Дарья Донцова - Бенефис мартовской кошки
Тамара Павловна замялась, потом, понизив голос, сказала:
– Конечно, мы его и похоронить пока не можем. Милиция до сих пор тело не отдает, зачем-то оно им нужно. Но знаете, Дарья Ивановна, грех, конечно, так говорить, Кариночка до сих пор в шоке, любила она мужа-то, только господь нас от него освободил. Измучил совсем, никаких сил не осталось.
– Пил?
– Хуже, – грустно отмахнулась Тамара Павловна, – сначала дрянь всякую глотал, потом колоться начал, а ведь какой приличный человек вначале был, неудачник, правда…
– Почему?
Тамара Павловна налила мне еще ужасного чаю и взглянула на часы. Ей явно хотелось выговориться.
– Вы на машине? – спросила она.
– На электричке.
– Тогда вам придется у меня часок посидеть, сейчас последняя в Москву пойдет, потом перерыв.
Словно торопясь подтвердить ее слова, загрохотал поезд. В буфете тоненько затренькали рюмки и стаканы, запрыгала на столе пустая хлебница.
– Заболтались мы, – вздохнула Тамара Павловна.
– Ну и ладно, – улыбнулась я, – надо же иногда и отдыхать. Поеду через час, не беда, а почему ваш зять неудачник был?
Хозяйка грустно улыбнулась:
– Видать, таким уродился, не пришей кобылке хвост, учителем работал в школе.
– Да? Уважаемый человек!
Тамара Павловна махнула рукой:
– Куда там! Они с Карочкой поженились, когда на последнем курсе он был. Муж, покойник, злился, все говорил: «Ему прописка нужна, а не Карина».
Но Тамара Павловна о всех людях думает сначала только хорошее, поэтому и встретила молодого зятя с распростертыми объятиями. Ну и наплевать, что он из провинции, без роду и племени. У самих, чай, не графы и не князья в предках. Дом большой, пять комнат, есть где разместиться. Кариночка счастлива, летает, словно крылья выросли, в хозяйстве еще одни руки прибавились, чего еще надо? Только жить да радоваться.
Но скоро добрейшей Тамаре Павловне стало ясно, что никакого толку от молодого зятя в хозяйстве нет. Руки у него росли оттуда, откуда у большинства людей торчат ноги. Ни гвоздя прибить, ни воды наносить, ни дров наколоть Вадим не мог. Тесть только крякал, глядя, как супруг дочери устраивается за столом с пачкой бумаги. Впрочем, разок он попытался призвать зятька к порядку и сказал:
– Слышь, сынок, мы с матерью уже старые коровам хвосты крутить, ты бы пошел да поменял в хлеву подстилку животине, и поскреби Зорьку, вся в говне стоит.
Вадим сморщился, словно хлебнул уксусу, Карина мигом подскочила:
– Сейчас сделаю.
– Сиди, – велел отец, – для тяжелой работы мужики есть.
Но Вадим даже не шевельнулся.
– Папа, – укоризненно обронила Кара, – Вадик не может терять свое драгоценное время на такую ерунду, как чистка коровника.
– Да? – нахмурился отец. – А почему? Значит, масло с творогом хавать сколько угодно, а Зорьку обиходить никак? Неправильно получается, кто не работает, тот не ест!
Карина быстренько вытолкала не к месту разошедшегося отца из своей спальни и зашипела:
– Папа, Вадим не такой, как мы, он человек интеллектуального труда, пишет философский труд, когда его опубликуют, мой муж сразу станет знаменитым. И как, по-твоему, такого ученого с вилами в хлев отправить можно?
Иван Николаевич только почесал в затылке, но возразить любимой доченьке, и так засидевшейся в девках, не посмел. Неизвестно, как бы повел себя дальше привыкший всю жизнь тяжело трудиться крестьянин, но через пару недель после того разговора Иван Николаевич умер.
Тамара Павловна, добрая и наивная, сначала верила, что зять создает нечто гениальное. На фоне других парней из Аракелово он выглядел белой вороной, не пил, не курил, не бил Карину, был безукоризненно вежлив, никогда не закатывал скандалов. Правда, ничего не зарабатывал. Скромной зарплаты учителя хватало только-только на необходимое самому Вадиму. Первое время теща не могла нарадоваться на зятя, он никогда не отказывался заменить ее в консерватории, а главное, его безо всякого страха можно было подпустить к директорской ложе.
«Господи, – думала иногда Тамара Павловна, мучаясь от противной мигрени, – хоть в чем-то повезло. А нашла бы себе Карина такого, как Павлик Сомов? И делать что? Вечно пьяный!»
