Наталья Александрова - Белые ночи с Херувимом
Он нажал на нее, и комнату залил резкий, безжалостный свет люминесцентных ламп.
В первый момент он испытал облегчение.
Яркий свет рассеял тревожный сумрак, рассеял гнетущую настороженную полутьму.
Но уже в следующую секунду Сергей понял, что при этом ярком свете он стал более уязвим, более заметен. Он чувствовал себя так, как будто вышел голым на сцену многолюдного зала. Кроме того, теперь его детская хитрость не обманула бы никого – при ярком свете валик одеяла никто не примет за спящего человека…
И в довершение ко всему из коридора донесся звук приближающихся шагов.
Всего несколько минут назад Сергей страстно желал услышать человеческие шаги, желал, чтобы в палату кто-нибудь пришел, кто угодно, лишь бы не оставаться одному, а теперь этот звук вызвал у него животный страх.
Он попытался справиться с этим страхом, убедить себя, что для него нет никаких реальных причин, просто у него разыгрались нервы, и по коридору идет кто-то из его соседей или дежурная медсестра наконец соизволила заметить его вызов…
Но это была жалкая попытка самообмана.
По коридору шел не пациент больницы, не медсестра, не нянечка.
По коридору шел кто-то чужой, посторонний. Это было ясно по звуку шагов – осторожных, крадущихся.
Пока не поздно, Сергей выключил свет.
На этот раз обрушившаяся на палату темнота показалась ему спасительной, дружелюбной. Она спрятала его, успокоила, внушила ему обманчивое, хрупкое чувство безопасности.
Впрочем, за дверью палаты тут же снова раздались приближающиеся шаги, а в следующую секунду дверь с тихим, вороватым скрипом начала открываться…
Я стояла на больничной стоянке и разглядывала черную машину, выделявшуюся среди белых автомобилей «неотложки», как белая ворона… точнее, как черный лебедь в стае белых лебедей.
Это была точно такая же машина, как та, которую мы видели возле дома заказчицы.
Нет, не такая же – это была именно та машина.
Я узнала хищный оскал капота, приземистый силуэт и чуть заметную вмятину на левом крыле.
Только на этот раз в машине никого не было.
Неужели я опоздала? Неужели люди из черной машины раньше меня отыскали Сергея и приехали в больницу, чтобы завершить то, что недоделали два месяца назад? Неужели тонкая нить, на которой висит его жизнь, оборвется?
В любом случае я не должна терять ни секунды, не должна стоять здесь, тупо пялясь на этот черный автомобиль!
Я влетела в больничный холл, огляделась по сторонам.
Здесь было тихо и безлюдно.
Подойдя к окошечку с надписью «Справочная», я заглянула внутрь.
Там тоже никого не было.
Что здесь творится? Вымерли все, что ли?
Я заглянула в окошко как могла дальше и крикнула:
– Эй, есть кто живой?
В ответ на мой призыв послышалось гнусавое «мяу», и из-за стеллажа с документами вышла крупная пятнистая кошка. Она неторопливо приблизилась ко мне, села и принялась тщательно умываться.
– Ну, ты мне вряд ли чем-нибудь поможешь! – проговорила я и снова оглядела холл.
Из бокового коридора появилась полная женщина средних лет в белом халате. Она торопливо приближалась, заметно прихрамывая и недовольно бормоча:
– Ну, что надо? Что надо? На минуту всего отошла – уже кричат! Что за люди! Здесь, между прочим, не дискотека, здесь больница, здесь кричать не положено!
– Я не кричу. Я просто искала кого-нибудь живого. Мне нужно найти больного Капустина… то есть Малинина.
– Так Капустина или Малинина? – переспросила тетка, проходя за загородку справочного стола. – Вы уж как-нибудь определитесь, девушка, к кому пришли!
– Наверное, он у вас записан как Малинин. Алексей Малинин.
– Малинин будет на «М»… – Женщина постучала по клавиатуре компьютера и сообщила:
– Ваш Малинин в четвертом отделении, в палате номер три. Это на четвертом этаже. Только приемные часы все равно закончились.
– Спасибо! – Я развернулась и направилась к лифту.
– И к нему только что прошли другие посетители, – добавила она мне вслед.
– Что? – Я встала как вкопанная и обернулась. – Какие посетители?
– А я знаю? – равнодушно проговорила служащая. – Родственники или сослуживцы…
Я охнула и перешла на бег.
Лифт, как ни странно, работал, и через минуту я уже стояла перед дверью четвертого отделения.
