Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут
– Нет, а что должно было произойти? – Бабка начала пугаться, и мы с Машей выразительно показали Кириллу, чтобы он заткнулся.
– Не-не, это хорошо, что все в порядке… – буркнул Кирилл и повел нас к лестнице.
Поднимаясь, Машка громко возмущалась:
– Блин, у Дианки семь пятниц на неделе! Щас покажу ей, где раки зимуют!
А я даже не знала, что и думать.
Впрочем, все мысли меня оставили в тот злосчастный момент, когда мы открыли дверь в «розовую» комнату.
На журнальном столике стоял нераспакованный чайный сервиз в картонной коробке, коробка конфет и дымящийся электрический чайник. Сама хозяйка тем временем болталась подвешенная на люстре, задушенная собственной косой…
Глава 16
Машка истерично завопила. Я хотела было крикнуть, да горло от увиденного пересохло, и я закашлялась. Кирилл одурело хлопал глазами.
На Машкин крик прибежала баба Клара. Увидав внучку, запричитала:
– Ой, внученька, моя кровиночка-а! Ой что же ты наделала-а! – Забегала кругами по комнате. – Ой как же тебя отпевать-то? Горе-то какое-е! Ой Господи-и!
Она вопила так громко, что у меня заложило уши, и так душераздирающе жалостливо, что мне захотелось плакать, но не по Дианке, а по ее бабушке, думая, сможет ли она, бедная, пережить такое.
Кирилл тут же пришел в себя и срочно вывел старую женщину из комнаты. Следом затренькал телефон на столе, – это Кирилл набирал по параллельному из другой комнаты 02.
Я же, стряхнув с себя неприятное, сковывающее наваждение, начала осматриваться. У меня есть время, пока не приедут менты и не выгонят всех отсюда.
Мария продолжала стоять посреди комнаты как изваяние, прижав ладонь ко рту и не сводя глаз с умершей подруги. Вот уж кого тоже не мешало бы вывести из помещения.
Итак, конечно, повеситься только на одной косе не хватило бы для смерти. Она была обмотана вокруг шеи, а дальше вплетенная в нее веревка была привязана к основанию люстры. Рядом валялся стул. Я подошла к телу и потрогала: еще теплая. Конечно, Маша ее видела совсем недавно. Что же случилось?
Тело девушки в ответ на мое действие слегка зашаталось. На ней был белый с розовыми цветами сарафан на пуговицах (опять же не поймешь, халат это или незатейливое деревенское платьице), вплетенная в косу веревка также имела яркий розовый цвет и при этом походила на удлиненный шнурок, достаточно плотный.
Окно было приоткрыто, а музыкальный центр стоял на полу, под подоконником. Это привлекло мое внимание, и я подошла ближе. Обмотав руку подолом майки, сильнее открыла одну створку окна и выглянула наружу.
Нет, без вариантов. Сюда никак нельзя было бы влезть. Второй этаж, труба довольно далеко. Что же получается? Она вскипятила чайник, достала новый сервиз и покончила с собой? Грозясь застрелиться, повесилась? Такого еще не было в моей практике. Собственно, я и расследовала не так много дел, но мне кажется, даже за всю свою рабочую деятельность друг Акунинский такого не встречал. Кстати, где же револьвер?
Здесь как раз вернулся Кирилл и вывел из комнаты Марию. Затем присоединился ко мне. Я успела отыскать нужный предмет и ткнула пальцем за кресло:
– Смотри. Револьвер.
Кирюха присел и протянул руку.
– Нет! – одернула я его. – Не трогай, это лишнее.
– Из него же никого не убили, – возразил Кирка и все-таки вытащил оружие. Револьвер был маленький, судя по цвету и отблеску, и впрямь серебряный. Дуло имело удлиненный вид и было покрыто какой-то затейливой резьбой, серебристый цвет этого барельефа смешивался с темно-серыми винтообразными полосами не то из камня, не то из какого-то другого металла, с виду не разберешь. Кирилл с легкостью, одним щелчком открыл барабан. – Пусто.
– Странно, – пробормотала я. – Это все чертовски странно.
– Что же тут странного? Она хотела застрелиться, но револьвер не выстрелил, так как не был заряжен. Тогда она… того… – Он кивнул на тело. Несмотря на врожденную робость, Кирилл сейчас не терял самообладания, и это было мне большим подспорьем. Что ни говори, а мужчины в таких делах, несомненно, лучше.
Я покачала головой, не соглашаясь с простотой сделанного вывода:
– А чайник? Она его зачем-то вскипятила. И бабка сказала, что она нас ждала в гости. Выходит какая-то ерунда. И посмотри, как она висит: разве не удобнее было бы повеситься просто на веревке? Да на какой-нибудь добротной, а не на этом шнурке? Зачем вообще этот фокус с косой? Точно она сама над собой насмехается.
– Да нет, тут все чисто, – спорил со мной друг и «будущий муж». – Гляди: стул валяется – раз, Машка говорит, она грозилась покончить с жизнью – два, предсмертная записка – три.
