Юлия Климова - Грымза с камелиями
– Маленькая круглая баночка, ничего особенного... А! Вспомнила, там написано «Крем».
Я мило улыбнулась.
– Я постараюсь ни с чем не перепутать, – саркастично сказал Воронцов и тоже взялся осматривать территорию.
Мы двигались с ним навстречу друг другу, нас разделяли метры...
– Как ты сходила к своим? – спросил он, отодвигая старый кувшин.
– Давайте зажжем еще свечи, ничего же не видно.
– Не надо.
– Хорошо сходила, мама была очень рада меня видеть, впрочем, как всегда, – ответила я, продолжая дрожать.
Между нами осталось два метра.
– Здесь не так плохо, как кажется снаружи, – сказал Воронцов.
– Мне здесь вообще очень нравится, только холодно, жаль, что вы меня отсюда выселили.
– Сейчас я затоплю, – бросил он и направился к печке.
Расстояние между нами увеличилось.
«Сейчас загорятся березовые поленья, и станет тепло, я перестану дрожать... ведь это от холода, так?»
– Я часто думаю о тебе, – сказал Воронцов, щелкая зажигалкой.
Усевшись на пол возле тумбочки, я сделала вид, что поглощена поисками. Тяжелое это занятие – искать крем!
– И какие же мысли посещают вас?
– Разные, – он улыбнулся, – но всегда приятные.
Я повернула голову, и мы встретились глазами. Видно не было, но я знала, что они у него необыкновенно каштановые.
– Давай признавайся, что и ты думаешь обо мне, – он засмеялся.
– Всегда вы требуете от меня невозможного, не буду, – замотала я головой, – и вообще у меня, знаете ли, есть дела поважнее, чем думать о всяких эксплуататорах.
Он направился ко мне, и расстояние вновь стало сокращаться. Оно сокращалось очень быстро до тех пор, пока между нами не осталась всего лишь точка – полмиллиметра страха.
Воронцов сел рядом и ласково спросил:
– Нашла свою пропажу?
– Нет, – ответила я, проводя пальцем по шершавой дверце тумбочки.
Он взял мою руку и нежно поцеловал ее. Вы понимаете... даже полмиллиметра не осталось...
– Иди ко мне, моя девочка, моя маленькая девочка...
Подняв голову, я опять посмотрела в его глаза.
– Я хочу быть с вами... – прошептала я тихо.
«Он обязательно должен меня сейчас поцеловать. Обязательно!»
Воронцов обнял меня и осторожно уложил на полу.
– Маленький котенок, – сказал он и поцеловал.
Спасибо. Я закрыла глаза.
«До чего же я счастлива сейчас! Я счастлива не только тем, что происходит, но и ожиданием того, что произойдет. Уже никто и ничто нам не помешает...»
Он осторожно, не торопясь, расстегнул пуговицы на моей рубашке и нежно поцеловал в плечо... Я открыла глаза, и взгляд мой полетел высоко к потолку... На самой обыкновенной балке, почти под крышей, лежала ничем не прикрытая и вовсе не спрятанная от чужого глаза такая долгожданная коробка, обтянутая тканью...
Я вновь закрыла глаза. Меня это совсем не интересовало... слишком сильно стучало сердце, слишком сильно... Он прижал меня к полу... я сжала его руку, и бесконечная нежность унесла меня далеко... очень далеко...
Глава 29
С одной стороны – мне очень хорошо, просто волшебно! С другой... петля на моей шее затягивается...
Если вам скажут, что сказки – это выдумки писак и фантазии впавших в детство безумцев, – согласитесь! Кивните, скажите «да», тысячу раз «да», а потом сидите и улыбайтесь, просто улыбайтесь. Плевать на все. Кругом сказка!
Мне хотелось рассказывать о своем счастье каждому встречному и одновременно хотелось молчать и не говорить ни слова – я боялась расплескать то тепло, которое переполняло мою душу.
– Сидишь без дела? – раздался едкий голос Екатерины Петровны. Она вплыла на кухню и подбоченилась. – Выходной у тебя закончился вчера, если ты помнишь, конечно, об этом.
– Ну, почему же без дела, – улыбнулась я, глотая обжигающий кофе, – я очень даже занята, я плыву.
– Что?
– Я переплываю океан. Легкие волны несут меня вперед, и уже не важно, смогу ли я вернуться к берегу, доплыву ли до противоположного или бескрайняя стихия навсегда станет мне домом.
– Ты пьяна, что ли? – Екатерина Петровна посмотрела на меня опасливо, и правильно сделала. Я, конечно, не была пьяна, но совершить что-нибудь неадекватное вполне могла.
– Даже ругаться с вами не хочется, – устало сказала я.