На двери красовалась табличка, строго предупреждающая, что входить в отделение можно только в сменной обуви. Я решила, что правила для того и существуют, чтобы нарушать их в критической ситуации, и толкнула дверь отделения.
Я оказалась в длинном, тускло освещенном коридоре, куда выходили двери палат, выкрашенные белой масляной краской. В дальнем конце этого коридора уютно светилась зеленая лампа на столе дежурной сестры. Сама сестра сидела за столом, низко склонившись над какими-то бумагами.
Я пошла в том направлении, читая на дверях номера палат.
Возле входа в отделение находилась палата номер двадцать, дальше номера убывали.
С каждым шагом я приближалась к сестринскому посту, но дежурная не обращала на меня внимания. Третья палата была почти в самом конце коридора, так что я должна была пройти мимо поста.
Меня отделяли от дежурной сестры всего несколько шагов, но она по-прежнему не замечала меня. Она вообще не шевелилась – склонилась над столом, опершись подбородком на сложенные кулаки.
Я сделала еще шаг вперед и растерянно остановилась.
– Девушка! – проговорила вполголоса. – С вами все в порядке?
Она не шелохнулась.
Я сделала еще один шаг, осторожно прикоснулась к плечу дежурной.
Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы нарушить хрупкое равновесие, – локти разъехались, и девушка упала лицом на стол.
Я испуганно отшатнулась, затем преодолела страх, наклонилась над ней и приложила пальцы к шее.
На шее ровно билась жилка. Сестра была жива, она всего лишь спала – но сон ее был неестественно крепким. Наклонившись, я почувствовала запах, который все объяснил, – острый и резкий запах хлороформа.
И тут же я увидела на столе тревожно мигающую лампочку вызова.
Мигала лампочка под номером три.
Я оставила сестру (все равно я ничем не могла ей помочь) и бросилась к третьей палате.
Однако перед дверью палаты я остановилась, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.
Мыслей было немного, если честно – всего две.
Если люди из черной машины опередили меня, если они уже нашли и убили Сергея Капустина, я ему ничем не могу помочь – ворвавшись в палату, только подставлюсь под пулю.
Если же он пока жив, – а мигающая лампочка на столе дежурной говорит в пользу этой оптимистической гипотезы, – тем более не имеет смысла врываться в палату, как в магазин в первый день распродажи.
Я тихонько, стараясь не скрипнуть, приоткрыла дверь и проскользнула внутрь палаты.
Там было темно. В первый момент я вообще ничего не увидела, как будто оказалась в закрытом погребе. Вспомнив один из уроков, которые давал мне дядя Вася на первых порах нашей совместной работы, я изо всех сил зажмурилась и снова открыла глаза. Этот нехитрый прием позволяет быстрее привыкнуть к темноте.
Действительно, теперь я кое-что могла видеть – передо мной была небольшая палата на четыре кровати. На той койке, которая стояла слева от меня, кто-то лежал.
Я хотела включить свет, но тут за дверью палаты послышались приближающиеся шаги. Я охнула и скользнула в сторону от двери, прижалась к стене и затихла, как мышь.
И тут… тут я услышала совсем рядом, может быть, в полуметре от меня, человеческое дыхание.
Мурашки побежали по моей спине, я с трудом удержала рвущийся из горла крик, хотела отбежать в другой угол комнаты…
Но ничего не успела предпринять: дверь палаты бесшумно открылась, и в нее проскользнула темная фигура.
Новый страх начисто выдул из моей души страх предыдущий. Я начисто забыла о недавно пугавшем меня звуке дыхания и с ужасом смотрела на таинственного незнакомца. У моего нового страха была вполне конкретная причина.
Мои глаза уже вполне привыкли к темноте, так что я смогла разглядеть даже кое-какие подробности. Во-первых, это была не медсестра и даже не врач. Это был мужчина в черном облегающем костюме. И главное – в руке незнакомца было нечто, чрезвычайно похожее на пистолет с очень длинным стволом.
Из дяди-Васиных уроков, а также из детективных книг и фильмов я знала, что так выглядит пистолет с глушителем.
Моя догадка немедленно подтвердилась: незнакомец огляделся, скользнул к левой кровати (той самой, на которой кто-то лежал) и поднял руку с пистолетом.
Один за другим раздались три негромких хлопка, как будто кто-то откупорил три винные бутылки.
Я едва сдержала крик отчаяния и разочарования: я опоздала, совсем немного опоздала, но теперь уже ничего не могу изменить – Сергей Капустин убит…
Но в ту же секунду произошло сразу несколько неожиданных событий.