим жертвам Харитонов подходил прямо на улице. Несколько знакомых имен, и люди были готовы идти с прорабом, куда бы он их ни позвал. С некоторыми своими жертвами, например, с Людочкой, прораб был знаком лично. Но о многих он знал лишь через каких-то своих знакомых, как в случае с Леной.
Люди, которых Харитонов приговорил к смерти, становились жертвами личного обаяния прораба, который выглядел, да и был честным и праведным человеком. Вот только беда была в том, что понятие праведности он трактовал весьма своеобразно.
После предъявления Харитонову обвинения Кира начала ждать извинений от Лисицы. Правильно угадав мотив, который двигал убийцей, она ожидала, что жених каким-то образом даст ей понять, что раскаивается в своих словах и особенно в том, что назвал ее версию чушью. Но время шло, а каких-либо признаков раскаяния в Лисице подруги не замечали. Он вел себя совершенно точно так же, как и обычно. Раскованно и слегка хамовато.
Минуло два дня, и Кира наконец заявила Лесе:
– Мне это уже начинает надоедать.
– Что?
– Лисица явно не собирается передо мной извиняться.
– А ты все еще ждешь?
– Жду.
– Забудь, – посоветовала ей от души Леся. – Уверена, он точно уже забыл, что наговорил тебе в свое время.
– Но это же неправильно! – возмутилась Кира. – Он мне нахамил, а я должна об этом забыть?
– Всегда забывала, а теперь не можешь?
– Могу, но… Но не хочу! Мне надоело такое отношение, Лисица мне ничего не рассказывает.
– О чем, например?
– Например… Да хотя бы взять эту синюю воду, которой они залили весь первый этаж. Откуда она взялась?
– Эдик сказал, что они хотели постирать свои грязные вещи, которые привезли с охоты. Не хотели затруднять нас просьбами, но не знали, как включается стиралка, и еще перепутали стиральный порошок с синькой. Отсюда и синий цвет у воды.
– Видишь, ты в курсе, а я бы так ничего и не знала.
– Тогда поговори с Лисицей.
– И как ты себе представляешь этот разговор?
– Подойди к нему и спроси, почему он так ведет себя.
– А он спросит, как это «так»?
– Ну, объясни ему. Скажи, что тебе не нравится, что он обзывает нас глупыми клушами и прочими обидными прозвищами.
– Говорила много раз. Он считает, что ничего особенного не происходит.
– Тогда… тогда устрой ему сцену. Помнишь, как я тогда разыграла перед ним страшную обиду? А ведь он не делал ничего особенного, вел себя как обычно.
– И что? – заинтересовалась Кира. – Он перед тобой потом извинился?
– Нет, – смутилась Леся.
– Вот видишь.
– Но зато он больше так себя не вел! По крайней мере, некоторое время точно.
Кира призадумалась и пришла к выводу, что Лисица и впрямь после устроенной Лесей сцены начал вести себя более прилично. Он уже не так мучил их недосказанностью и на поставленный вопрос отвечал прямо и не через час, а всего лишь в течение пяти-десяти минут. Это было своего рода прогрессом и заставило Киру наметить на сегодняшний вечер обширную программу по окончательному приведению жениха в чувство.
– Леся права: если я недовольна поведением Лисицы, то не надо на него бурчать по пустякам или злиться в душе, надо честно поговорить с ним и высказать все накопившиеся у меня к нему претензии. Если захочет, пусть учтет их. А если нет… что же, никто его тут не держит. Проживу и без него.
И к вечеру Кира успела так накрутить себя, что почти с нетерпением дожидалась возвращения мужчин. Они вернулись даже раньше, чем подруги их ждали. У Леси на ужин планировалась утка с апельсинами. Она вычитала этот рецепт в Сети и теперь с нетерпением дожидалась того момента, когда уточка зарумянится и ее можно будет попробовать. Для этого было нужно подождать еще полчасика, о чем Леся честно и предупредила мужчин.
Но тех это ничуточки не огорчило и не расстроило.
– Ваша стряпня нам сегодня вообще не пригодится, – сказал Эдик.
Девушки с недоумением уставились на них.
– Вот как?
– А почему?
– Потому что ужинать мы с вами пойдем сегодня в ресторан! – торжественно объявил подругам Лисица. – И не просто в ресторан, а в самый дорогой и шикарный, какой только найдется в нашем городке!
Леся радостно запрыгала на месте, хлопая в ладоши и смеясь:
– Как здорово!
Но, наткнувшись на твердый взгляд Киры, внезапно осеклась. Кира же почувствовала, что подвернулась подходящая минута, чтобы заявить Лисице о своих претензиях.
И подбоченившись, она сказала:
– А что же нам делать с той едой, которую мы с Лесей готовили для вас целый день? Выкинуть?
– Зачем выкинуть? Мы ее съедим.
– Когда? Мы же идем в ресторан.
– Завтра съедим.
– До завтра все засохнет и потеряет вкус!
Кира чувствовала, что ее несет куда-то не туда, что она, вместо того чтобы спокойно и четко изложить Лисице суть своих претензий, превращается в его глазах в законченную стервозину. Поэтому она попыталась взять себя в руки и произнесла:
– Но даже если забыть про испорченную еду, то все равно… Почему вы так с нами поступаете?