– Что? – удивилась я. – Какая еще записка?
– А вон, на тумбе возле кровати. По крайней мере, это лист, на котором сверху лежит ручка, и вроде он исписан.
Мы приблизились и удостоверились в Кирюхиной догадке: это взаправду было предсмертное письмо.
«Я ухожу… Но не где свет —Я ухожу туда, где тьма.Любви на свете больше нет,А горем напилась сполна».
– Задави меня кузнечик! – подпрыгнула я. – У вас что, правда факультет поэзии?
– Я ж говорю! – поддакнул Кирилл и резюмировал: – Самоубийство. На самом деле, ты права: тут что-то есть. Да, я слышал, что она убивалась по тому парню, но через пару дней стала такой, как была. Вообще перепады настроения всегда были ее особенностью. Она избрала себе стиль этакой экспансивной девицы, чтобы выделиться на факультете, и все ее так и воспринимали. Суицидальные наклонности, особенно показные, если верить психологии, у таких натур встречаются чаще, но я лично ничего такого не замечал. И, когда Машка говорила нам это по дороге, как-то не очень верил, что она натурально хочет застрелиться. – Что ж, в этом мы были солидарны: меня посещали те же мысли, что и Кирилла. – А помнишь, какой она веселой была в тот день, когда мы пришли в гости?
– Да, – кивнула я.
– Но других вариантов я не вижу. Получается, самоубийство.
Я отметила еще одну странность:
– Маша говорила про Дианкино поведение, а бабушка ничего такого не заметила. Что же, запугав Машку, она на минуту снова стала обыкновенной, спустилась вниз за чайником, поговорила с бабушкой, сообщила, что мы придем, а потом в нее снова что-то вселилось, она поднялась к себе и повесилась? Да еще и таким способом? И вообще, как это понимать: «Она вас ждет», – сказала бабка. То есть Маша перед уходом сказала ей, что приведет помощь в твоем лице? Но она не могла знать, что найдет нас вместе.
Кирилл пожал плечами:
– Может, Дианка сказала, что к ней придут друзья, вот баба Клара и не удивилась, увидев и тебя на пороге вместе с нами.
– Надо поговорить с Машей, – твердо сказала я, но следом выяснилось, что Кирилл велел ей идти домой и она совету вняла, по крайней мере, в доме ее к этому времени уже не было.
Тут послышались полицейские сирены, я решила бросить последний взгляд на комнату, потому что более меня бы сюда не пустили, а хотелось все же обнаружить какую-то зацепку, чтобы знать наверняка: сама она повесилась или нет.
– Идем же, – проворчал Кирилл и уже взял меня за ладонь, но что-то меня дернуло подойти к стеллажу.
Я начала перебирать книги на известной мне полке.
– Что ты делаешь? – возмутился Кирюха.
– Помнишь книгу? Темно-зеленую? – не отрывая глаз от полки и не останавливаясь, говорила я. – Когда Диана искала карты, она упала с полки, а я подняла.
– Не понимаю, о чем ты. Какая еще книга?
До тех пор, пока менты не явились в эту комнату, я ни на секунду не переставала изучать стеллаж, но книгу со страшным символом на обложке так и не нашла. Разумеется, опера стали гневаться, что мы тут им следы портим, пришлось ретироваться с места происшествия, однако домой мы не пошли, как Мария, а остались ждать снаружи, возле крыльца. Вскоре лавочка освободилась, так как две старые сплетницы, узнав, что, собственно, случилось, побежали в дом, то ли чтобы утешить бабу Клаву, то ли чтобы удовлетворить любопытство, так или иначе, но ждали мы теперь с комфортом.
Через час мужчины сообщили нам, что это истинный суицид, выдали на руки бабке справку, велели ждать труповозку и укатили с чистой совестью. Моя же совесть, наоборот, ощущала себя прескверно, да и я вместе с ней. Что-то как-то это все мне сильно не нравилось. Наверно, из-за того, что я все же рассчитывала в будущем переговорить с умершей, дабы прояснить некоторые детали, да и вообще понять окончательный мотив ее ужасных действий, а теперь ясно осознала: переговорить с ней не удастся, и все мои вопросы останутся без ответа, так как Валерий все равно ничего не помнит и, скорее всего, уже не вспомнит. Ну и плюс к тому, опять же странен сам способ самоумерщвления. Мы бежали к дому, молясь о том, чтобы успеть отнять у Дианы револьвер, пока она себя или еще кого-нибудь не пришила, попав в дом, на минуту решили, что все в порядке и буря отменяется, и вот, открыв дверь, мы видим ее в петле из собственной косы. Что ни говорите, это очень подозрительно. Но возможно, менты и правы. Кто мог ее убить? Баба Клара все время была в доме или около него, даже когда она выходит, чтобы посидеть на лавочке, наверняка, входная дверь запирается. В окно влезть было бы очень сложно, хотя ограждение вокруг дома низкое, больше даже символическое. Но почему она вдруг решилась на это?