– Ах ты лиса! Говори, что натворила, думаешь, я не понимаю, что ты неспроста тут всякую ерунду несешь!
– Не мешайте, я поплаваю в своем океане еще минут пять и начну работать.
– Ты что натворила, говори?
– Я украла колье и убила этого несчастного, – охотно ответила я на вопрос и тяжело вздохнула. «Пусть отстанет, пусть она от меня отстанет».
– Что?
«С кем я решила шутить... сейчас ведь будет кричать целый час».
– Шутка, – отмахнулась я, понимая, что лучше сказать ей об этом сразу.
– Я так и думала, – со свистом прошептала Екатерина Петровна, – я так и думала, что это ты, вот как только тебя увидела, так и поняла, что хорошего не жди. Убийца!
– Повторяю для слабослышащих и людей с ограниченным количеством серого вещества в голове, а также для душевных инвалидов – я пошутила.
– Не зря меня Максим Сергеевич про тебя спрашивал, он-то человек опытный, все чувствует, его ты не проведешь, – сотрясая кулачком в воздухе, взвизгнула верная делу следствия Дюймовочка.
– Отстаньте, – начала я злиться. Вот не понимает она по-хорошему.
– Ты мне рот не закроешь, я все расскажу Максиму Сергеевичу!
– Вы не выспались, что ли, Екатерина Петровна? Травку какую-нибудь пожуйте, а хотите, я раздобуду для вас снотворное?
– Это ты, это точно ты! – не унималась великая сыщица. Остановить ее было уже невозможно.
– Я говорю, как спали-то сегодня? Таблеточки не нужны?
Это же надо, так с утра настроение испортить! Собственно, мне на ее бредни было наплевать, но мечтать при таком инородном визге совершенно не получалось, а я как раз собиралась в сто первый раз вспомнить вчерашний вечер и заодно ночь.
– Мне от тебя ничего не нужно, – повышая голос, ответила Екатерина Петровна, – ты же отравишь меня, негодная! Не нужны мне твои таблетки, у меня свои, слава богу, есть. Не подходи!
Если учесть, что я продолжала сидеть за столом, изредка поглядывая в окно, то ее фраза – «не подходи», звучала особенно комично.
– Да что вас убивать, – махнула я рукой, – не очень-то это интересно, а потом вы ведь ко мне по ночам в кошмарных снах приходить будете, а мне бессонница ни к чему, так что и не мечтайте, убивать вас я не стану.
– Максим Сергеевич! Максим Сергеевич! – заголосила Екатерина Петровна.
Максим, видно, хорошо научился реагировать на крики – не прошло и трех минут, как он оказался на кухне. Ах, мой милый следователь!
– Что здесь происходит? – сердито поинтересовался он.
– Это она убила того мужчину, – зашептала Екатерина Петровна, тыча в меня половником.
Закатив глаза, я постучала пальцем по виску, что переводилось, как «что взять с этой сумасшедшей?»
– Почему вы так решили? – спросил Максим Сергеевич, явно не разделяя тот диагноз, который я только что поставила противной Дюймовочке.
– Она призналась, сама только что призналась... Говорит – и драгоценности она украла, и мужика убила.
Взгляд Максима стал вопросительным.
– Это была шутка, – улыбнулась я, – а вы, кстати, Екатерина Петровна, где в ту ночь были? Может, это вы парня загубили?
– Да как ты смеешь! – пропищала она, смешно тряся кулачками, и тут же спряталась за Максимом.
– Аня, пойдем со мной, – сказал Максим.
Попрощавшись с остатками кофе, забыв о мечтах, я поплелась на очередной допрос. Отскочив в сторону, Екатерина Петровна вжалась в стену. Наверное, бедняжка не сомневалась, что я ее скоро убью. Я не смогла сдержаться от маленькой шалости – резко повернулась в ее сторону и крикнула:
– Отдай свое сердце!!!
Екатерина Петровна завизжала тоненьким голоском, блюдце и чашка на столе звякнули и задрожали. Максим, нарушив профессиональную этику, выразился витиевато и, мягко говоря, нецензурно, и я от удовольствия захихикала. Как же было жаль, что девчонки этого не видели – уверена, они бы мной гордились.
Оставив Екатерину Петровну на кухне, мы направились в комнату Максима.
– Ты понимаешь, что убили человека, и это не шутки? – грозно спросил он, хлопая дверью. – Убийца, возможно, находится в радиусе одного километра, я устал от твоих милых шуток!
– Извините, – пожала я плечами и изобразила на лице виноватую улыбку, – просто она противная. Это же уважительная причина, не так ли? Я знаю, вы хороший человек и поймете меня, очень прошу – не сердитесь.