Но время шло, Тамаре Павловне стало казаться, что Павлик Сомов не такой уж и плохой вариант. Да, заливает по-черному, порой никаким домой является, зато сколько зарабатывает! Сомовы сделали на зависть всем соседям ремонт, купили «Жигули», а Вадим все пишет и пишет, изредка вежливо сообщая:
– Мне нужна рубашка, – или, – ботинки в негодность пришли.
Карина вертелась колбасой, стараясь выдоить из домашнего хозяйства побольше прибыли, Тамара Павловна в своей консерватории не только обихаживала директорскую ложу, но и подрядилась мыть лестницы. Бедные бабы надрывались, Вадик спокойно творил.
Потом Тамара Павловна стала замечать странности. Зять, раньше с удовольствием наворачивавший гречневую кашу с жирным, деревенским молоком, теперь практически перестал есть, только жадно пил чай.
– Может, у него диабет? – робко спросила мать у дочери.
– Не лезь не в свое дело, – окрысилась Карина, – Вадик здоров, устает просто.
Тамара Павловна пребывала в глубоком недоумении. Ну как можно устать, сидя день-деньской у стола? Вадим даже уволился из школы, мотивируя свое нежелание каждый день ходить на работу просто:
– Платят копейки, а требуют целый воз, и вообще, мне надо больше работать над книгой.
– Конечно, Вадя, – умилилась глупышка Карина, – не стоит себя тратить на идиотских детей, лучше работай дома.
Тамара Павловна, услыхав эти слова неразумной, безоглядно влюбленной дочери, только покачала головой. Теперь придется лентяю «на свои» покупать сигареты.
Затем у Вади начал резко портиться характер, Карина стала подолгу сидеть в ванной, выходила с красными глазами и на все вопросы матери огрызалась, словно неразумный подросток:
– Отстань, все в порядке.
Тамара Павловна продолжала удивляться. Вадим вроде трезвый, а шатается, отвечает невпопад, глаза подозрительно блестят… По всем признакам пьян, но запаха-то нет! Потом настал день, когда, вытряхивая помойное ведро, она обнаружила странный кулечек из плотной коричневой бумаги. Недоумевая, что это такое, женщина развернула пакетик и увидела несколько использованных одноразовых шприцев.
Уж как ни была наивна Тамара Павловна, только даже она сообразила, в чем дело. Вне себя от негодования, она принесла шприцы домой, положила их в кухне на стол и впервые в своей жизни устроила детям разбор полетов.
Сначала Карина тупо молчала, потом разрыдалась и пустилась в объяснения. Оказывается, в последний год у Вадима плохо продвигалась работа. Философский труд буксовал. Чтобы подстегнуть мозг, парень попробовал «экстази». Результат впечатлил, всю ночь он просидел у письменного стола, не ощущая усталости. Через некоторое время «экстази» перестал оказывать нужное действие… В общем, спустя двенадцать месяцев после первого приема наркотика Вадим плотно подсел на героин.
Естественно, Карина была в курсе дела. Чтобы обеспечить муженьку необходимую дозу, жена распродала сначала нехитрые украшения, а потом спустила все накопленные Тамарой Павловной средства на «черный день». Чего было больше в этом поведении? Рабской любви или глупости?
Поняв, что теща в курсе происходящих событий, Вадим перестал стесняться, и в доме начался ад. Те измученные люди, в семье которых имеются родственники-наркоманы, поймут бедных женщин, оказавшихся один на один с несчастьем. Забившись вечером под одеяло, Тамара Павловна с тоской вспоминала то время, когда Вадим сидел за письменным столом, изображая из себя философа. Сейчас бы она все отдала, чтобы зять вновь принялся за рукопись, носила бы ему чай и свежепожаренные оладьи…
Но возврата к прошлому не было. О написании книги парень давно забыл, вся жизнь его теперь превратилась в цепь одинаковых событий: поиск денег, укол, кайф, поиск денег, укол, кайф, поиск денег, укол, кайф…
«Уж докололся бы до смерти, – подумалось как-то раз Тамаре Павловне, уставшей от того, что все заработанные деньги исчезают, словно в черной дыре, – похоронили бы по-людски, отплакали и успокоились». Будучи женщиной верующей, истинной христианкой, Тамара Павловна испугалась, побежала в церковь и стала просить у господа прощения за греховные мысли, только они все равно лезли в голову. А потом случилось то, что случилось.
– Представляю, что пришлось вам пережить! – сочувственно сказала я.
– Нет, – покачала головой хозяйка, – такое трудно понять человеку, который не испытал подобного ужаса. Впрочем, и слава богу, что не знаете. Как мы с Карочкой умом не тронулись! Хотя господь дает каждому посильный крест. Значит, создатель посчитал, что я и дочь можем вынести такое испытание. Но было трудно, ох как трудно!
Она замолчала, потом тихо добавила:
